неизбежных радикальных вмешательствах.
В нашей коллекции имеются резекционные препараты с самыми причудливыми анастомозами, наложенными в других больницах, чаще провинциальных. Несколько препаратов содержат по два анастомоза. И как своего рода уникум мы храним и показываем на лекциях резекционный препарат, имеющий шесть анастомозов. Конечно, только незнанием тяжких последствий можно объяснить подобного рода «операции».
На XXIV Всесоюзном съезде хирургов в своем докладе мы приводили отчет о 87 больных, подвергшихся реконструктивным операциям вследствие явлений порочного круга и незаживления язв. Среди них было 74 мужчины и 13 женщин. В совокупности этим 87 больным было сделано 198 различных операций: по две—72 больным, по три — семерым, по четыре — тоже семерым, а одной больной — пять операций. Умерло 9 человек, т. е. 10,2%
Упомянутые 87 реконструктивных случаев значатся в группе 143 больных, поступивших с болезнями оперированного желудка в клиники Института имени Склифосовского за 10 лет (1928–1937). С тех пор за 8½ лет (с 1 января 1939 г. по 1 июня 1947 г.) доцент В. Н. Ходков подсчитал еще 147 случаев болезней оперированного желудка (но исключая случаи, когда больные поступили для резекций после ушитых прободных язв). В отличие от первой серии количество реконструктивных операций при порочных гастроэнтеростомиях и незаживлении язв в этой серии было очень невелико — всего 17; все остальные были пептические язвы соустья, о чем речь будет ниже.
Здесь же в заключение приведем один довольно эксквизитный случай встретившегося нам осложнения после реконструктивной операции.
Молодая женщина была переведена в Институт имени Склифосовского из Клиники лечебного питания с тяжелейшей формой порочного круга. Оперировавший ее хирург, по ее словам, признался, что «кишку он пришил не тем концом» и предлагал переделать свою гастроэнтеростомию. Но хирург этот признался не во всем: он утаил от своей больной, что соустье-то он ошибочно наложил из-за рвоты вследствие беременности.
Больная два года боялась подвергаться вторичной операции, несмотря на ежедневную повторную рвоту и прогрессирующее истощение. Когда мы оперировали ее, она была предельно истощена и ослаблена. Обезвоживание мы устранили до операции обильными вливаниями солевого раствора и растворов глюкозы в течение 3 суток подряд. Операцию снятия анастомоза больная легко перенесла под местной анестезией. И вот при безукоризненном заживлении раны и совершенно наладившемся питании уже на второй неделе после операции развивается тяжелейшая форма пеллагры.
Диагноз не вызывал никаких сомнений; болезнь сопровождалась и типичными зонами симметричных пигментации на обеих кистях. Все старания терапевтов и диетологов оставались безуспешными: больная явно погибала и была совершенно безнадежна. Мы перелили ей 600 см3 консервированной трупной крови, что сразу дало необыкновенно яркий, но кратковременный эффект: уже через сутки состояние больной опять ухудшилось, а через двое суток после трансфузии она снова была в состоянии агонии. Новое переливание 600 см3 трупной крови дало опять разительный успех, длившийся тоже лишь двое суток.
Делать новую трансфузию казалось бесполезным, но мы все же попробовали. Это третье вливание опять 600 см3 трупной крови немедленно улучшило состояние больной весьма заметно, но, увы, опять лишь на 1–1½ суток; к концу вторых суток status que ante.
И у нас, и у остальных врачей клиники исчезла вера в возможность спасти больную. Как ни блестящи бывали результаты трансфузий крови, которые буквально сразу преображали весь общий вид больной, эффект каждый раз и неизменно был довольно кратковременным. А теперь, после трех таких попыток, больная лежала совершенно без сознания, в глубочайшей коме, почти без пульса на лучевой артерии с резко выраженным цианозом. Неохотно мы дали распоряжение перелить еще раз, 600 см3 трупной крови, считая, что это бесполезная трата спасительного средства, которое можно бы лучше использовать для других, менее безнадежных больных.
