* * *
Гарри вынырнул на поверхность от того, что его отчаянно трясли. Чьи-то руки гладили лицо, на кожу падали теплые частые капли. Осязание и обоняние работали с утроенной силой, компенсируя утраченные зрение и слух: Гарри остро чувствовал терпкий древесный запах, вцепившиеся в плечи пальцы.
Он промычал, силясь сказать:
- Тихо, волчок, у меня голова сейчас оторвется. Я тут. Я с тобой. Все нормально, не реви…
Но он ничего не видел, не слышал и не мог выговаривать слова. Хорошо, хоть закончилось действие Петрификуса - Гарри сжал запястье волчка, затем нащупал мокрое от слез лицо. Скорпиус припал к его груди, мягкие волосы щекотали шею и подбородок.
А потом совершенно беспомощного, бессильного, запертого в своем теле, как в клетке, Гарри подняли заклинанием, и он закачался в воздухе - его куда-то несли.
10. Эпилог.
Первые три дня оказались самыми тяжелыми: Гарри мог полагаться только на обоняние и тактильные ощущения и в собственном теле чувствовал себя, как в гробу. Иногда ему казалось, что он разучился даже дышать, и тогда Гарри накрывало паникой. Он начинал метаться, и кто-то - чаще всего Джинни - хватал его за руки, крепко держал, пока он не успокаивался.
Первые сутки жена от него не отходила, Гарри постоянно чувствовал запах ее любимых духов от Габриэль Делакур - «Буйство бладжеров» - ваниль, корица, жасмин, ладан, мускус и кедр. Джинни все время сжимала его ладонь, служа якорем, прочно привязывающим аврора к реальности.
Вместо благодарности Гарри испытывал раздражение: он почему-то не сомневался, что жена рада его беспомощности, такое положение дел ей очень даже по вкусу. Его полная зависимость от тех, кто рядом, и неспособность себя обслуживать, катетер над лобком и капельница в вене… Он знал, что несправедлив, но страх остаться инвалидом - без зрения, слуха, голоса и магии - заставлял срываться и переживать весь спектр негативных эмоций по кругу.
Гарри перечислял заклинания, которые мог вспомнить, в алфавитном порядке, играл сам с собой в «Магию слов» - каждое следующее заклинание начинается на последнюю букву предыдущего. Пытался, как мог, не сойти с ума.
Без переполняющей его магии он чувствовал себя выпотрошенным чучелом, набитым опилками и выставленным в музее. Пугалом огородным, в тыквенной голове которого воробьи вьют гнезда. Никем и ничем, пыльной ветошью, позабытой на чердаке за ненадобностью.
Порой он повторял какое-нибудь простенькое заклинание столько раз, что оно превращалось в бессмысленный набор букв, - но ничего, абсолютно ничего не происходило. Магия покинула его, вытекла вместе с кровью, ушла, как вода из высохшего колодца.
Гарри навещали: Джеймса он сумел узнать по пирсингу - двум металлическим шарикам, украшавшим его правую бровь, Ала по медальону, который тот носил, не снимая - внутри была четверть унции яда василиска в маленькой колбе из небьющегося стекла. Лили сменила духи, но по-прежнему забирала волосы в конский хвост. Гермиону легко было опознать по «шишке» на затылке и гладкому ободку кольца на безымянном пальце, Рона - по росту, тучности, мощным плечам и широким ладоням.
Зрение вернулось на четвертый день: Гарри проснулся, открыл глаза и тут же зажмурился. Голова закружилась, стены больничной палаты и мебель пустились в пляс. Но слух и голосовые связки по-прежнему не работали. Переждав головокружение, Гарри жестами потребовал пергамент и перо. Через несколько минут у его кровати собрался целый консилиум, светивший ему палочками в глаза, измерявший зрачки и проверявший глазное дно.
«Что с детьми?» - написал он.
«Все целы, - жена торопливо диктовала прыткопишущему перу, выпрошенному на время у одного из светил колдомедицины, ее рот открывался, но Гарри не слышал ни звука, - их отправили по домам. У взрослых заложников тоже высосали магию, но они потихоньку восстанавливаются. У помощника смотрителя уже получаются несложные заклинания, его жена извлекает искры из своей волшебной палочки. Бандиты захватили их на неделю раньше тебя».
«Что у них со зрением, слухом, голосом?»
