А Джим, слегка покачиваясь, пел и пел о своей большой любви к простым людям, которых обижают и унижают богатые, о безрадостной жизни негров, о том, что они каждую минуту могут ждать смерти, страшной смерти, называемой судом Линча.
Когда Чочой уснул, Джим положил его на свою постель и, обхватив кудрявую седеющую голову руками, глубоко задумался. Том, подражая отцу, тоже обхватил свою кудрявую голову и огромными, не по- детски серьезными глазами уставился в лицо Чочоя.
Чочой во сне всхлипывал, порой улыбался. Ему снилось, что отец вернулся из той проклятой «долины предков», куда его увезли по приказанию шамана; снилось, что отец снова шепчет ему что-то ласковое, нежное, а руки его, как и прежде, удивительно теплые.
— Что-то хорошее приснилось Чочою, — сказал Том, невольно улыбаясь.
— Да, — тяжело вздохнул старый негр, — теперь только во сне он и сможет иногда быть счастливым. Возможно, живой отец ему приснился. Не знает, бедняга, что там... — Негр не договорил и махнул рукой в том направлении, куда увезли Кэргына.
А там, на дальнем холме у реки, хоронили отца Чочоя. Его сняли с нарты, раздели догола, положили головой на запад, а ногами на восток.
Изрезав одежду покойника ножом на мелкие кусочки, шаман положил ее чуть подальше от трупа и совершил заклятие, призывая песцов, лисиц и волков скорее съесть тело Кэргына, чтобы «освободить его душу от телесной оболочки и отправить ее в долину предков, к верхним людям».
ЗИМА ИСПУГАЛАСЬ
На Чукотском побережье тоже несколько дней стояла непогода. Сначала дул ветер, шел дождь, потом выпал глубокий снег.
— Рано, совсем рано зима пришла, — сокрушался председатель колхоза Таграт. — Дома собрать не успели до снега.
Но прошли сутки, вторые, и погода установилась. Прояснилось небо. Яркое солнце растопило снег. Словно весной, кругом побежали ручьи. Обрадованные хорошей погодой, колхозники принялись собирать дома. Комсомольская бригада Тынэта взяла на себя самую трудную часть работы — доставку бревен на строительные площадки. Под смех и дружные шутки парни взваливали тяжелые бревна на плечи и несли их к местам сборки.
Председатель колхоза несколько минут наблюдал за работой комсомольцев, затем пошел на берег моря и ловко взобрался на высокие вешала с висящей на них вяленой юколой. Долго всматривался Таграт в море, покрытое льдами. Обветренное морскими ветрами, прокаленное солнцем, чуть скуластое лицо его с густой сеткой морщинок возле узких, с твердым блеском глаз было сердитым. Несколько минут назад к Таграту подошел мальчик, сын Экэчо — Тавыль, и сообщил, что отец его все еще не вернулся с моря.
— А зачем он в море ушел, не знаешь? — спросил Таграт.
— Сказал, что решил поохотиться, — невесело ответил мальчик.
И вот сейчас Таграт думал о странном поведении Экэчо:
«Нехороший человек. По-прежнему куда-то в сторону смотрит. Колхозной дисциплине не подчиняется. Вот ушел в море, когда у колхозников работы много... Быть может, несчастье случилось с ним? Надо людей от работы отрывать, посылать в море на розыски...»
Таграту вспомнилось, с каким упорством когда-то Экэчо стремился поссорить его с Вияль, расстроить их семейную жизнь.
— Нехороший человек, очень нехороший, — уже вслух сказал Таграт. — Много зла он мне сделал. Но, однако, я должен узнать, не случилось ли с ним несчастья. Может, спасать нужно...
Спрыгнув на землю, Таграт позвал Тынэта. Комсорг подбежал к председателю возбужденный, с потным лицом, весело поблескивая белозубой улыбкой.
— Хочу дать тебе очень важное задание, — сказал Таграт, раскуривая трубку.
— Ну что ж, давай! — с готовностью ответил Тынэт.
— Три дня, как не появляется с моря Экэчо. Боюсь, как бы с ним несчастья не вышло. Возьми с собой четырех комсомольцев и отправляйся на самом лучшем вельботе в море.
Лицо Тынэта сразу помрачнело. Он никак не думал, что задание председателя не будет касаться строительства домов.
— А почему он в море ушел? Ты разрешил ему? Так, что ли?
— Ты не знаешь Экэчо? Сам ушел, без разрешения ушел, — нахмурился Таграт.
— Ну, если я найду его в море, поколочу! — вдруг заявил Тынэт; жаркие глаза его по-озорному блеснули. — Поколочу! Или искупаю в море, если он еще сам не искупался!
— Колотить и купать его не разрешаю, хотя я и сам это с удовольствием сделал бы, — серьезно заметил председатель.— А вот на собрании колхоза о нем следует поговорить громким голосом... — И, немного помолчав, добавил: — Ну ладно, хватит нам с тобой разговаривать. Сейчас же собирайся в море.
Тынэт яростно почесал затылок и с выражением величайшей досады на лице сказал:
— Эх, как плохо получается!
Не хотелось Тынэту отрываться от строительства, но через полчаса в сопровождении четырех комсомольцев он ушел на вельботе в море.
Парта Кэукая и Пети стояла возле самого окна. Им хорошо было видно, как работали люди у одного из новых домов.
— Уже потолок настилают, — толкнул Петя локтем в бок Кэукая. — Смотри, смотри, вон Кэргыль пришел...
Действительно, седой старик, тяжело опираясь на посох, смешно задирал кверху редкую бородку и смотрел, как его сосед, уже пожилой мужчина, Аймын, с тремя другими колхозниками настилал потолок. Порой Кэргыль сердито взмахивал своим посохом, отчаянно жестикулировал — видимо, что-то подсказывал людям, работающим наверху.
Нина Ивановна, которую назначили учительницей в четвертый класс, нет-нет да и поглядывала строго в сторону Пети и Кэукая. Тогда Петя толкал друга ногой, мгновенно принимал вид чрезвычайно внимательного ученика, полностью поглощенного решением задачи. Так длилось минуту-другую, а затем неведомая сила заставляла его снова хотя бы уголком глаза глянуть в окно.
— Смотрите! Смотрите! Кэргыль наверх полез!.. — почти закричал Петя, вскакивая на ноги. В классе послышался смех. Петя испуганно оглянулся и, встретившись с укоризненным взглядом Нины Ивановны, покраснел до корней волос.
— Железнов, пересядь на заднюю парту третьего ряда, — спокойно, но сухо сказала учительница.
Смущенный Петя быстро собрал свои книги. Кэукай умудрился незаметно дать ему в спину тумака и тем самым выразить свое неодобрение нелепой выходке друга.
А старик Кэргыль, действительно чем-то очень рассерженный, цепляясь трясущимися руками за леса, к изумлению всех, кто за ним наблюдал, взобрался на сруб дома. Стукнув Аймына палкой по спине, он взялся руками за доску и почти незаметным усилием водворил ее на надлежащее место. Аймын, который долго не мог справиться с доской, смотрел на старика с виноватой улыбкой.
...Прозвенел звонок. Последний урок кончился. Нина Ивановна разрешила ученикам встать. Класс быстро опустел. Веселой стайкой дети разбежались по поселку, устремляясь к тем местам, где строились дома.
Петя и Кэукай подошли к старику Кэргылю, к тому времени уже сошедшему вниз.
— А страшно там, наверху? — спросил Кэукай, заглядывая в морщинистое, с узкими подслеповатыми глазами лицо Кэргыля.