Эксперт № 01 (2013)

шло всегда лучше, чем у других» .

Но, с другой стороны, мы наблюдаем совершенно негативное отношение общества к предпринимательскому сословию. Отчасти об этом можно судить по великой русской классической литературе. Как известно, богатым в ней очень и очень не повезло. Как на подбор изобилует она купцами-самодурами, представителями «темного царства». Дикой и Кабаниха, Хрептюгин и Коробочка, Лопахин и Гордеев — даже фамилии, выбираемые Островским, Салтыковым-Щедриным, Гоголем, Чеховым и Горьким для своих героев, показывают уже степень неприятия этих людей авторами. Прочитав пьесу Островского из жизни купечества «Свои люди — сочтемся», цензор Михаил Александрович Гедеонов с неподдельным удивлением отзывался: « Все действующие лица — отъявленные мерзавцы… Вся пьеса обидная для русского купечества» . Но тем не менее она была принята на ура русским обществом. Почему? Потому что такое представление, когда богатство ассоциируется с жадностью, лживостью и скупостью, а бедность — с добротой, честностью и щедростью, стало стереотипом у многих народов, и русские тут не исключение.

В середине 1860-х годов русский купец, экономист и драматург Александр Сергеевич Ушаков с сожалением писал о том, что в литературе купец — «или отребье общества, или плут, или смешон, и является в таком виде, говорит таким языком, как будто бы он совершенно из другого мира. Бывши купцом, невольно задумываешься над этим странным явлением».

Показателен в этом отношении случай с произведением Пушкина «Сказка о попе и работнике его Балде». Как известно, при жизни автора она напечатана не была. Опубликовал ее впервые Василий Андреевич Жуковский в 1840 году. По цензурным соображениям Жуковский заменил попа на купца Кузьму Остолопа: « Жил- был купец Кузьма Остолоп по прозванию Осиновый Лоб» . И так она печаталась до 1882 года в собрании пушкинских сочинений, а в изданиях для народа — и еще двадцать лет. То есть и сам Жуковский, и цензура посчитали вполне нормальным поставить вместо попа купца, как типаж, имеющий соответствующий стереотип восприятия у читателей и не обладающий авторитетным голосом в обществе, чтобы себя защитить.

 

Из купцов

 

Весьма остроумно заметил один исследователь: русская художественная литература, да и публицистика, восприняла нарождение класса буржуазии как новое татарское нашествие, от которого нужно спасаться. Это доказывает и едкая статья о купечестве Г. Старцева, помещенная в то время в издании «Новости и биржевая газета» под знаковым заголовком «“Чумазые” возгордились».

То есть идеалом человека того времени (православного в том числе) стал человек бедный. А богатые были достойны одного — ада: « пусти душу в ад, станешь богат» . Понятно, что такое отношение общества совсем не стимулировало человека к предпринимательству. И, вероятно, не случайно так заворожила потом всех идея построения коммунизма, общества, где не будет денег и товарно-денежных отношений. А тем не менее купцы и заводчики в целом совсем не заслужили к себе такого отношения.

Например, многих из знаменитых ныне оптинских старцев, прославленных тем, что со второй половины XVIII века они «являли свет миру», дала России именно купеческая среда. Старец Лев (Наголкин) был из купцов Орловской губернии, в молодости, работая приказчиком у купцов Сокольниковых, показал себя с самой лучшей стороны, так, что хозяин хотел выдать за него свою дочь, и только склонность молодого человека к монашеству помешала осуществить это намерение. Исаакий I (Антимонов) происходил из знаменитого зажиточного купеческого рода города Курска и все навыки благочестия и послушания получил в родном доме. Родители Варсонофия (Плиханкова) занимались торговлей в Самаре. Старец Анатолий (Потапов) происхождением из московских мещан, занимавшихся торговлей, и сам в молодости торговал. Старец Никон (Беляев) родился в московской купеческой семье. О его деде мы уже упомянули.