Осенью и пойдет, наверное. Господи, ну дай ты мне еще, — Матвей вдруг улыбнулся, — ну хоть полтора десятка лет еще. Никита Григорьевич чуть до сотни не дотянул, может, и у меня получится.
Дэвид зевнул и, покрутив головой, опять задремал. «На Митьку похож, — вдруг подумал Матвей. «Жалко, что так не назвать было. Но все равно — в честь царя Давида, помяни Господь кротость его, тоже хорошо. Мария-то с Дэниелом своего Теодором окрестят. Или Мартой, если девочка. Ах, Марфа, Марфа, — он, едва дыша, осторожно, поправил на ребенке одеяльце, — увидишь ли ты своего Федю? Поляков-то выгнали из Москвы, новый царь там теперь будет, мальчишка, а о Федоре и Лизе так и не слышно ничего. Ну да, торговли нет, корабли не ходят, не с кем письма посылать».
Дверь чуть скрипнула, и Матвей услышал озабоченный голос жены: «Как вы тут?»
— Справляемся, — хохотнул Матвей, и спросил: «Что там Мария?»
— Да все хорошо, — Джоан оглядела опочивальню и, взбив подушки, разогнувшись, добавила:
«Уже скоро внука увидим. Ну, или внучку. Там Покахонтас пока с ней».
— Иди-ка сюда, — ласково велел Матвей, и посмотрев на сына, сказал: «Спит, ровно ангел».
Джоан взяла руку мужа и поднесла к своей мягкой, теплой щеке. «А вот сейчас проснется, — Матвей тихо рассмеялся, — и есть запросит».
— Спасибо, — вдруг сказала Джоан, так и не выпуская его руки. «Спасибо, Мэтью».
— Заладила, — проворчал мужчина и подтолкнул ее к двери. «Сейчас не только он проголодается, — Матвей кивнул на младенца, — но и все остальные с прогулки вернутся, за стол сядут, пусть там Покахонтас приготовить что-нибудь, перекусить».
Жена внезапно рассмеялась и поцеловала его в седой, пахнущий мускусом висок: «Дэниел мне говорил, ты на совете опять ребенком хвастался?»
— Не хвастался, — наставительно ответил Матвей, — а просто сказал, что не след войну продолжать, раз у нас тут дети маленькие. Ну, Дэвид, к примеру. А потом, — он полюбовался просыпающимся сыном, — ну как таким красавцем не похвастаться, а? Ну все, корми его, я пока к Марии схожу.
Он взял сына — ловко, умело, и тот, улыбнувшись, потянулся к матери.
Матвей на мгновение, нежно, прикоснулся к отделанному кружевами чепцу жены и вышел.
— Господи, — подумала Джоан, глядя на то, как сын жадно, сильно сосет грудь, — ну как мне тебя благодарить, Господи? А ведь хотела руки на себя наложить, в реку броситься. И вот, — она погладила Дэвида по пухлой щечке, — вот как все обернулось.
Дверь внизу стукнула и озабоченный голос Дэниела спросил: «Все хорошо?»
Джоан вышла на лестницу и сказала: «Ты иди к ней, милый. Отец сейчас там. Я докормлю и сменю его».
Покахонтас, что-то напевая, нарезала хлеб. Джоан оглядела большую, ухоженную, чистую кухню, и протянув девушке сына, улыбнулась: «Возьмешь Дэвида во двор? Он поел только что. Там мистер Рольф, — женщина выглянула в окно, — с детьми».
Черные, большие глаза Покахонтас чуть улыбнулись. «Ну конечно, миссис Джоан, — она приняла ребенка, и восторженно сказала: «Ну, Дэвид, ты у нас с каждым днем все толще».
Джон Рольф стоял, прислонившись к столбику крыльца, глядя на закат, что спускался над вершинами гор.
Покахонтас вдохнула свежий, вечерний воздух, и, Тео, увидев ее в дверях, подбежав, рассмеялась: «Мы с Маргарет за ним присмотрим, и Чарли тоже тут, он корм лошадям задает. А вы прогуляйтесь с Джоном».
Девушка почувствовала, что краснеет, и, взглянув в серые глаза Рольфа, ответила: «Ну, разве что только до реки, мистеру Рольфу домой надо».
Джон откашлялся и проговорил, смотря куда-то в сторону: «Я был бы очень рад, мисс Покахонтас».
Они пошли к воротам, а Маргарет, наклонившись, взяв у Тео ребенка, пощекотав его, хмыкнула: «Ох, и хитрая ты, дорогая моя».
