мыло в горшочке, душистое, воды вам приготовили — госпожа Рила постаралась к вашему приходу, распорядилась. Вам приготовлено полотенце, простыни — как вымоетесь, оставляйте прямо там одежду, утром всё будет готово — постираем и погладим.
— Принесите мне в номер пирогов, пива, сока, сдобного чего-нибудь, я проголодался. Если захочет есть парень, что с нами был — ему тоже поесть дайте. Вот тебе пятьдесят монет — надо будет — ещё добавлю.
— Всё, всё ясно! Всё сделаем! — трактирщик радостно заторопился и побежал выполнять мои распоряжения, а я, медленно и осторожно, боясь упасть на лестнице, побрёл наверх, в нашу с Рилой комнату.
Дверь была закрыта, я постучал, Рила сразу откликнулась и на мой голос открыла дверной запор, охнув при виде меня и схватившись за голову:
— Что с тобой?! Ты еле стоишь! У тебя щёки-то ввалились, как будто голодал полгода! Иди скорее, ложись!
— Нет... помоги мне сходить в купальню — боюсь свалиться по дороге, позорище будет.
Рила пошла рядом, поддерживая меня и направляя туда, куда надо было идти.
Наш путь лежал через коридор гостиницы — в купальню можно было попасть или снизу, через двор, или пройдя через коридор второго этажа и спустившись с противоположной стороны.
Подруга была замотана в простыню, напоминая какую-то греческую богиню, только загорелую — в принципе ей было наплевать, как идти — она привыкла в Арканаке бегать практически голышом, но, с её слов, боялась, что тут у постояльцев глаза вылезут из орбит от вида её голой задницы, да так и останутся. Здешний народ не привык к виду разгуливающих голышом девиц...могут неправильно всё воспринять.
Купальня ничем особым не отличалась, комната как комната, типа бани, со сливом в полу под решётками из дерева — я разделся, уселся на табуретку, и Рила, черпая горячую воду из нескольких кадок, принесённых прислугой трактира, стала отмывать меня, натирая мочалкой и черпая душистое мыло из горшочка.
Я балдел, закрыв глаза и чувствуя, как горячая вода смывает с меня усталость и едкий пот, смешанный с морской солью. Свой знаменитый меч поставил у выхода, там, где разделся — там же оставил и мешочек с деньгами. Оставлять всё это в номере я не решался — мы, конечно, люди простые и доверчивые, но не настолько же, чтобы быть идиотами...
В соседнем номере купальни послышались голоса, хихиканье, какой-то сдавленный писк, и я узнал голос Рункада, чего-то шепчущий неким хихикающим объектам. Потом послышался шум воды, опять хихиканье, стоны — я хотел сказать что-то нравоучительное, типа — эй, там, молодёжь, прекратите это самое дело! Потом подумал — мне-то какое дело, они сами знают что делают — девицы вполне уже взрослые по меркам Араканака, Рункад тоже уже не мальчик, чего мне лезть? Сами разберутся, я им что — папочка, чтобы следить за их нравственностью? Впрочем, потом, решил — предупрежу Рункада и девчонок — мне не хватало ещё проблем с беременностями у подростков, или что-то подобное в этом духе.
По дороге в свою комнату я высказал это Риле, она хихикнула и махнула на меня рукой:
— Да не лезь ты в это дело! Они достаточно взрослые, чтобы разбираться в таких вещах! Перебесятся. Да и пусть немного отойдут душой — после тех ужасов, что они испытали. Ты не думаешь, что у них вообще могло в мозгах повернуться чего-нибудь? Представь — у девчонки на глазах её сестру на кол сажают! Да пусть немного развлекутся, не будь ханжой! Иногда мне кажется, что тебе не двадцать семь лет, а все сто!
— Да ну вас всех...запри дверь и никого ко мне не подпускай — сейчас я поем и буду спать. Приставать ко мне тоже запрещается...ну, если только немножко. И если я при этом не буду шевелиться...
Быстро поглотив то, что мне принесли в номер — столик уже был накрыт — я сбросил с себя простыню и плюхнулся на застеленную кровать, опрокинувшись на спину, как упавший лесной великан. Я был сыт, чист, рядом красивая женщина — да что ещё надо в жизни? Ну не счастлив ли я? Тело ныло от перегрузок, в голове кружились события последних дней, картинки, голоса...я стал засыпать, не обращая на попытки Рилы реанимировать моё естество. Кышь, разврат, я спать хочу!
