— Николай Николаевич, нельзя швыряться такими обвинениями. Англичане и поляки утверждают, что в России сущестаует сильная подпольная организация, — сказал фон Лампе
Тогда же Федоров побывал в Париже, встречался на рю Гренель с В. А. Маклаковым, который в глазах западных держав euu считался русским послом. 27 августа его принял великий князь Николай Николаевич в Шуаньи.
«Через несколько месяцев после этого, — вспоминал Шульгин, — я получил сведения, что мой сын, которого я считал погибшим, жив и находится в Советской России, но собственными силами выбраться оттуда не может. Источник, из которого я почерпнул это известие, не имел ровно никакого отношения к Федорову. Однако когда предо мной стала перспектива необходимости как-то пробраться в Советскую Россию, разыскать сына и вывезти его оттуда, то я вспомнил приглашение Федорова:
— Милости просим…»
Та же мысль есть и в его книге «Три столицы», но без упоминания уже имени Федорова.
Так что же это были за «сведения» и даже «известие»?
Шульгина уже давно звал в Париж его старый знакомый В. А. Маклаков, который обитал в своей резиденции на улице Гренель, 6.
В сентябре 1923 года Шульгин поехал к нему и был радушно принят. Василий Алексеевич и его сестра Мария Алексеевна старались, чтобы В. В. чувствовал себя, как дома, но он сроду не живал ничьим нахлебником и от неловкости ходил даже наниматься статистом на кинофабрику.
Как-то он прочел во французской газете такое объявление:
«Мадам Анжелина Сакко предсказывает будущее и дает совет мы. Плата — пять франков».
Боже, подумал Шульгин, та самая Анжелина!..
В. В. разыскал ее по указанному в газете адресу.
Она встретила его словами:
— Вы у меня уже были.
— Какая у вас прекрасная память…
— Нет, память плохая… Но я узнаю тех, кто был у меня… Тогда вы были в военной форме.
— Я к вам с тем же вопросом — что с моим сыном?
Она придвинула к себе хрустальный шар и сосредоточилась. Лицо ее нахмурилось.
— Он жив, но…
— Где он?
Она помолчала.
— Он в России. В таком месте, откуда он не может выйти.
— В тюрьме?
— Нет.
— В лагере?
— Нет.
— Так где же?
Она волновалась.
— Я не должна вам этого говорить. Не надо, не надо?..
В. В. настаивал:
— Я мужчина. Мать его вы могли бы пожалеть. А я выдержу…
И вдруг спросил:
— В сумасшедшем доме?
Шульгин знал, что у сына плохая наследственность. Екатерина Григорьевна легко возбудима, но здорова. Однако ее отец Григорий Константинович Градовский, довольно известный публицист, страдал припадками буйного помешательства. Одно время он жил у них в Киеве, и у него была так называемая черная меланхолия. Его то отвозили в лечебницу, то брали домой… А мать Григория Константиновича умерла в сумасшедшем доме. Ляля ранен в голову…
— Я не хотела вам этого говорить…
— Где он?
— В России.
— В Киеве?
— Нет. Киев я хорошо знаю. Но похоже — гористый берег под рекой…
— Какой же это город?
Она долго вглядывалась в хрустальный шар.
— Не могу сказать… Незнакомый город.
Он ушел расстроенный. Задним умом решил, что надо было заставить Анжелину заглянуть на городской вокзал. Она бы прочла название города…
В. В. бродил по улицам Парижа, зашел в католический храм. Там венчали. Тихо играл орган. Невеста в белом. И белые цветы померанца… У молодых были напряженно-счастливые лица… А Ляля в сумасшедшем доме…
Через неделю В. В. вернулся к ясновидящей, которая сказала, что он бывал в городе, где Ляля, описывала город, и стало понятно, что это Винница.
— Ив этом городе есть лечебница для душевнобольных, очень большая, — сказал Шульгин.
Анжелина подтвердила:
— Да, это Винница, теперь я это понимаю.
— Благодарю вас! — сказал В. В. — Теперь я вам верю окончательно, и мне остается только пробраться туда и вывезти сына, если это возможно.
— Это вам не удастся, — возразила она. — Не делайте этого. Вы подвергнетесь страшной опасности. Вы думаете, вас забыли? Ошибаетесь. За вами следят неотступно. Вот еще недавно у вас украли ваши фотографии.
— Нет, я поеду. Скажите мне, вы видите моего сына?
Она снова вгляделась в хрустальный шар.
— Вижу. Сейчас у него светлый промежуток. Он в сознании… Стоит у стола и держится рукой за какой-то мешочек, который у него на веревочке на шее. Вы не знаете, что это за мешочек?
— Знаю. Все мои сыновья, а их было три, болели малярией. И вот бабушки и мамушки узнали от каких-то женщин, что на старинном кладбище на горе Щековице… Вы не знаете, что такое Щековица?
— Не знаю, — ответила Анжелина.
И В. В. рассказал ей про княженье Кия, про его братьев Щека и Хорива, про то, как Щек жил на горе, названной потом Щековицей. И про кладбище на горе, и про могилу святого человека, земля с могилы которого будто бы исцеляет от малярии. Вот и носили в угоду бабушке его сыновья черные мешочки с этой землей… У Ляли, видимо, это единственная вещь, напоминающая о доме и родных.
— Вот он сейчас стоит, — сказала Анжелина, — держится за мешочек и повторяет одно имя, чтобы не забыть его, когда помрачится разум…
— Какое имя?
— Ваше. Василий.
В. В. стало зябко.
— И вы хотите, чтобы я его забыл. Не имя свое» а сына. Я должен ехать!
Анжелина поморщилась как от боли.
— Но вы не сможете ему помочь. Я вижу… Вам не удастся. За вами неотступно ходят два человека. Я вижу их следы…
— Анжелина Васильевна, вы все видите правильно. Но это уже было со мной. В двадцатом году. В Одессе. Там действительно за мной ходили неотступно два человека. Это их следы.
Но она, волнуясь, настаивала:
— Вам не удастся найти сына!
С тех пор образ Ляли, сжимавшего черный мешочек, не покидал его.
Вот почему в его будущей книге «Три столицы» появятся строки: «Осенью 1923 года я получил
