Счастливчик. Еще одно загаданное желание. Так что Элизабет назвала его Люком. И опять, на сей раз в возрасте двадцати восьми лет, Элизабет взяла на себя заботу о ребенке.
При взгляде на Люка в глазах Сирши не отражалось ничего, хорошо еще, что она вообще его узнавала. Элизабет поражало, что между ними нет совсем никаких отношений, никакой связи. Сама Элизабет никогда не планировала заводить детей, на самом деле она даже заключила сама с собой договор о том, что у нее никогда их не будет. Она выросла кое-как сама и вырастила сестру и больше не хотела растить никого. Пришло время позаботиться о себе. В двадцать восемь лет, после нелегкой учебы в школе и колледже, она с успехом начала заниматься своей собственной фирмой по дизайну интерьеров. Она понимала, что только она, и никто больше, способна создать Люку нормальные условия для жизни. Она достигла поставленных целей, полностью контролируя свои действия, поддерживала порядок в делах, не давала себе поблажек и всегда оставалась реалисткой, веря в факты, а не в мечты, и, главное, много работала и выкладывалась на все сто. Глядя на мать с сестрой, она хорошо усвоила, что ничего не добьется, если будет гоняться за мечтами и строить воздушные замки.
Теперь ей было уже тридцать четыре и она жила вдвоем с Люком в доме, который любила. Она сама купила его и платила за него без чьей-либо помощи. Это было ее убежище, место, где она могла уединиться и почувствовать себя в безопасности. Она оставалась одна, потому что любовь — это нечто такое, что контролю не подлежит. А ей нужно было всегда контролировать ситуацию. Когда-то она уже любила и была любима, почувствовала вкус мечтаний и узнала, что такое быть на седьмом небе от счастья. Также она узнала, каково потом с глухим стуком упасть обратно на землю. Необходимость взять на себя заботу о ребенке сестры положила конец ее любви, и с тех пор у нее никого не было. Она научилась больше не терять контроль над своими чувствами.
Громко хлопнула входная дверь, и она услышала в холле топот маленьких ног.
— Люк! — позвала она, зажимая рукой телефонную трубку.
— А? — спросил он невинно, в дверном проеме показались его голубые глаза и светлые волосы.
— Не «а?», а «что?», — строго поправила его Элизабет. За эти годы голос ее приобрел учительские нотки.
— Что? — повторил он.
— Что ты делаешь?
Люк вошел в холл, и Элизабет сразу заметила его испачканные травой колени.
— Айвен и я просто играем в видеоигры, — объяснил он.
— Мы с Айвеном, — поправила она, продолжая слушать, как Мэри на том конце провода договаривается об отправке полицейской машины.
Люк взглянул на тетю и вернулся в детскую.
— Подожди секунду, — закричала Элизабет в трубку, когда наконец поняла, что ей только что сказал Люк. Она вскочила со стула, ударившись об ножку стола и пролив кофе на его стеклянную поверхность. Чертыхнулась. Черные ножки стула из кованого железа со скрежетом проехались по мраморному полу. Прижав трубку к груди, она бросилась через длинный холл в детскую. Выглянув из-за угла, она увидела сидящего на полу Люка, глаза которого были прикованы к экрану телевизора. Эта комната и его спальня были единственными помещениями в доме, где она разрешала ему держать свои игрушки. Забота о ребенке не изменила ее, как думали многие, и нисколько не смягчила ее характер. Забирая или отвозя Люка, она побывала в домах многих его друзей, где повсюду валялись игрушки, о которые все спотыкались. Ей приходилось пить кофе с мамами, сидя на плюшевых мишках в окружении бутылочек, молочных смесей и подгузников. Но не в ее доме. Эдит знала об этих правилах и не нарушала их. С тех пор как Люк подрос и понял, что за человек его тетя, он тоже стал послушно следовать ее требованиям и играл только в той комнате, которую она ему для этого выделила.
— Люк, кто такой Айвен? — спросила Элизабет, обыскивая глазами комнату. — Ты же знаешь, что нельзя приводить домой незнакомых людей, — озабоченно добавила она.
— Это мой новый друг, — ответил он, не отрывая глаз от накаченного борца, теснящего на экране своего соперника.
— Ты же знаешь, я настаиваю на том, чтобы знакомиться с твоими друзьями до того, как ты приведешь их в дом. Где он? — спросила Элизабет, открывая дверь и входя в детскую. Она надеялась, что этот друг окажется лучше предыдущего маленького разбойника, нарисовавшего портрет своей счастливой семьи несмываемым фломастером прямо на стене, которую после этого пришлось перекрашивать.
— Вон там. — Не отводя глаз от экрана, Люк кивнул в сторону окна.
Элизабет подошла к окну и выглянула в сад перед домом. Никого не увидев, она сложила руки на груди:
— Он что, прячется?
Люк нажал кнопку «Пауза» и наконец оторвал взгляд от борцов на экране. В замешательстве он нахмурился.
— Да вот же он! — показал он на большую подушку, набитую сухими бобами, около которой Элизабет стояла.
