— Ты когда?нибудь учил Десять Заповедей?
— Да, сэр.
Не отпуская шеи, он развернул меня, и я впервые увидел его прямо перед собой. На нем было грязное вельветовое пальто с красной подкладкой. Он всё еще улыбался, и меня охватил еще больший страх. Мне показалось, что он пьян.
— Ну, а о чем сказано в восьмой заповеди?
— Не помню, сэр.
Он шутливо, но чувствительно потряс меня за шею.
— В ней сказано: «Не укради». Повтори это.
— Не укради.
— Кто твой отец?
Вопрос прозвучал так резко, что я смешался. Имел ли он в виду — раз он заговорил о Заповедях — что это Бог? Или просто хотел рассказать моему отцу, чем я занимался?
— Мистер Уолтер Грейпо, сэр.
— Вот так–так!.. Я знал твою матушку. Она Бога чтила. А теперь дай мне свою палку.
Я протянул ему палку, которую все время виновато держал в руке, и затрясся, думая, что сейчас он начнет меня ей бить. Но он отошел, прогнулся назад, чуть не коснувшись палкой земли, все время улыбаясь с полузакрытыми глазами (и я впервые заметил, какие у него густые и седые брови), а потом размахнувшись длинной рукой, как плетью, зашвырнул палку на самый верх дерева, где она с шумом врезалась в гущу орехов. Шишковатые шары посыпались тяжелым градом на траву и за ними помедленнее, задевая ветки и скользя по ворохам податливых листьев, свалилась палка. Старый Исаак был в восторге.
— Хорошо попал! — прохрипел он с одышкой. — Сколько уже лет я так не размахивался.
— Да, сэр.
— Теперь набирай полную шапку, иди домой, порежь эти орехи на половинки и смажь сыром. Получится Адам с Евой на плоту.
— Да, сэр.
— И больше не приходи сюда, как вор! Если захочешь набрать моих каштанов, подойди и попроси.
Не успел я и слова вымолвить, как он повернулся и, тяжело ступая, спустился с холма. На нем были те же рыжие сапоги, а грива седых волос сверкала на солнце. Я все смотрел на него, пока он не зашел на скотный двор, а затем в хлев, потом появился оттуда и пошел, спотыкаясь, к дому.
Тетушке Джулии и тетушке Дженни я ничего не рассказал.
Через два года я снова оказался на Ведьминых Вязах и обнаружил там разительные перемены. Во– первых, Джим встретил меня на станции в новом шикарном туристском форде. Я глазам своим не поверил: неужели мои тетушки решили зажить новой жизнью? По правде говоря, в этом году я чувствовал себя повзрослевшим и выше их, и согласился ехать в Хэкли Фоллс с некоторым неудовольствием. Как мне представляется сейчас, этот ход с фордом был со стороны тетушек Дженни Джулии весьма тонким и предусмотрительным: очень возможно, не без подсказки моего отца. Во всяком случае, при виде форда я сразу воспрянул духом: значит, лето будет не таким уж скверным. Я еще больше оживился, когда Джим сказал, что научит меня водить машину, и я стану их семейным шофером. Это дошло до меня чуть позднее, когда я увидел, что для самого Джима машина была явной обузой, и он очень тосковал по лошадям и повозке. Еще он, как я заметил с большим удивлением, отказался от старого заслуженного котелка, сменив его на твидовую кепку, в которой выглядел страшно глупо. Это тоже, как мне кажется, было уступкой современности.
— Ну, Джим, — спросил я, — расскажи, что здесь нового? Тетушки в порядке?
— Да, мистер Билли, все в полном порядке. Очень прекрасно прожили эту зиму, только мисс Дженни подагра малость беспокоила. Но с теплой погодой она совсем встанет на ноги.
— А капитан Фиппен?
— Ну, он как всегда.
— Подсматривает, наверно, в свою подзорную трубу?
— А как же, это для него как в кино пойти. Ничего не упустит.
Джим правил медленно, но наконец мы добрались до пешеходного мостика, который вел к ферме Вилларда, и я оглянулся на вконец обветшавший дом. Листы крыши покоробились и поржавели, сорванная ветром лоза свисала с конька крыши почти до земли, провалившееся крыльцо коровника так и валялось. Прочее было таким, как запомнилось мне раньше: все окна, кроме одного, наглухо забиты, но коров за домом уже не было.
— А где коровы? — спросил я.
— Ты разве не слышал?
— О чем?
— Как о чем? Старикана, этого Исаака, хватил удар.
— Хватил удар? Он что, умер?
— Нет, не умер, не было ему такого счастья, только отнялось все ниже пояса.
— Вот те на! Когда же это случилось?
— Полтора года назад. Люди говорят, что его Бог покарал. Он колотил Лидию, когда его скрутило.
— Вот еще!
— Ага! Провалялся без памяти, как пес, две недели, думали, совсем уже загнется. Но выкарабкался. Такой ото всюду выберется! Читает свою Библию в кресле–каталке. Теперь получает от своих баб, все что ему причитается!
— Ты о чем, Джим?
— Думаю, теперь они надают ему тумаков. Ну, так парнишка Хэл Грин рассказывает. Говорил, что когда зашел туда один раз, этот старикан орал во всю глотку. Пусть получает! Такому и ада мало, сучье отродье.
Больше я от Джима ничего не узнал, но через неделю, торжествующе в первый раз одолев на Форде подъем к дому капитана Фиппена, я ощутил в сложившейся ситуации нечто мрачное и тревожное. Капитан Фиппен, к моему удивлению, отнесся к этому событию совершенно серьезно.
— Знаешь, что я думаю, — сказал он.
— Что?
— Я думаю, это вороньё его прикончит. Вот что я думаю. Прикончат они его, и все.
— Почему?
— Потому что кусачие, как клопы. Думаю, что всех их давно надо было отправить за решетку. Боже ты мой правый! Только вспомнить, что этот старый бес с ними творил! Нет, нельзя их винить… Старикан мне определенно не нравится, но эти ведьмы не лучше. Все равно, меня дрожь берет как подумаешь о нем в кресле–каталке с Библией, а вокруг эти гарпии, у которых руки чешутся его придушить!.. А тебя?
Ситуация открывалась в новом свете.
— И меня, — согласился я.
— Еще какая дрожь!
— А разве нельзя ничего сделать?
— Пойди, попробуй. Даже преподобный Перкинс близко там не показывается.
— Как же они живут?
— Бог их знает. Живут как?то.
Я вернулся домой с ощущением грядущего несчастья, но ни я и, наверно, никто на свете, не мог предположить, каким ужасом это обернется.
Впрочем, беззаботные дни на «Ведьминых вязах» в обществе тетушки Джулии и тетушки Дженни не побуждали к размышлениям о назревающей где?то беде, и я все реже вспоминал об Виллардах. По правде говоря, мое мальчишеское любопытство к ним изрядно поугасло, и если в этом заброшенном доме действительно происходила трагедия, она больше не казалась мне шекспировской. Мои прежние страхи и удивление казались мне ребяческими, и я дважды в день проносился мимо этого дома на Форде даже не повернув головы. Кроме того, тетушки все время поручали мне какое?нибудь дело. Автомобиль был их новой игрушкой, которой они никак не могли натешиться, а тут еще появились новый телефон и фонограф,
