утешении, и внезапно гном подумал, что, может быть, это презрение было обращено не на него, а на Портиоса, Тайрезиана и остальных. «Не пытайтесь, мастер Огненный Горн», — сказал Танис.
«Что?»— спросил Флинт.
Танис сорвал недоспелую грушу с дерева, бросил ее на мох и раздавил пяткой своего мокасина из пропитанной кожи. «Не пытайтесь. Они никогда не примут вас. Они не примут никого, кто не совсем похож на них». Он пнул фрукт в сторону и, не говоря ни слова, зашагал прочь. Вскоре его фигура скрылась за деревьями.
Флинт медленно вернулся в свою мастерскую, закрыл дверь и положил пустой мешок в сундук. Он уже как-то не был настроен ужинать.
Глава 4
Урок
Танис шагал по дороге от мастерской Флинта, его мокасины шаркали по голубой и белой плитке. Он проклинал сам себя за глупость. Зачем он так груб был с гномом? Флинт Огненный Горн явно имел самые лучшие намерения; почему полуэльф не ответил тем же?
Не обращая большого внимания, куда идет, Танис обнаружил, что бредет через Зал Неба в центре Квалиноста. Его плитка, уже укрытая сумерками, была украшена мозаикой, изображавшей Ансалон, с эльфийской столицей в центре; карта детально отображала земли от Утехи и озера Кристалмир на северо- западе до Кве-Шу на северо-востоке и Пакс Таркаса на юге. Однако, полуэльф уставился лишь на одну точку на карте: на Утеху, приемный дом гнома. Что это было за место?
«Представляю, каково жить в доме на дереве», — сказал он, его шепот был поглощен тишиной, повисшей над пустынной площадью. Он подумал о каменных домах эльфов, которые никогда не теряли свой холод. А деревянный дом на дереве будет теплым?
Он пнул расшатанную плитку, обозначавшую положение деревни Врата, между Квалиностом и Утехой; это движение отправило вращаться осколок. Раскаиваясь и надеясь, что никто не видел, как он повредил священную карту, он прыгнул за отбитым куском и вернулся, чтобы поместить его на место, став на колени. Затем он сел на корточки и осмотрел открытое пространство.
Прохладный воздух сумерек разносил изысканные запахи ужина и теплое эхо застольной болтовни. Танис медленно встал и пристально оглядел Зал Неба; вокруг него виднелись багрянистые кварцевые шпили эльфийских домов, а прямоугольники света ламп вдоль их изогнутых стен торчали, словно клювы птенцов над круглыми верхушками деревьев. Опоясанный по кругу арочными мостами, с золотом высокой Башни Солнца, все еще отражавшей солнечные лучи в вечернем небе, город представлял собой замечательное зрелище; не удивительно, что эльфы Квалинести верили, что это был самый прекрасный город в мире. Но как эльфы могли быть в этом уверены, живя и умирая в одном и том же месте?
Может, его неудовлетворенность, задумался Танис, идет от его отца? От его человеческой стороны?
Танис поднял взгляд в темнеющее небо; практически у него на глазах стемнело, и прямо над головой стали появляться звезды. Он вспомнил миф, что когда-то Зал Неба был настоящим строением, охранявшим некий редкий и драгоценный предмет, а затем Кит-Канан волшебным образом поднял здание и этот предмет в небо, чтобы спрятать их, оставив только карту, что образовывала пол здания. Ребенком ему рассказывали другие молодые эльфы, что точный центр карты был «пятном удачи»; стань здесь и очень сильно пожелай, и ты получишь то, о чем мечтаешь, утверждали они.
«Я очень хочу подняться здесь, чтобы увидеть то скрытое место на небе», — страстно прошептал он. — «Я хочу увидеть весь Ансалон. Я хочу путешествовать, как Флинт… чтобы обрести приключения… и друзей…»
Смущенно оглянувшись вокруг, надеясь, что никто не видел и не слышал его, Танис тем не менее продолжал ждать — конечно, не надеясь на самом деле, что появится нечто волшебное, чтобы исполнить его желание. Естественно, нет, сказал он себе. Это была мечта ребенка, а не молодого человека. Он подождал еще несколько минут, пока подувший сквозь грушевые деревья бриз не покрыл гусиной кожей его руки и не напомнил ему, что пришло время возвращаться домой.