«Восстановились полностью через пару дней после лишения магии. Как ты себя чувствуешь?»
Гарри облегченно вздохнул. Он все-таки не станет инвалидом. И - радостная новость - магия должна вернуться. Не сквиб, слава подштанникам Мерлина!
«Не помню последние полчаса перед отключкой. Видимо, обливиэйт. Скажи колдомедикам, чтоб дали зелье».
«Ты принимаешь зелья уже три дня. Пригласить легилимента?»
Гарри решительно отказался от легилименции - на следующее утро к нему вернулся голос, а на шестой день и слух. Кингсли с Корнером, узнав о том, что Главный аврор идет на поправку семимильными шагами, явились в палату с тремя тигровыми лилиями и бутылкой огневиски, переданной с большими предосторожностями, чтобы Джинни и медперсонал ничего не заметили. Они долго выясняли, что Гарри помнит о бандитах и уговаривали дать согласие на восстановление памяти.
Гарри отстраненно выслушал рассуждения старшего аврора, рассказавшего о результатах легилименции, примененной к смотрителю, его помощнику и их женам. Штатным легилиментам удалось вытащить из их памяти образ музыкальной шкатулки с фигуркой джокера на крышке, трубками и иглами, но принцип действия артефакта невыразимцы понять так и не сумели.
Гарри помогать коллегам не желал - он не собирался пускать в свои воспоминания посторонних. Легилимент мог увидеть то, что не предназначено для чужих глаз. Поцелуй, подаренный Скорпиусу на прощанье. Их постельные утехи. Чувства, которые Гарри боялся вытаскивать на поверхность, не смея признаться в них самому себе.
Он ни разу не спросил о Малфое, оберегая себя от разочарования. Нет, правда, чего он ждет? Что Скорпиус будет дежурить под дверью палаты, придет справляться о его здоровье, изойдет горючими слезами и потеряет покой, сон и аппетит? Лагерная жизнь закончилась, не будет больше костров, купаний, огромных звезд, отражающихся в воде, мягкой травы и спелой земляники, гибкого тела и сияющих серых глаз. Все прошло.
На пергаменте под пером Гарри один за другим появлялись павлины, обладавшие вздорным характером, драчливые, по-петушиному задиристые. Разбившись на пары, они выясняли отношения так, что только пух и перья летели в стороны.
- Есть новости, которые поднимут тебе настроение, - вступил в разговор Кингсли, когда Майкл Корнер умолк, исчерпав все пришедшие ему в голову аргументы. - Мы представили тебя на Орден Мерлина первой степени. Трижды Герой Британии - такого волшебника в истории еще не было. Ты живая легенда, Гарри. Вечная слава, ореол мученика, спаситель магии, ну ты ведь читал Пророк?
Перо дрогнуло, расплывшаяся клякса поглотила последнего из нарисованных павлинов; от косящей глазом на дерущихся соседей птицы остались лишь длинный сложенный хвост и хохолок.
- Так мой рейтинг подрос? - Гарри отложил перо и вытер перепачканные пальцы полотенцем. Будь у него магия, он воспользовался бы Тергео. - Очень кстати, я как раз хотел обсудить судьбу Барлоу и Брукса.
Кингсли поморщился и махнул рукой.
- Обсудим, - пообещал он, - не переживай. Мы с тобой всегда договоримся. Давай вернемся к нашим баранам. Похоже, Кабан откусил больше, чем смог проглотить… Его шкатулка взорвалась, и нашего умельца размазало по стенам. Не осталось ни кусочка больше ногтя размером. Слишком много магии они туда закачали - пожадничали, да и твой потенциал был намного выше среднего. Когда Кабан попробовал перелить магию себе, его распылило на атомы.
- Получил по заслугам, - Гарри пожал плечами. - Награда нашла своего героя. Что тебя беспокоит, Кингсли?
- Кабан погиб, но Кабаниха скрылась, - Майкл кивнул на стакан, стоящий на тумбочке, и жестом показал, как откручивает голову бутылке. - Эта ведьма опасна - шкатулка наверняка ее разработка. Я налью?
- Наливай, - Гарри вздохнул, скомкал пергамент и кинул его в мусорную корзину, стоявшую у двери. Попал. - Слушайте, во мне нет ни капли магии, и я не знаю, когда она восстановится… Боюсь, мне придется уйти из аврората.
