и Чаки, вместе с Кла разыскивающих соплеменников, если они пройдут через стоянки. Мне оно было обещано с радостью.
Для ярмарки я велел сделать примитивные плетеные из лозы прилавки, на которые разложить наши товары. Выполняя роль «выставочных стендов», они еще и служили хранилищами для товара, и дополнительным препятствием, если бы нас надумали, к примеру, атаковать. Я не собирался развязывать «маленькую, но победоносную войну», но в воздухе явственно пахло большими неприятностями. Нас явно обходил ряд членов племен, не позволяя подходить к местам своих стоянок. От ребят сторонились, как от зачумленных, их сверстники. Вожди – Кремень, Мамонт, Волк с каждым часом мрачнели и надувались, умалчивая о причинах такого бойкота. Наконец меня прорвало, и, не выдержав их кислых физиономий, собрал «генералитет» в своей юрте, и прямо распорядился – рассказать мне о том, что их тревожит.
Глава 49
Перестройка может превратиться в перестрелку
Человек, который почувствовал ветер перемен, должен строить не щит от ветра, а ветряную мельницу.
Услышанное не порадовало. «Знающие» представляли собой силу, диктующую окружающим от образа мыслей и правил поведения, до количества детей в семье и порядка погребения. Вблизи Аркаима – для удобства Город Неба я называю именно так, хотя звучание его названия для непривычного моего уха выглядело совсем необычно, слову «знающих» было подчинено все. Но вдали от центра власть столицы ограничивалась расстоянием и несовершенством связи. Племена жили сами по себе, как и тысячи лет назад. Но с каждым годом «знающие» протягивали свое влияние все дальше. На все попытки выяснить причины такого влияния и слепого подчинения обычаям собеседники отвечали – так было всегда. Писаной истории еще не существовало, как не было и письменности, но память поколений передавала, что бывает с ослушниками. Племена изгонялись в никуда, или их вожди заменялись прямо на Совете послушными воле элиты города, и никого это не удивляло.
Знакомые моих союзников под большим секретом сообщили, что мы нарушили естественный ход событий, вызвав гнев Великого Неба тем, что стали пользоваться металлом, который был прерогативой жителей города, причем самой обеспеченной его части. Металл добывался в самом городе в печах, с флюсом из костей выплавлялось малое количество меди из самородного металла и особо богатых рудных тел близлежащих рудников. Рудники эти, правда, скорее напоминали ямы, где куски руды с признаками самородного металла отбирались, а остальное ссыпалось в шлак. И медь была самой мягкой, присадок типа олова, используемых нами для выделки бронзы, не наблюдалось. Хотелось бы мне посмотреть на изделия горожан поближе, но такие попытки строго пресекались стражей города, вступать с которой в конфликт уже не хотелось.
Настал долгожданный день Большого Совета Вождей. По правилам, на Совет должны были идти вождь и шаман племени, без оружия. Место Совета строго охранялось стражей. По сути, мы становились заложниками доброй воли вождей города на Совете. Мне было неприятно, что никто из руководителей города не сделал никакой попытки познакомиться поближе. Но, запертые в центральном доме города, они не вышли, против обыкновения, кстати, чтобы хотя бы навестить приехавших, и до Совета никого не допускали к себе. Это настораживало еще больше.
Утро. Заполненный пылью и голосами людей воздух. С неба жарит солнце, температура воздуха с утра – уже за двадцать пять, к обеду будет больше. Я отдаю последние распоряжения остающимся в лагере, разбиваю людей на боевые расчеты, запрещаю хождение по ярмарке для всех, до нашего возвращения. Оставляю старшего на случай, если не вернусь. Тоскливое чувство сосет под ложечкой. Вот уже появились у нашего лагеря кряжистые фигуры стражей. Мимолетно задумываюсь – антропологический тип стражи напоминает североамериканских индейцев, и разговаривают они на языке, пусть и включающем много местных слов, похожих на славянские, но заметно отличающемся от местного языка. У стражей – короткие копья с добротными каменными наконечниками и сумки, набитые камнями для пращ. Имеются но опять же – и протославянский язык еще не сформировался, скорее всего, и эта «похожесть», скорей всего плод моего воображения. И каменные топоры, и даже медный нож – у старшего группы – медная грубо кованая полоса со скверной заточкой. Без политесов и реверансов нам предлагают пройти к месту Совета. Киваю своим спутникам – мол, пойдем. И мы идем к холму, где все и должно произойти – решиться межплеменные вопросы, раздаться мудрые советы и наставления. Послушаем, подискутируем. Если получится – лучше мирно, но я и союзники уже на нервах – тронь – зазвенят. В качестве шамана я взял с собой Романа Кима. Все равно штатной должности шамана на острове нет, поэтому – пусть будет Рома, он в случае чего прикроет спину надежней скалы. На всякий случай припрятали с ним в карманы по ручному кистеню – гирьке на цепочке, опоясались кнутами вместо поясов, тоже при умелом пользовании – оружие ближнего боя из неслабых, одели легкий доспех-бехтерец[29], но из бронзы и упрощенный максимально. В подобное одеты и мои спутники из вождей племен – на оружие запрет явный, но запрета на одежду нет. Поэтому с легким поддоспешником из вязаной грубой рубашки этот доспех – самое то в нынешней ситуации. Вожди плетутся за мной и Ромой, жарятся в непривычно жаркой одежде, но не бурчат даже – они тоже понимают напряженность ситуации, каждую минуту готовую взорваться.
Глава 50
Долг перед Высоким Небом
Только с верой в Бога можно прокормить его жрецов.
Ослепленные верой в Бога никогда его не найдут, т. к. слепы.
Дозоры доложили жрецам, что в степь вторглись странные люди. Они вооружены странным оружием. Тащат за собой повозки с невиданными вещами. На ночь останавливаются в домах, собираемых из шкур и прутьев. Оружие пришельцев с легкостью рубит кости и дерево, не тупясь. За людьми бегут собаки, которые охраняют лагерь так, что к нему не подойти лазутчикам. Чужое племя, в прошлом теплом сезоне поселившееся на берегу реки, омывающей дальние границы, попыталось напасть на чужаков, оставленных лагерем. Больше нет того племени. Есть племя чужаков. Они втягивают в себя людей, причем, не убивая, а, что самое страшное – делая друзьями. Отведавшим яда чужаков уже не вернуться в Город Неба. Они тоже станут чужаками.
Тысячи лет народ Синташты жил по законам Высокого неба. Изустные предания передавали от отца к сыну знающих правила и ритуалы, в какой день года и в какое время этого дня проводить ритуалы, когда хоронить мертвых и как приносить жертвы Великому Небу, духам земли и воды. Медленно-медленно, следуя 52-летним циклам, по четыре цикла рождения, возмужания, зрелости и умирания, народ возводил на новом месте города, перестраивал, согласно указаниям жрецов каждые 52 года, и сжигал, унося все ценное на новое место, обветшавшие постройки, тщательно выравнивая на пепелище и просеивая землю.
«Знающие» пользовались календарной системой, в которой месяц состоял из 20 дней, причем каждый такой день имел собственное название. Кроме того, каждый такой день имел еще порядковый номер, который ставился перед названием, от 1-го до 13-го. Эти номера и названия были так подобраны, что сочетание именно этого названия и именно этого номера не повторялось на протяжении 260-дневного (13 х 20) цикла, пока снова не начинался следующий годичный цикл. Город строился по определенному плану, ориентируясь на стороны света, чтобы жрецам, за отсутствием письменности было легче определять и дни, и периоды, малые и большие циклы. У «знающих» 260-дневный год назывался «Священный год».