Утро началось с того, что мне приснился огромный кот — он мурчал, тыкал меня носом в щёку и нос, потом начал меня топтать, ходить по мне, щекотать усами...я заворчал и попытался скинуть этого кота, но моя рука угодила во что-то гладкое, упругое и очень даже приятное на ощупь.
Открыв глаза я увидел хихикающее лицо Рилы, которая щекотала меня краешком полотенца и целовала в лицо:
— Что, проснулся?! Наконец-то! Я тут прыгаю по тебе полчаса, а ты, как убитый! Совсем забыл свою подругу, никакого внимания не оказываешь! Ну-ка исправляйся!
И я исправился. Довольно качественно. Так, что мы перешли к разговорам о жизни только через час, лёжа рядом и глядя в потолок, удовлетворённые и расслабленные.
— Что там с Карнуком — вспомнил я, когда смог отдышаться и стёр с тела любовный пот влажным полотенцем.
— Нормально всё — проснулся, поел. Сидят все толпой у Рункада в комнате, хихикают, тискаются, визжат и несут всякую хрень — чего ещё могу делать подростки, когда собираются в одной норе? Кстати — с Рункадом в купальне не наши девчонки были, как ты подумал — развратник ты эдакий, а служанки — есть там две молоденькие такие, смазливые, они ему весь вечер глазки строили, а потом помыли...как следует. Так что ты на наших девок не греши — они у нас чуть не святые!
— Да ну вас...святые — ухмыльнулся я — а святее всех — ты!
— Да на меня молиться можно, бессовестный! Я за тобой, как верная жена, через весь мир потащилась! И я не святая при этом? — Рила нешуточно врезала мне рукой по голому заду, отпечатав на нём чёткий рисунок её, довольно крепкой руки — сейчас оторву тебе всё, чем ты думаешь! Вы, мужики, всё-таки неблагодарные скоты!
— Ладно, ладно — святая! — пробурчал я — давай вставать — нам ещё неделю тащиться до столицы, время-то уже небось к обеду.
Мы оделись в приготовленную чистую одежду — её занесли, как сказала Рила, ещё спозаранок, и пошли поднимать наших спутников.
Как и сказала моя подруга — поднимать их было нечего — и правда — все торчали у Рункада и находились в различной степени потрепанности и веселья. Карнук был почти здоров — о его ранении напоминал только уродливый шрам с впившимися стежками шва — мне вчера некогда было выдёргивать нитки, так что скоро ему предстояла неприятная процедура — он вполне мог отвечать на вопросы, главным из которых было — как он выжил в море?
Впрочем — он и сам не знал этого. С его слов, набежавшая волна врезала его головой о бочку с маслом, а после этого он уже ничего не помнит — очнулся только тут, в гостинице, на постели возле Рункада. Да, смутно помнит какие-то голоса, какие-то фигуры, но ничего конкретного сказать по этому поводу не может.
Я ещё раз подивился превратностям судьбы — погибло множество народа, корабелы, которые плавали, как рыбы, а пацан, который и плавал-то едва-едва, выжил и не утонул даже после страшного удара по голове, после которого и олимпийский чемпион по плаванию лёг бы на дно, как топор. Можно по всякому об этом судить — удача, или рок, или божественное провидение, но многим вещам нет объяснения ни в этом мире, ни в другом. Гибнут подготовленные, сильные люди и спасаются случайные, абсолютно, казалось бы, не приспособленные к жизни — почему так? Кто знает...божественное провидение.
— Давайте подниматься, завтракать и пора в дорогу! Отдохнули и хватит! — я решительно распахнул дверь комнаты Рункада и зашагал вниз. За мной, как выводок утят, последовала вся остальная братия. Усмехнулся — что-то я быстро обрастаю собственной челядью, эдак скоро денег на прокорм многочисленной своры не хватит!
Мы спустились вниз — трактирщик встретил меня дежурной улыбкой и сказал:
— А ваши уже уехали! Вы ещё надолго тут задержитесь?
— Кто уехал? — не понял я, и сердце моё заныло в ожидании неприятностей.
— Ну ваши люди, с которыми вы вчера приехали! — недоумевающее сказал трактирщик — они сказали, что вы велели забрать сдачу, что у меня осталась от ваших денег, запрячь повозку и выехали,
