остаток жизни и что это будет за жизнь без милости Генриха. Она, не строила никаких иллюзий, знала, что не получит его прощения.
Желая оттянуть минуту встречи с королем, Анна задержалась на пути к арене: она засмотрелась на Марка Смитона, который с трудом удерживался на норовистой лошади, которую он недавно купил. Рядом покатывались со смеху Арабелла и Мадж Скелтон. Марк, несмотря на свой пышный наряд, был никудышным наездником. Анна тоже не удержалась и улыбнулась. Она чувствовала себя легко и свободно в обществе этих двух замечательных девушек, отсутствие Джейн Рочфорд и Джейн Симор вселяло покой в ее душу.
— Господи, Марк, куда это ты так разоделся? — поддразнила она его.
— На обед к секретарю Кромвелю, — напыщенно произнес он и преисполнился при этом чувством собственного достоинства.
— А с каких это пор ты на короткой ноге с Томасом Кромвелем, ведь он такая важная персона! Никогда не присутствовал на подобных легкомысленных турнирах, а тут вдруг переменился и решил подружиться с тобой да еще пригласил к себе? — с плутовской улыбкой поинтересовалась Арабелла.
— У него собираются гости, Белла, а кому-то надо петь, — подхватила Мадж. — Вот откуда у нашего соловья появилась лошадь!
Но Смитон, покраснев до корней волос, важно достал из кармана изрядно помятое письмо и, с трудом удерживаясь в седле, наклонился и помахал у них перед носом бумагой, на которой отчетливо была видна личная печать Кромвеля.
— До него дошли слухи, что я часто провожу время с королевой, тогда как многие покинули ее, — самодовольно заявил он, бросив на Анну взгляд, полный обожания.
Затем с торжественным видом Марк выехал на дорогу, ведущую в Лондон.
Женщины рассмеялись ему вслед, а Маргарэт прошептала что-то насчет опасности, идущей от таких вот напыщенных пижонов.
— Уилл Бриртон говорил, что все недоумевают, где он достает деньги, — вскользь заметила Мадж.
Насмешки девушек вдруг напомнили Анне, с какой нежностью он обращался с ней в те ужасные часы.
— Бедный наивный мальчик! — вздохнула она, тронутая его преданностью; ее собственные страдания смягчили душу Анны.
Но вскоре она напрочь позабыла о фрейлинах и о певце. Приняв царственную осанку, Анна приблизилась к королевской трибуне. Она старалась изо всех сил унять нервную дрожь, которая охватила ее при мысли о встрече с Генрихом. Начнет ли он снова укорять и позорить ее на глазах у всех?
Но волнения ее были напрасны. Хотя он ни разу не улыбнулся ей, не обратился с личным вопросом, Генрих строго придерживался существующего этикета — торжественно поклонился, ответил на вопрос о его самочувствии, в свою очередь официально справился о ее здоровье, затем усадил ее подле себя, и никто, кроме самых близких людей, не заподозрил что-либо неладное между ними. Анна была королевой Англии и королевой турнира. Слегка бледная после болезни и жестокого разочарования, но по-прежнему элегантная и красивая. Может, ей снова улыбнется фортуна и вновь зазвучат колокола…
— Так и надо этой ведьме, она превратила доброго короля в тирана! — ворчали злые завистницы.
Но Анна переносила свое горе с таким достоинством, что женские сердца смягчились к ней.
Когда прозвучали фанфары и Норфолк как главный маршал торжественно возвестил об открытии турнира, Анна попыталась сосредоточить свое внимание на событиях, происходящих на арене, и не думать о грозном мрачном человеке, сидящем рядом. Ей это удалось, поскольку Генрих не обращал на нее внимания. Он озабоченно перешептывался с Саффолком или, когда рыцари вызывали соперника на поединок, кидались в бой, бросали друг друга на барьер, хмуро разглядывал списки желающих сразиться, в которые ему самому уже не придется вносить свое имя, не придется мериться силами и ставить на дыбы своего коня.
Анна догадалась, что вид рыцарей, не обладающих и половиной его умений, стремительно атакующих друг друга, приводит короля в бешенство, как точат его сердце мысли о нелепости положения, в которое он попал, и о потере наследника, которого он так долго ждал.
Но жалости к нему Анна не испытывала. Она отвернулась от него и решила развлечься.