Тео подняла невинные, каштановые глаза и ответила: «Ну что ты, они всего лишь дойдут до пристани, и все».
Джоан стерла пот со лба Марии и сказала: «Ты покричи, дома нет никого, все во дворе. Не стесняйся, покричи».
— Да мне, — Мария, тяжело дыша, уцепилась за руку мужа, — не больно. Ты…только не уходи…, Дэниел.
Он придержал жену за плечи и твердо прошептал ей в ухо: «Я всегда буду с тобой. Потерпи, совсем немножко осталось».
Мария откинула голову с распущенными, золотистыми косами и громко, жалобно застонала.
«Вот так, — Джоан опустилась на колени и подставила чистый холст, — вот так, девочка.
Волосы-то ваши, золотистые. Еще немножко, постарайся».
Дэниел тихо сказал ей: «Я люблю тебя, слышишь, люблю!», и Мария, плача, широко раскрыв рот, откинулась назад, прямо в его объятья.
Ребенок кричал — громко, настойчиво, и Джоан, вытерев его, передав отцу, улыбнулась: «Вот ваш Теодор, большой и здоровенький».
Дэниел покачал дитя, и вложив его в протянутые руки Марии, устроился рядом. «Мальчик, — сказала она, всхлипнув. «Наш мальчик, Дэниел. Наш сын. Папа! — она подняла глаза. «Папа, милый, у вас внук».
Матвей увидел золотистые, как сено волосы и осторожно, нежно коснулся завернутой в пеленку головы ребенка. Тот открыл младенческие, туманные, синие глаза, и поискав грудь матери, приник к ней.
— Царя Ивана Великого, — вдруг подумал Матвей, — наследник. Теодор Бенджамин-Вулф.
Господи, да кто бы мог подумать?»
Он посмотрел на дочь и зятя, — Мария положила голову на плечо Дэниелу, тот ласково обнимал жену, что-то тихо говоря, гладя ее по щеке, и услышал голос Джоан: «Я сейчас тут приберу все, и надо воды согреть, искупать мальчика. А потом и поедим».
— Да я сам согрею, — усмехнулся Матвей. «Слава Богу, с очагом пока умею управляться». Он наклонился над Марией, и, поцеловав дочь в лоб, ворчливо велел: «Чтобы не последний, слышите?»
— Обещаем, дедушка, — Дэниел посмотрел в большие, васильковые глаза жены и подумал:
«Господи, как я счастлив».
Тео поскреблась в дверь и робко спросила: «Мама Мария, а ребеночек уже родился?»
— А как же, доченька, — отозвалась та. «Иди, посмотришь на братика своего».
— Давай, мышка, — Дэниел посадил дочь к себе на колени. Матвей взглянул на них и сказал жене: «Ну, пошли, пусть семьей побудут».
Он оглянулся на пороге, и, незаметно перекрестив их — тихо закрыл дверь.
— Дорогая бабушка Марта! — Тео погрызла перо и посмотрела во двор. Дэвид сидел на расстеленном по земле лоскутном одеяле, возясь с деревянной тележкой. Джоан кормила кур. Откуда-то сверху доносился женский голос — Мария пела колыбельную.
— Дорогая бабушка Марта! У вас есть новый правнук — Теодор. Неделю назад мы его окрестили, дедушка Мэтью был крестным отцом, а я — крестной матерью, — Тео улыбнулась и продолжила писать. «Мисс Покахонтас передает большой привет тете Полли, тете Рэйчел и дяде Питеру. У нас все хорошо, я учусь, мама Мария со мной занимается музыкой, а дедушка Мэтью — французским. Как там тетя Мэри, вернулись ли они из своего плавания?
— Вот моя рука — Тео взяла чистый лист и обвела свою ладошку, а ручки Дэвида и Теодора — внизу письма. Дорогая бабушка, целую вас и дедушку Виллема, дедушку Майкла, тетю Марту и ее семью, и моего дядю Стивена. Мне тут нравится, Джеймстаун очень красивый, и, как вы и просили, мы с мамой Марией присматриваем за надгробиями. Пожалуйста, помолитесь на могиле мамы Юджинии и бабушки Тео. Мы вам посылаем табак для дедушки Виллема, и меха. Приезжайте к нам в гости, мы вас очень ждем!
Ваша любящая внучка Тео Бенджамин-Вулф.
Девочка полюбовалась изящными строчками, и, взяв чистый листок, начала:
— Моя милая подружка Анита….