Именно эта четвертая трансфузия и оказалась спасительной: больная опять сразу воскресла, и на сей раз окончательно.
Переходим к самому тяжелому осложнению гастроэнтеростомий — пептическим язвам соустья или тощей кишки. Загадочна была их причина, трудна их профилактика и не особенно надежно их лечение. Но коллективный опыт позволяет ныне считать некоторые факты достаточно проверенными (рис. 4).
Пептические язвы возникают и поддерживаются вследствие разъедающего действия активного желудочного сока на слизистую кишечника. Они никогда не встречаются после гастроэнтеростомий у раковых больных, т. е. при ахилии..
Так жё редки пептические язвы после анастомоза при язвах желудка, сопровождающихся лишь умеренной кислотностью. Напротив, пептические язвы возникают часто при дуоденальных язвах, и притом тем чаще, чем выше кислотность перед операцией.
Рис. 4. В нормальном желудочно-кишечном канале
Так как среди больных с прободными язвами абсолютно доминирует дуоденальная локализация, и притом по преимуществу у молодых субъектов с особо активным желудочным соком, то понятно, почему гастроэнтеростомий при ушивании прободных язв особо скомпрометированы частым возникновением послеоперационных пептических язв соустий. Вот некоторые из недавних опубликованных сводок.
Среди 238 пептических язв, собранных в сводке Лабандибара (1937), первичных язв двенадцатиперстной кишки имеется 156; желудка—52; в 30 случаях первичная локализация не выяснена.
Рис. 5. Экспериментальные язвы Манна (Mann) и Вильямсона (Williamson)
Рис. 6. Гастро-энтероанастомоз, пептическая язва в 10 %
Литература о пептических язвах соустий велика, и многие хирурги обладают значительным опытом в оперативном лечении этих тяжелых осложнений. Таким образом, они не только имеют возможность судить о том, насколько успешны повторные радикальные операции, но создается истинная картина того, какие гастроэнтеростомии и у каких больных чаще осложняются последующими язвами соустий (рис. 5, 6). Но даже большой опыт вторичных операций пептических язв анастомоза сам по себе не позволяет судить об истинной частоте развития пептических язв. Взять хотя бы наш материл. Как мы сейчас увидим, опыт Института имени Склифосовского ко времени XXV съезда хирургов почта достиг, а ныне уже значительно превысил 200 операций пептических язв. Но в подавляющем числе это все случаи «чужие», т. е. оперированные в других больницах и городах. Совершенно невозможно угадать, на какое количество гастроэнтеростомии, сделанных десятками хирургов, пришлись эти пептические язвы. Точно так же мы не имеем убедительных данных о частоте образования пептических язв соустья на материале некоторых советских хирургов, обладающих громадным собственным опытом гастроэнтеростомии. Ни Я. О. Гальперн, ни В. В. Успенский — первый на сотнях, а второй на многих тысячах гастроэнтеростомии — не публиковали результатов обширной поголовной проверки своих больных через несколько лет после наложения соустья. XXIV съезд в Харькове представлял тому отличный повод. Но, к сожалению, упомянув вскользь о «75 повторных операциях на желудке», Гальперн не указал, ни сколько тут было пептических язв соустья, ни сколько из них приходится на собственные серии гастроэнтеростомии. И Е. Т. Зыкова, докладывая о 340 повторных операциях В. В. Успенского за 20 лет работы в Калинине, сообщила только, что среди них пептических язв было 39 и что за тот же период первичных операций было сделано 4307 «в подавляющем большинстве гастроэнтеростомии».
Цитированные сведения совершенно не позволяют судить о частоте пептических язв соустья, ибо нет никаких указаний на систематическую проверку серий своих операций через тот или иной срок. Вот почему мы воспользуемся гораздо меньшим материалом Хинтона (Hinton) и Черча (Church), но строго
