Вельяминовы. Начало пути. Книга 1

волн.

«Изабелла», за постройкой которой он сам наблюдал на верфях в Лондоне, прошлой осенью, когда королева Елизавета вызвала его в Англию, чтобы возвести в рыцарское достоинство, — была сработана с великим тщанием и аккуратностью. Степан самолично излазил весь корабль — от мачт до трюмов, он ругался с мастерами и велел оснастить «Изабеллу» двойным пороховым погребом и запасными пушками.

Уже тогда, сидя в большом кабинете покойного Клюге, он изучал карты. Такого безрассудства не предпринимал еще ни один английский капитан.

— Может получиться, — бормотла он, покусывая трубку. — Ох, и напьюсь я, если получится.

Вороном прозвали его в Карибском и других морях, которые он исходил вдоль и поперек за последний десяток лет.

Рыцарем он стал в награду за перехваченный из-под носа испанцев у галисийского берега караван с мексиканским серебром. Команда тогда ходила по Лондону в счастливом угаре — они сгрузили к ногам королевских чиновников на плимутском рейде больше пятисот мешков с отборными слитками. Степан знал про караван давно — в прибрежных карибских городах были у него прикормленные людишки, и он был в курсе обо всем, что творилось на суше. Он крался за испанцем через всю Атлантику, — осторожно, не высовываясь, вспоминая слова Якоба Йохансена, своего первого учителя морского дела: «Хороший капитан всегда знает, когда и кому стоит показывать свой флаг».

Воронцов загнал старую верную «Жемчужину» в уединенный залив пустынного острова и полностью переоснастил корабль. Закрашено было название, снята с носа гологрудая золотоволосая красавица, поставлены дырявые паруса. «Жемчужина», знаменитая от Дублина до Молуккских островов, преобразилась до неузнаваемости. И когда Воронцов вынырнул из густого бискайского тумана и расстрелял ничего не подозревающего флагмана флотилии почти в упор, на испанском борту уже трепетал белый флаг.

Королева Елизавета, опустив шпагу на его плечо, сказала: «Поднимись, сэр Стивен Кроу». И добавила, чуть понизи голос: «Серебро, Ворон, ты мне уже принес, а теперь отправляйся за золотом.

Сейчас он вез подарок своей королеве, такой, какого не держал в руках еще ни один человек на земле. Кроме него, Одноглазого Ворона.

Степан залпом выпил принесенный с камбуза кофе и вышел на палубу. Небо клонилось к закату, в паруса ровно дул западный ветер, вокруг — ни души. С таким ветром дней пять они будут у берегов Ирландии. Степан специально забрался далеко к северу, — с грузом, что лежал в его трюмах, не стоило маячить на привычных маршрутах.

Ох, и забегали жители Кальяо, когда «Изабелла», обогнув остров Святого Лаврентия, показалась на рейде с расчехленными пушками и дала первый залп по городу. Все военные галеоны испанцев были далеко на севере, у берегов Панамы. Помощи городу ждать было неоткуда.

Там Степан, конечно, наполнил трюмы — но главное, то, ради чего, он и затеял этот смертельно опасный рейд, ждало его в укромной бухте к северу от города. Запрятанный в холст тайный груз под покровом ночи подогнали на шлюпке к «Изабелле» и подняли на канатах. Любой неосторожный вопрос, заданный хоть из простого любопытства, карался смертью.

Королева намекала Степану, что мог он пойти и в противоположном направлении, — попробовать пробиться вдоль берега Московии в поисках неуловимого Северо-Восточного прохода, который искали Ченслор и Виллоуби той осенью, как Степан бежал из России.

Однако капитан Воронцов ненавидел холод еще с первой своей зимовки в Сент-Джонсе, где из-за мороза носа было не высунуть из каюты. С тех пор он предпочитал ласковые южные моря. Да и не тянуло его в Московию. Не то, что Петра, который, едва унаследовав торговлю после покойного Мартина Клюге, сразу засобирался на восток.

Не один, конечно — Степан не отпустил бы единственного, осьмнадцати лет, мальчишку одного. Петя ехал с английскими купцами, с патентом и привилегиями от королевы, но, зная брата, Степан был уверен, что, оказавшись в Москве, Петя первым делом побежит на Воздвиженку.