Где бы он еще был, подумал полуэльф.
* * * * *
«История», — сказал на следующее утро Танису мастер Мирал, — «словно великая река».
Полуэльф посмотрел вверх. Он знал, что у наставника не нужно спрашивать, что тот имел в виду. Мирал либо пояснит свою точку зрения, либо заставит Таниса самого понять это. В любом случае, вопросы ничего не дадут полуэльфу, кроме раздраженного взмаха руки.
Однако сегодня, в тусклом освещении комнаты Мирала во дворце Беседующего, маг был склонен к словоохотливости.
«Великая река», — повторил он. — «Она начинается с маленьких чистых потоков, одиноких голосов, стремительно несущихся мимо своих берегов, пока не сольют свои воды с другими потоками, вырастая больше и больше, по мере того, как они смешиваются и смешиваются, пока маленькие голоса тысяч крошечных потоков не соберутся в ревущую песнь великой реки». Он сделал широкий жест, подчеркивая метафору.
«Да?»— напомнил Танис. Полуэльф широко раскрыл глаза в темной комнате; насколько он мог помнить, окна в жилище мага всегда были закрыты. Яркий свет, пояснял Мирал, влияет на силу растений и специй, которые формируют основу его скромной магии. Кроме того, сильный свет причинял бы боль практически бесцветным глазам, которые Мирал прятал в глубине капюшона своей темно-бордовой мантии. Танис долго удивлялся, зачем Беседующий нанял мага в наставники своих детей; когда-то Мирал учил Лорану, Гилтанаса и Таниса — Портиос был слишком взрослым для наставника, когда Мирал прибыл ко двору — но теперь Лорана брала уроки у эльфийской леди. С другой стороны, Гилтанас и Мирал рассорились в самом начале; младший сын Беседующего теперь брал уроки только военного дела — у Ультена, одного из друзей Портиоса, который был благородного происхождения, но хронически нуждался в деньгах.
Танис, любивший странного мага, остался с Миралом, который был одним из немногих при дворе, кто не общался с полуэльфом с вежливой холодностью. Возможно, отличие в отношении Мирала к нему было связано с годами, проведенными волшебником вне Квалинести, рассуждал Танис; хотя Мирал был эльфом, он вырос не с эльфами. Еще одна причина когда-нибудь покинуть Квалиност, подумал полуэльф.
Мирал теперь указывал костлявым пальцем на Таниса, и капюшон частично откинулся назад с его лица. Его ресницы и брови, как и волосы по плечи, что разлетались из-под капюшона мантии, были пепельно-белыми, светлее даже локонов Лораны. Мирал, со своими полками и полками книг, волшебными зельями, своей привычкой совершать пешие прогулки, поздно вечером меряя шагами коридоры Башни — привычкой, вызывавшей хихиканье и догадки у юных эльфов — обладал бесцветным взглядом того, кто слишком много времени проводит в темноте.
«Великая река», — продолжал Мирал, и Танис покачал головой, пытаясь вернуть караван мыслей, — «в свою очередь вливается в глубокое и бесконечное море. История подобна этому морю».
Маг улыбнулся, заметив, что Танис сбит с толку, и это выражение придало резким чертам Мирала ястребиное выражение. «И хотя можно все упростить, изучая великие океаны и реки — войны и значительные события минувших веков — иногда прошлое легче понять, вместо этого слушая музыку тех нескольких крошечных ручейков, рассказы об отдельных судьбах, что одна за другой и капля за каплей, сделали мир таким, каков он есть».
Запутавшись в риторике мага, Танис втянул ароматную смесь пряностей, ухитрявшихся выскользнуть
