— Тоннель еще понижается, — сказал Бейниск.
— Всехоршо, Бейни. Мыможмпоплавать…
— Нет, останься на той полке. Я нырну. Клянусь, я ненадолго. — Он поставил фонарь на узкий выступ. Погрузился и пропал из вида.
Харлло был один. Не лучше ли бросить все, расслабиться. Веназ идет, он скоро будет. И все кончится. Вода теперь теплая… есть лишь один способ сбежать. Бейниск уже его выбрал. Нырни, исчезни…
Он знал, что его никто не ждет. Ни мама, никто вообще. А тот, кто его искал… что же, тот человек за это умер. Неправильно. Никто не должен умирать ради Харлло, ни Грантл, ни Бейниск, никто. Итак, хватит — он сможет…
Пена на воде, плеск, вздохи и пыхтение. Ледяная рука ухватила Харлло. — Я проплыл! Харлло — тоннель на той стороне идет кверху!
— Не могу…
— Должен! Город, Харлло! Ты должен мне его показать. Я заблужусь. Ты мне нужен, Харлло. Ты мне нужен.
— Хорошо, но… — Он хотел рассказать Бейниску правду. Насчет города. Что там вовсе не придуманный им рай. Там люди голодают. Там люди делают друг дружке плохое. Но нет, потом. Не годится начинать такой рассказ сейчас. — Хорошо, Бейниск.
Они оставили фонарь. Бейниск распустил часть веревки, обвязав Харлло за поясницу, подергал узел онемелыми руками: — Вдохни несколько раз. И потом еще раз, как сможешь глубоко.
Прыжок в холодную воду мигом лишил мальчика ориентации. Обернутая вокруг пояса веревка тянула вперед, в течение. Он открыл глаза и задрожал от касания холода. Мимо проносились непонятные полосы — то ли камни стен, то ли призраки. Или это в глазах? Вначале он пытался помогать Бейниску, молотя руками и ногами, но вскоре затих.
Или старший вытащит его, или нет. Хорошо и так и так.
Разум начал блуждать, ему хотелось сделать вдох — он больше не может… В легких огонь. Вода холодна, она достаточно холодна, чтобы погасить огонь. Навеки. Да, она сможет.
Холод впился в правую руку. «Что?» Голова поднялась над водой. Он вдохнул полной грудью.
Тьма, шум и рокот бегущей воды, она пытается забрать его назад, утянуть вниз. Но Бейниск тянет его за собой, становится все мельче. Тоннель расширился. Черный мокрый потолок вроде бы опустился, походя на скрюченный позвоночник. Харлло смотрел вверх, удивляясь, что вообще может что-то видеть.
Наконец его опустили на битые камни.
Мальчишки отдыхали, лежа бок о бок.
Вскоре начались судороги. Харлло словно завладел бешеный демон, дух, исполненный злобной радости. Зубы неудержимо клацали.
Бейниск навалился на него. Сказал, сам лязгая зубами: — Веназ не остановится. Он видел фонарь. Он поймет. Нужно идти, Харлло. Есть лишь один способ согреться, способ выйти наружу.
Но встать было слишком трудно. Ноги все еще не работали как следует. Бейниску пришлось ему помогать. Харлло тяжело навалился на старшего, и они зашагали вверх по усыпанному щебнем пути.
Харлло казалось, что они идут вечно. Вокруг был слабый свет. Иногда пол тоннеля опускался, чтобы затем подняться снова. В ногах билась тупая боль, но Харлло радовался ей — возвращается жизнь, полная упрямого огня, и он снова хочет жить. Сейчас это важнее всего.
— Глянь! — прохрипел Бейниск. — Харлло, гляди!
Фосфоресцирующая плесень обжила стены, и в слабом свете смог различить мусор под ногами. Битые горшки. Кусочки обожженных костей.
— Выходим. В какую-то пещеру. Гадробийцы хоронят в них предков. Пещера смотрит на озеро. Мы почти пришли.
Но они оказались на краю утеса.
И молча замерли.
