— Батюшка, — едва слышно проговорила Марфа. «А пусть Петруша с нами останется и будет мне братиком? Можно? Он хороший, мы с ним дружим».
— Нельзя, милая, — твердо ответил Федор. «Ты же знаешь, что с Петиными родителями стало?»
— В остроге они сидят, — широко открыв глаза, шепотом сказала Марфа.
— Так вот, — Федор вздохнул. «Коли Петенька с нами будет жить, и нам, то же самое грозит».
— А что, — заинтересованно спросила дочь, — разве ж можно деток в острог сажать? Они ж маленькие».
Федор поцеловал дочь.
— Поэтому Петруша и уедет. Ты спи с Богом, милая.
— Батюшка, а Петя далеко будет жить? — несмело поинтересовалась Марфа.
— Не знаю, — Федор поднялся с пола. «Но, должно быть, далеко».
— Жаль, — дочь забилась под одеяло и прижала к себе сонных котов. «Хотела б я с ним свидеться».
— Может, и свидитесь когда-нибудь. Спи, доченька, — Федор потушил свечу.
Степан посмотрел на отца, которого ввели в комнату и ужаснулся — видно было, что его били — долго и жестоко. Михайло еле стоял на ногах, и, только подняв голову, завидев сына, он попытался улыбнуться — еле зажившие губы треснули, и с них закапала кровь.
— Рассказали нам про твоего сына много интересного, боярин — остановился Басманов перед Воронцовым. «Не верю я, что не знал ты, будто Степан в ересь опасную впал и преступникам из-под стражи помогает бежать?»
— Не знал я ничего, — хмуро ответил Воронцов. «Я ж говорил тебе уже и еще раз скажу — не знал! Даже если ты мне все оставшиеся зубы выбьешь, все одно мой ответ не изменится».
— Не изменится, — задумчиво проговорил царь, что стоял, повернувшись спиной к Воронцовым. «А скажи мне, Михайло Степанович, сынок твой младший, Петя, где он?»
— Не знаю, — растерянно ответил стольник. «Как увозили меня с Рождественки, он там был».
— А сейчас нет, вот какая незадача, — прищелкнул языком царь. «Как сквозь землю провалился Петенька. Жена твоя, Прасковья, говорит — убежал мол, один куда-то».
— Как же это, государь, — шагнул вперед Михайло. «Как же мальчик шестилетний один на Москве будет? Надо ж искать его!»
— Затрепыхался, — рассмеялся Иван Васильевич. «А не сам ли ты, Михайло Степанович, переправил куда сына? К сродственникам, али в вотчины? Не помнишь?
— Да на что тебе дитя-то сдалось? — громким голосом вмешался Степан. «Или ты заместо татар со своим народом воевать хочешь?»
— Ты, Степа, глаза уже лишился, — царь подошел к нему совсем близко, так, что юноша чувствовал его горячее, звериное дыхание, — велеть Алексею Даниловичу, чтобы он тебе язык укоротил? Он может. Не сейчас, конечно — сначала ты ему все расскажешь — и про монаха Феодосия, и про то, кому ты его в Твери передал и куда его повезли далее».
— Не расскажу, — коротко ответил Степан. «Хоша ты меня на кол сажай»
— На кол ты у меня, Степа, сам запросишься, — ласково ответил царь. «Ты погоди, мы ж еще только начали».
— Как начали, так и закончим, — обрубил Степан.
— Предерзкие нынче отроки-то пошли, — обернулся царь к Басманову. «Ты, Степа, не торопись — ты ж еще смерть-то можешь миновать».
— Это как это? — хмуро спросил юноша.
— А просто, — царь все еще стоял совсем близко. «Вот батюшка твой родной перед тобой стоит — возьми в руки нож, да и пересеки ему горло. И сразу мы тебя отпустим.
Даже про монаха пытать не будем — Бог с ним, мало ли холопов кажный день в Литву али Ливонию бегает! — царь махнул рукой и продолжил.