Элизабет уставилась на подушку, удивленно раскрыв глаза:
— Где?
— Вон там, — повторил он.
Прищурившись, Элизабет вопросительно посмотрела на него.
— Рядом с тобой, на подушке. — От волнения голос Люка стал громче. Он смотрел на желтую вельветовую подушку, как будто приказывая своему другу появиться.
Элизабет проследила за его взглядом.
— Ты что, не видишь? — Он выронил джойстик и резко встал.
Повисло напряженное молчание, и Элизабет почувствовала, как от Люка исходят волны ненависти. Она понимала, о чем он думает: ну почему она не может увидеть его нового друга, почему не может хотя бы раз подыграть, почему она никогда не может притвориться? Она сглотнула слюну и осмотрела комнату — на тот случай, если действительно не заметила гостя. Но никого не было.
Она наклонилась, чтобы быть с Люком на одном уровне, и у нее хрустнули колени.
— Кроме нас с тобой, в этой комнате никого нет, — тихо прошептала она. Почему-то было легче сказать это шепотом. Легче для нее или для Люка — она не знала.
Щеки у Люка вспыхнули, дыхание участилось. Он стоял в центре комнаты в окружении проводов, руки опущены, на лице застыло беспомощное выражение. Сердце Элизабет гулко забилось в груди, и она беззвучно взмолилась: «Пожалуйста, ну пожалуйста, не будь как твоя мать». Она прекрасно знала, куда могут завести человека фантазии.
В конце концов Люк не выдержал и сказал, уставившись в пустоту:
— Айвен, скажи ей что-нибудь!
Повисло молчание. Люк смотрел в пустоту, а потом громко засмеялся. Он снова взглянул на Элизабет, и улыбка померкла, когда он понял, что она никак не реагирует.
— Ты что, правда не видишь его? — нервно взвизгнул он. Потом еще более сердито повторил: — Почему ты его не видишь?
— Ладно, ладно! — Элизабет старалась не паниковать. Она выпрямилась, чтобы вернуться на тот уровень, который был ей подконтролен. Она не видела никакого Айвена, а разум не разрешал ей притворяться. Ей хотелось как можно скорее выйти из комнаты. Она подняла ногу, чтобы переступить через подушку, но передумала и решила ее обойти. Уже находясь в дверях, она в последний раз обвела взглядом комнату в поисках загадочного Айвена. Никого.
Люк пожал плечами, сел на пол и вернулся к своей игре с борцами.
— Люк, я ставлю пиццу в духовку.
Молчание. Что она еще должна сказать? В такие моменты она понимала, что даже чтение всех в мире руководств по воспитанию детей ей не поможет. Правильное воспитание идет от сердца, оно должно быть инстинктивным, и уже не в первый раз она огорчилась из-за того, что у нее это не получается.
— Будет готово через двадцать минут, — неуклюже закончила она.
— Что? — Люк снова нажал «Паузу» и посмотрел в окно.
— Я сказала, будет готово через двад…
— Да нет, я не тебе, — ответил Люк, снова погружаясь в мир видеоигр. — Айвен тоже хочет пиццу. Он сказал, что это его любимое блюдо.
— А… — Элизабет беспомощно сглотнула.
— С оливками, — добавил Люк.
— Но, Люк, ты же ненавидишь оливки.
— Да, но их любит Айвен. Он говорит, что любит их больше всего.
— А…
— Спасибо, — сказал Люк тете, посмотрел на лежащую на полу подушку, улыбнулся, поднял вверх большой палец и снова отвернулся.
Элизабет медленно вышла из детской. Вдруг она поняла, что все еще прижимает к груди телефонную трубку.
— Мэри, ты еще тут? — Она начала грызть ноготь и, глядя на закрытую дверь детской, пыталась понять, что ей делать теперь.
— Я уж подумала, что ты тоже отправилась на луну. И собиралась послать машину к твоему дому, — захихикала Мэри.
Мэри приняла ее молчание за обиду и извинилась.
— В любом случае ты была права: Сирша действительно собиралась на луну, но, к счастью, решила по дороге остановиться, чтобы заправиться. То есть чтобы заправиться самой. Твою машину нашли на главной улице, где она мешала проезду. Двигатель работал, а водительская дверь была распахнута настежь. Тебе еще повезло, что Пэдди обнаружил ее до того, как кто-нибудь на ней уехал.
— Дай угадаю. Машина была брошена рядом с пабом.
— Верно. — Мэри сделала паузу. — Ты хочешь подать заявление?
Элизабет вздохнула:
— Нет. Спасибо, Мэри.
— Нет проблем. Я договорюсь, чтобы кто-нибудь пригнал машину к тебе домой.
— А что с Сиршей? — Элизабет мерила шагами холл. — Где она?
— Мы ее некоторое время подержим тут.
— Я за ней приеду, — быстро сказала Элизабет.
— Нет. — Голос Мэри был тверд. — Поговорим об этом позже. Ей нужно успокоиться перед тем, как куда-нибудь отправиться.