Большая секция камня провалилась, оставив зияющий разрыв. Дно провала погружено во тьму, и оттуда порывами дует теплый ветер. Напротив, шагах в десяти или еще больше, видно продолжение прохода.
— Мы спустимся, — заявил Бейниск, разматывая веревку и делая узел на конце. — Потом влезем. Я смогу, вот увидишь.
— А если веревка слишком короткая? Не вижу дна, Бейниск.
— Найдем за что цепляться. — Он сделал петлю на другом конце и поместил на выступ камня. — Я дерну, веревка свалится, и мы сможем забраться на другую сторону. Ну, ты первый. — Он сбросил веревку с края. Было слышно, что она размоталась полностью. Бейниск хмыкнул: — Как я сказал, найдем за что цепляться.
Харлло встал над краем, держа мокрую веревку — она чуть не выскользнула из рук, но он понимал: случись так, ему конец, и сжал ее еще крепче. Ноги скользили, отыскивали крошечные уступы на лике скалы. Он медленно спускался.
Когда он был на три роста внизу, Бейниск полез следом. Веревка принялась непредсказуемо раскачиваться, и ноги Харлло раз за разом теряли опору; руки сильно дергало.
— Бейниск! — прошипел он. — Погоди! Дай мне пролезть дальше… ты меня сбросишь…
— Ладно. Лезь.
Харлло снова нашел опору и продолжил спуск. Он больше не ощущал рывков и качания. Веревка становилась более мокрой, что означало: он близок к самому низу, ведь вода уже успела стечь. Вскоре он нашел мокрый узел. И впал в панику: найти опору для ног было невозможно — скала шла почти вертикально.
— Бейниск! Я на узле! — Он изогнул шею, поглядел вниз. Чернота. Полная, бездонная. — Бейниск! Где ты?
Бейниск не двигался с момента первой просьбы Харлло. Меньше всего ему хотелось сбросить мальчика. Только не после такого пути. А еще, скажем правду, он испытывал растущий страх. Стена слишком гладкая — никаких трещин, только неглубокие извилины в камне. Им не спуститься дальше веревки. Ему не на что будет встать, чтобы сдернуть петлю.
Он понял: они в беде.
Расслышав последний крик Харлло — мальчик дополз до узла — Бейниск приготовился к спуску.
И тут веревку сильно потянули сверху.
Он поднял голову. Смутные лица, руки тянутся к веревке. Веназ — о да, это он там ухмыляется.
— Поймал, — прошипел он тихо, но злобно. — Поймал обоих, Бейниск.
Веревка дернулась кверху.
Бейниск вытащил нож. Поднял руку, чтобы перерезать веревку… и заколебался, глядя в лицо Веназа.
Похоже, его лицо было таким же пару лет назад. Ему так хотелось власти, хотелось править кротами. Ну, теперь их получит Веназ. Он получит всё. Бейниск поднес нож к веревке — над самой головой. И полоснул.
Зарывайтесь пятками в землю, но это не поможет. Мы должны повернуться к настоящему. Ибо все следует понять, ибо каждая грань должна хоть единожды сверкнуть на солнце. Недавно округлый человек просил прощения. Сейчас он просит доверия. Рука его верна, хотя и дрожит. Доверьтесь.
Бард сидит напротив историка. За ближайшим столиком «К’рул-бара» Дымка следит за Сцилларой, а та пускает змейки дыма из трубки. В этом взгляде сквозит нечто жадное, но то и дело в глазах отражается борьба — женщина думает о другой женщине, той, что лежит наверху в коме. Да, она думает о ней. Дымка взяла за обычай спать подле кровати Хватки, она делает все, чтобы пробудить уснувшие чувства возлюбленной. Но все напрасно. Душа Хватки потеряна, бродит далеко от холодной, вялой плоти.
Дымка уже ненавидит себя, ибо ощутила: ее собственная душа готовится уйти на поиск новой жизни, нового тела, которое можно исследовать и ласкать, новых губ, прижатых к ее губам.