На палубу вышел Черныш и потерся спиной о мачту. Это был сын того Черныша, что Петька тащил всю дорогу из Москвы. Первый Черныш был еще бодр и гонял мышей в торговом доме «Клюге и Кроу», в лондонском Сити.

Степан поднес к глазу подзорную трубу. Про него говорили, что «Ворон одним глазом видит то, что другие двумя не замечают». Он знал это.

— С юга идет испанец, с запада — шторм. Интересно, от кого мы сбежим быстрее.

Дон Педро де Альварадо-и-Контрерас сыпал проклятиями. Чертов англичанин заметил его первым и прибавив парусов, резво уходил на северо-восток.

— Будто сам дьявол ему в паруса дует.

Старик боцман, ходивший еще под началом Магеллана, вздохнул.

— Это Ворон. У него новый корабль, тот, что обстреливал Кальяо.

— Старый знакомец, — процедил дон Педро. — Но откуда он в Перу?

— Проливом Всех Святых и потом на север, — пожал плечами боцман.

— Зимой? Он что, безумец? — Контрерас нервно заходил по палубе «Святой Магдалены».

— На то он и Куэрво. — Старик назвал Воронцова испанским прозвищем. — Видать, в трюмах есть у него что-то, иначе он нас уже вызвал на бой.

— Сейчас посмотрим, кто быстрее. — Контрерас выкрутил штурвал до отказа.

Степан спустился в каюту, здесь было как на «Клариссе» и «Жемчужине» — потертый ковер, на котором вперемешку висели шпаги и кинжалы, обитая кожей шкатулка для пистолетов, шкатулка черного дерева с корабельными бумагами, карты на стенах и просторном столе.

Воронцов открыл шкатулку и достал письма Изабеллы, пожелтевшие, с выцветшими чернилами. Он сунул их под рубашку, поднес к губам жемчужину, которую дала ему Белла перед смертью.

Обречены на скитания.

— Капитан, — постучали в дверь. — Шторм по левому борту.

Степан взбежал на палубу. Испанца видно не было, кишка тонка, ехидно подумал Воронцов, но на горизонте вырастала черная, низкая туча.

— Уйдем? — спросил помощник.

— Навряд ли. — Воронцов приказал убавить парусов, ветер с запада дул такой, что и на половинном оснащении они будто летели по волнам.

— Да что за черт! — взорвался Контрерас. — Когда мы его догоним?

— Он Куэрво, — боцман суеверно скрестил пальцы. — Сейчас он нас заманит в бурю, а сам улизнет, сколько раз уж так бывало.

— Ну уж нет, — испанец приказал добавить парусов. Они шли за «Изабеллой» в самое сердце урагана.

Воронцов спустился в трюм, где лежал подарок для Елизаветы. Он осторожно коснулся внушительного холщового свертка. Его несли через джунгли и ущелья, спускали в пропасти и сплавляли по рекам. Ворон, прослышав, что есть такое диво на свете, не жалея денег, построил лучший на свете корабль, набрал бывалых моряков и прошел туда, куда до него не ступала нога англичанина. И все ради того, чтобы королева посмотрела на него так, как тем сырым весенним вечером в Гринвиче, ради того, чтобы увидеть улыбку на ее устах.

Он сорвал холст и, как и в первый раз, благоговейно застыл перед огромным изумрудом, сиявшим в глыбе породы.

«Изабеллу» тряхнуло. Корабль, кренясь на правый борт, взбирался на злые свинцовые волны. Испанцы были уже совсем рядом, можно было разглядеть развевающийся на корме королевский стяг и имя корабля. «Святая Магдалена».

— Не будет он стрелять, — рассмеялся Степан. — Побоится.

— А мы? — с опаской спросил помощник.

— А мы будем. — Воронцов отдал команду пушкарям. Он сам встал к оружию — в стрельбе ему равных было поискать. Ядро, выпущенное из капитанской пушки, переломило фок-мачту испанца пополам.

Контрерас едва удержал сразу охромевший корабль. Только такой безумец, как этот Куэрво, мог