— А мы с Алексеем Даниловичем тайну твою хранить будем. Перережешь отцу горло — и гуляй на все четыре стороны.
Парень ты молодой, семья у вас богатая, отбирать я у тебя ничего не буду — своего достает, а что глаза у тебя нет — так это не страшно, главное — что голова есть на плечах. Ну, так что, давать тебе нож, Степан?
Юноша посмотрел на отца, стоящего с прямой, не сгорбленной спиной, и увидел, как Михайло улыбается.
— Ежели ты мне, государь, нож дашь, — ответил Степан, — то первый же удар сам же и получишь. А потом будь что будет.
После трапезы Феодосия посмотрела на детей и сказала:
— А ну-ка, давайте на конях прокатимся! А то, сидя в усадьбе и закиснуть немудрено! Петя, ты как, сам ездишь?
— Конечно, — ответил мальчик. «Уж с год как на коне сижу»
— А мне батюшка и матушка пока не разрешают, — погрустнела Марфа. «Только если впереди них».
— Это потому что ты маленькая! — Петя высунул язык. «А я большой, что, съела!»
— Ах, ты! — задохнулась от обиды Марфа. «Вот не дам я тебе Черныша, раз ты обзываешься!»
— Жадина! — крикнул ей Петя.
Марфа бросила в него деревянной солонкой, — не попала, — и, сжав губы, слезла со стула.
— Вот сейчас я тебе покажу-то, — сказала она угрожающе, сжав кулачки. «Проси прощения, а не то…»
— Не догонишь, не догонишь! — рассмеялся Петя и выбежал из трапезной.
Марфа поспешила за ним.
— Федосья, — раздался снаружи голос мужа, — чего это с детьми приключилось?».
Она вышла на крыльцо и усмехнулась — Петя взобрался на забор, а Марфа снизу кидала в него грязью.
— Да ничего, — она прижалась к плечу мужа. «Они ж дети — лучше пусть так, чем слезы да хлюпы».
— Как думаешь, — спросил ее Федор, — забудет Петя-то?»
— Не забудет, — Федосья покачала головой. «Батюшка отписал, что завтра за ним должен уже человек приехать — повезут Петю первым делом на Чудское озеро, а оттуда — уж в Колывань.
Чтобы в Новгород не заезжать-то, а то опасно это — везде глаза, да уши».
— А Феодосия в Новгород-то возили? — Вельяминов испытующе посмотрел на жену.
— Откуда мне знать? — та пожала плечами. «Батюшка мой, Никита Григорьевич, человек скрытный. Ты думаешь, я тайны хранить умею? А ты попробуй, так как он — кажный день ровно на краю обрыва, один шаг неверный и костей не соберешь».
— Вот как началось это, я и сам — ровно на краю обрыва, Федосья — угрюмо ответил ей муж.
— Жалеешь, что ль? — женщина взглянула на него.
— Ежели б я один был… — вздохнул Федор. «А почему в Колывань-то?»
— Там у батюшки друзья по торговле есть, так Петю, может, приемным сыном куда возьмут.
— Он же Воронцов! — вскинулся Федор. «Боярин же, не торговая косточка».
— Знаешь, Федя, — жестко сказала Феодосия, — как зачнешь умирать, так Господь тебя не по званию твоему судить будет, а только лишь по делам твоим.
— Права, — усмехнулся Вельяминов, и, прижав жену к себе, поцеловал в щеку. «Дети-то заняты… — задумчиво сказал он.
Марфа и Петя уже успели помириться, и строили что-то в большой куче песка за амбарами.
— Я им коней обещала, — слабо запротестовала Федосья.
— Ну, вот что, хватит, — обнял ее муж. «Как начнешь спорить, так и не остановишься, Федосья.
Давай-ка живо в опочивальню, быстрее ветра, небось, самой же хочется, а?»
Тут уж Вельяминова как не сдерживалась — но рассмеялась и легко побежала вверх по лестнице — впереди мужа.
