— И быстрее падают, — добавила Марджана.
— Да, — согласилась старшая женщина. «Джумана не твоя забота. Приходи сегодня ко мне, моя торговка принесет из города духи, шали, сладости. Поболтаем о том, о сем».
— А как же Соколлу? — зеленые глаза Марджаны вглядывались в море.
— Султаны уходят, великие визири остаются, — венецианка повернулась и добавила, через плечо: «Не удивляйся, если начнется дождь. Или снег. Зима здесь, — она улыбнулась, — бывает изменчива».
Эстер Хандали проницательно посмотрела на Марфу и обернулась к Нур-бану.
— Думаю, мы сможем это устроить, — сказала торговка. «Будет немного сложно, но я постараюсь. После заката доставлю твои, кадина, заказы, — она кивнула венецианке, — и скажу точно. Деньги? — еврейка не закончила.
— Вот, — Марфа показала страницу из материнской книжки и внезапно увидела в черных, красивых глазах Эстер огоньки удивления.
— Ну что ж, — торговка поднялась с колен. «Я проверю».
Нур-бану нежно поцеловала Эстер в щеку, и та выскользнула за дверь.
— Ты можешь взять что-нибудь… — Нур-бану повела рукой в сторону двора, — из своего…
— Могу, — Марфа поднялась, — но не хочу.
Джумана поежилась и набросила на себя мех. Ахмад погрел ее руки в своих ладонях.
— Когда тебе уезжать? — грустно спросила его мать.
— Через два дня, — юноша вдруг вздохнул.
— Задержись еще ненадолго, — попросила его Джумана. «Буквально на один день».
Она приблизила губы к уху сына и что-то зашептала.
Тот улыбнулся и медленно сказал: «Ну, это недальний свет. Я пошлю к нему надежного человека, все будет сделано».
— Только сначала она, — предупредила его мать и Ахмад, прижав ее к себе, пробормотал: «Ты будешь мной гордиться».
— Я уже горжусь, — поцеловала его Джумана.
Эстер разложила на ковре духи и взглянула на Марфу: «Те деньги, что у вас, кадина, в книжке. Их нет».
— Где же они? — застывшими губами спросила Вельяминова.
— Этот вклад уже забрали, — спокойно ответила женщина.
Селим, оперся на перила террасы и посмотрел на легкий снег, покрывавший берега залива.
«Еще одна зима, — улыбнулся султан. «Немного потеплеет, — выйду с Фаруком в пролив на галере, пусть сын привыкает к морю».
Он прошел по дорожке в сад. На лепестках роз виднелись прозрачные, быстро тающие хлопья. Мужчина присел и полюбовался сложным узором снежинок. «Ни один ремесленник не повторит того, что сделал, в своей милости, Аллах, — подумал он. «Христиане рисуют своего бога, и делают статуи его матери — глупцы! Нет такого художника, что сможет достойно запечатлеть прелесть Марджаны.
Селим, почувствовал, как соскучился по жене. «Надо будет распорядиться, чтобы как следует, протопили новую купальню и наполнили бассейны к завтрашнему дню. Заберу ее туда и не выпущу до полудня, а то и позже. Пусть принесут подогретого вина со специями, сладостей, — она их любит. Меха надо расстелить на полу».
Он представил себе жену, выходящую из теплого бассейна, с распущенными по спине, бронзовыми волосами, и едва удержался, чтобы не пойти к ней в опочивальню прямо сейчас.
— Как мальчишка, — усмехнулся, Селим, вспомнив себя семнадцатилетним юношей. Нур-бану было шестнадцать, и тогда он днями не отпускал ее с ложа.
Он взглянул на купальню и решил еще раз все проверить. «Мало ли, что-то не доделано, — он быстрым шагом пошел к дверям. «Лучше сейчас будет исправить, чем потом увидеть, не до того нам с Марджаной завтра будет».
— Ну, пойдем, — вздохнула Нур-бану, поднимаясь.
— Она уже там? — спросил кизляр-агаши, укутывая женщину в кашемир.
— С утра еще, — улыбнулась венецианка. «Те сладости, что вчера принесли с кухни — проверил ты их?»
— Кошка издохла, — мрачно ответил евнух. «Не понимаю, на что она рассчитывала».
— Она мечется, — Нур-бану накинула вуаль. «Понимает, что скоро конец. Тот янычар, который вчера приходил к ее сыну…»
— Он даже до переправы не доехал — кизляр-агаши открыл дверь, и Нур-бану на мгновение застыла, любуясь заснеженным садом.
В купальне было жарко. Над каменным полом клубился пар. Селим, нахмурился, и, присев на край отделанного плиткой бассейна, посмотрел на горячую воду, что медленно его наполняла.
— Я же не приказывал, — пробормотал мужчина. В белой дымке рядом с ним появилась смутно знакомая фигура — маленькая, закутанная с головы до ног.
— Ты что тут делаешь? — начал подниматься Селим. Женщина со всей силы толкнула его в грудь, и он, оступившись на скользкой плитке, полетел вниз.
— Отлично, — Нур-бану посмотрела на тело мужа и ласково погладила окровавленный, разбитый затылок. «Каждый может поскользнуться в купальне. Это печально, конечно».
— А ты молодец, — она потрепала женщину по щеке и кивнула кизляру-агаши. Тот достал из кармана плотный шнурок.
Голубые глаза Каси расширились от страха.
— Но вы, же обещали, — пробормотала служанка.
— Никогда не верь обещаниям женщин, — вздохнула Нур-бану. «Неужели ты и вправду думала, что я позволю своему сыну взять на ложе какую-то курносую простушку?».
Кася даже не успела закричать — сильные руки евнуха закрутили концы веревки, и Нур-бану увидела, как выпучились в агонии глаза девушки.
— Ну, все, — евнух отряхнул руки.
— Ее в море, его, — Нур-бану кивнула на труп, Селима, — на лед, как я тебе и говорила. Завтра приедет Мурад и все закончится.
— А что Марджана? — нахмурился евнух.
— Наша валиде-султан разумная женщина, — Нур-бану улыбнулась. «Она сделает то, о чем я ее просила. Иначе умрут ее дети».
Марджана, не глядя, перелистывала рукопись с изящными миниатюрами. Дети спали.
— Это безопасное средство, — сказал ей кизляр-агаши, передавая фарфоровый, запечатанный кувшинчик. «Два дня — это даже больше, чем нужно».
— Ты уверен? — спросила озабоченно кадина.
— Мне не велели убивать твоих детей, — он кивнул в сторону опочивальни, — мне велели сделать так, чтобы они не мешали. Они и не будут мешать.
— А если бы велели? — спросила Марджана, уже у его спины.
— Убил бы, конечно, — не оборачиваясь, ответил кизляр-агаши. «Если кто-то придет, кроме меня, или Нур-бану, и будет искать его султанское величество — не открывай дверь, и сделай вид, что вы заняты. Сама знаешь чем».
— Где Селим? — тихо поинтересовалась Марджана.
Кизляр-агаши внезапно повернулся и посмотрел на нее черными, спокойными глазами.
«Тебе какое дело? Ты же его никогда не любила».
— Она тоже, — тихо сказала женщина и отвернулась.
— Его султанское величество Селим, скончался, — сказал великий визирь, глядя на тело, лежащее
