— А вы знаете маму, месье Пьер? — подняла на него глаза Тео. «И знали раньше?».
— Это мой муж, — вздохнула Марфа, поднимаясь, держа Лизу на руках. «Петр Михайлович Воронцов. И с ним не обязательно говорить по-английски, можно и на русском».
— У тебя все это время был муж? — потрясенно сказал Теодор, откладывая альбом. «И ты не говорила нам?».
— Мама думала, что меня нет в живых, — вмешался Петя. «И я тоже так думал».
— И вы все это время любили друг друга, как синьор Петрарка любил Лауру, — восхищенно сказала Тео. «Но тогда вы должны поцеловаться! Прямо здесь!»
Теодор закатил глаза и скосил их куда-то вбок. «Фу!» — сказал он громко. «Терпеть не могу целоваться!»
— Это сейчас, — усмехнулся Петя и быстро приложился губами к щеке жены — пахло жасмином.
— Ну бегите, — сказала Марфа, укачивая зевающую Лизу. «Бегите, посмотрите еще на оленей, а то нам уезжать скоро».
— Так ты тот самый месье Пьер, — улыбнулась Марфа. «Спасибо тебе, Петя».
Он вздохнул: «Я тогда пришел как раз вовремя, накричал на Хуана и запер Тео в моих комнатах. Ну а потом приехал Виллем…, - он не закончил.
— Ты знаешь, что это Вильгельм Оранский пытался отравить де ла Марка? — внезапно спросила жена.
— Знаю, — Воронцов сжал губы. «Я просил Джона — пусть вмешаются, есть же человек при дворе Оранского, ты, как я понимаю? — Петя посмотрел на Марфу.
Жена чуть дернула щекой. «Да, мы и вмешались. Адмирал, — она помолчала, — больше не вернется в Голландию»
— И слава Богу, — Петя помолчал. «Незачем раскалывать страну».
— Виллем меня любил, — вдруг сказала жена.
— Даже слышать об этом ничего не хочу, — Петя поморщился. «Избавь меня…от подробностей».
— Да не было никаких подробностей, — устало проговорила Марфа. «Он привез меня с детьми в Дельфт, — зная, что для него появиться там, все равно, что положить голову на плаху. А одну отпустить он меня туда не мог — Виллем был рыцарь, и знал, что такое — честь».
— Особенно, когда он торговал чужими письмами, — ядовито сказал Петя.
— Да, а ты их — покупал, — заметила жена. «Так что не надо мериться, — кто из вас больше рыцарь, Петруша».
Они стояли рядом, молча, наблюдая за убегающими в парк детьми.
— Мальчик понятно, откуда, — вдруг, холодно сказал Воронцов.
— Мальчика зовут Федор, — спокойно поправила его Марфа.
— А Тео моя? Не похожа она на меня-то, — Петя посмотрел на жену.
— Феодосия не твоя, — женщина сцепила ухоженные, сияющие кольцами руки.
— Десять лет ей, значит, — Петя помолчал и вдруг жестко, не смотря на Марфу, спросил: «Ты прямо там, на лужайке, где я раненый валялся, ноги раздвинула, или подождала немного все же?».
Любая другая на ее месте, — подумал вдруг Воронцов, — заплакала бы. Но это была его жена.
— Если ты, Петя, собираешься меня ранить побольнее, — спокойно сказала Марфа, «так ты знай, что не получится у тебя.
Я за эти годы столько видела, что слова твои, — а это обида в тебе говорит, — со мной уже ничего не сделают. Хочешь, бери меня такой, какая я есть, не хочешь — я заберу детей, уеду, и более ты обо мне ничего не услышишь».
— Как ты могла, — вдруг проговорил Петя, глядя на то, как засыпающая Лиза прижалась к плечу жены.
— А что мне было делать? — Марфа помолчала. «Мне сказали, что ты умер. Тебе, как я понимаю, тоже. Я жила, ты, — она кивнула на Лизу, — тоже жил, а теперь мы можем либо жить вместе, либо — нет. Ты решай. А я, — она подхватила девочку поудобнее, — пойду с ней, прогуляюсь.
— Я в карете приехал, — вдруг сказал Петя ей вслед. «Отпусти свою».