При звуках труб и громком стуке копыт она наполнялась живительной силой. Как прекрасно, что она королева на таком турнире, где собрался весь цвет рыцарства, что она видит эти краски и движение вокруг. Вон брат и Бриртон, они улыбнулись ей подбадривающе, когда проезжали мимо, а Норрис, выступающий вместо короля, держит при себе ее талисман. Все они насколько могли выражали ей свои дружеские чувства, стремились скрасить небрежение Генриха.
«Мои фрейлины и мои кавалеры оказались настоящими друзьями; для них не важно, довольна ли мной высочайшая особа!» — подумала Анна и развеселилась. Она показывала пальцем, билась об заклад, гадала, кто станет победителем; зрелище полностью захватило ее — она громче всех хлопала в ладоши, когда ее молодой рыцарь вызвал на поединок ее брата и блестяще выиграл схватку с ним. Она забыла напрочь о неудовольствии короля, когда Хэл Норрис неожиданно осадил коня прямо перед трибуной.
Хэл попросил оруженосца помочь снять шлем: он весь раскраснелся от долгой борьбы и нервного напряжения и хотел немного остыть. Минуту спустя он посмотрел вверх и отдал королеве честь.
— Рад снова видеть вас, мадам! — прокричал он по-дружески, гарцуя на лошади перед нею.
Они с улыбкой, как старые добрые друзья, посмотрели друг на друга. Когда Анна увидела, что пот струится по лицу Хэла, она кинула ему носовой платок. Платок падал, кружась над шлемами алебардщиков. Норрис рассмеялся и пришпорил коня в погоне за ярким лоскутком шелка, а когда поймал его, бесцеремонно вытер вспотевший лоб.
Солнце согревало всех своими лучами, и Анне казалось, что все по-прежнему хорошо. Она забылась минутным счастьем и не заметила, как поднялся король. Не заметила она, как его бледное лицо вдруг покраснело. Реальность вернулась к ней, когда Маргарэт тронула ее за руку. Анна увидела, что волнение вызвано появлением гонца, который прокладывал путь к трибуне через толпу разодетых придворных.
— Он доставил письмо королю…
— Как он похож на племянника Кромвеля…
Смутные подозрения закрались в душу королеве. В это время Генрих показывал письмо Саффолку, затем, опираясь на плечо Уилла Сомерса и прихрамывая, начал спускаться с трибуны. Вместе со своим зятем он поторопился обратно во дворец, призывая рыцарей следовать за ним. Норриса и Бриртона тоже позвали, и им пришлось в спешке снимать доспехи. Без каких-либо объяснений турнир прервали. Король срочно выехал в Лондон и забрал с собою всю свиту.
«Наверное, Кромвель прислал ему сообщение о вторжении испанцев…» — пронесся слух по арене. Эта единственная мысль, которая могла прийти в голову легковерным и боязливым. Задача маршала упростилась: разочарованная публика быстро расходилась по домам, алебардщикам не пришлось никого разгонять.
— Вам лучше вернуться в свои покои, — любезно предложил Норфолк Анне. Он тоже собирался последовать за королем. Неизвестно было, догадывался ли он о причине столь необычного поведения Его Величества, но он упорно отказывался даже говорить на эту тему. Единственное, в чем оба были уверены, так как прекрасно знали Генриха, что, случись нападение испанцев, король обязательно объявил бы об этом подданным, собрал бы всех и повел за собой.
Остаток дня Анна провела вместе с фрейлинами в недоумении, ожидании и беспокойстве.
Только вечером, с наступлением темноты, из Лондона к ним приплыл на лодке Джордж Болейн. Джордж заплатил пажу, чтобы тот передал через Маргарэт, что он будет дожидаться королеву в зарослях ивняка на берегу реки. Такая осторожность была вызвана тем, что в Лондоне за ним следили.
Две женщины использовали ту же, что и много лет назад, уловку: они закутались в плащи, прикрыли лица капюшонами и пробрались через опустевший сад к реке. На пустые объяснения времени не оставалось.
— Нэн, письмо касалось тебя. Пришел конец всему, — сразу же объявил Джордж взволнованным тихим голосом.
— Меня? — Анна замерла, прижимая руку к бешено бьющемуся в груди сердцу.
— Все наши друзья арестованы, я могу оказаться утром в их числе — это я знаю наверняка. Король