— Я хотела в Лондон вернуться, — сказала Марфа, не оборачиваясь.
— Поедете со мной, — сказал Петя. «Мы же теперь, — он помолчал, пытаясь справиться с собой, — семья, Марфа».
— Да уж такая семья, — неслышно проговорила женщина и, поцеловав дитя в мягкую щеку, добавила: «Но ты не бойся, девочка моя, ты со мной теперь, я, же тебя первой на руки взяла».
Она вдруг вспомнила, как Изабелла, глядя на заснувшую у груди дочь, счастливо сказала:
«Следующим летом она ходить уже начнет, и говорить тоже. А я опять, — герцогиня улыбнулась, — с дитем буду, и так каждый год. А то у меня времени немного осталось, Марта, а семью хочется большую».
— Мама, — внезапно, в полудреме, сказала Лиза. «Марта-мама!»
— Спи, моя хорошая, — ласково шепнула Марфа. «Спи, доченька моя».
— Мамочка, — вдруг, почти неслышно спросила оказавшаяся рядом Тео, — а как нам теперь Петра Михайловича называть? Ведь если он тебе муж, значит нам — отец?».
— Ну посмотрим, — так же тихо ответила женщина, чувствуя всем телом внезапно навалившуюся усталость. «Как вам всем удобнее будет».
В парке пахло солнцем, теплой смолой, и немного — цветами. Марфа вдруг зевнула и потрепала по голове сына: «Оленей-то нарисовал?»
— А то! — гордо ответил мальчик и прибавил, кивая в сторону Воронцова: «Он мне нравится».
Петя посмотрел на них, и, внезапно, резко повернувшись, пошел через парк к воротам, — не разбирая дороги, не видя за льющимися по лицу слезами, — куда идет.
— Мама, а как же наши учителя? — внезапно спросила Тео, когда они уже подъезжали к усадьбе.
— Будем карету посылать, — спокойно сказала Марфа. «И вообще, — надо тогда мой лондонский дом закрыть, а вещи сюда перевезти, верно?» — она повернулась к мужу.
— Распорядись, если хочешь, — тот смотрел в окно.
— А места нам всем хватит? — поинтересовалась у него жена.
— Более чем, — коротко ответил он. «Я скоро все равно уеду, да и ты, как я понимаю, тоже».
— А как же мы? — вмешался Теодор. «Одни останемся? Я-то не против, — мальчик вдруг рассмеялся, — только она, — он погладил по голове спящую у него на коленях Лизу, — маленькая еще».
— У вас, — Петя помедлил, — тетя есть. Жена брата моего старшего. И кузены, двое.
— Мальчики! — восхищенно сказал Теодор. «Наконец-то! А лошади у вас есть?» — он посмотрел на Петю.
— Пони. Ну и большие лошади, для взрослых, — Воронцов заставил себя улыбнуться. Сын Марфы гордо сказал: «Я в Италии верховой езде научился, и Тео — тоже. Нам пони не надо».
— Еще у нас лодка есть, — неожиданно для себя проговорил Петя. «И в Грейт-Ярмуте бот стоит, твой, — он помолчал, — дядя — он же капитан. Если он надолго приедет, свозит вас в Ярмут, научит под парусом ходить».
— А как наших кузенов зовут? Они большие уже? — Тео оторвалась от книги.
— Майкл и Николас. Нет, им шесть лет в ноябре будет, — ответил Петя.
— Фу, совсем дети! — Тео сморщила нос и углубилась в книгу.
— А то ты взрослая, — ехидно пробормотал брат.
— Да уж взрослее тебя, — поджала губы Тео.
— Ну все, хватит, — вмешалась Марфа. «Взрослые не ругаются».
— Да, — отозвался Теодор, — они просто молчат, и не смотрят друг на друга. Как вы, например, — дерзко добавил он.
— Ты язык свой укороти, — посоветовал Петя.
— Ты мне пока не отец, — вдруг жестко ответил мальчик. «Мой отец — покойный султан Селим.
А ты — муж моей матери. И если ты ее будешь обижать…», — он не закончил и угрюмо замолчал.
— Никто никого не будет обижать, — вздохнула Марфа. «Дай мне Лизу, дорогой, мы приехали
