Много делегаций поехало из Москвы на похороны. В том числе от Союза театральных деятелей и от Театра Моссовета. Но как-то даже в голову не пришло присоединиться к одной из них. Я поехал сам, в одиночку.
Народу было великое множество. Звучала музыка, говорились речи. На сцене БДТ мерцали электрические свечи в гигантских канделябрах. И в центре Он в своем последнем вместилище, окруженный морем цветов. Давно исчез спектакль «Мольер», но декорацию королевской сцены сохранили, как видно, для подобных случаев
Многие плакали Гроб стоял на высоком помосте, и, чтобы в последний раз увидеть его лицо, чадо было подняться по ступенькам.
Потом было отпевание в церкви, потом похороны в Александро-Невской лавре. Я был там, но меня это больше не касалось. Я простился с ним на сцене в королевских декорациях «Мольера».
Вспышки
Светлые курчавые облака с серыми подбрюшьями неподвижны. Они висят на бледно-голубом фоне неба. Свежая, еще лишенная усталости майская листва. Зеленое дрожанье прорезано белыми полосками березовых стволов. Ниже взгляд упирается в соседний дом. Он мешает мне. Из него торчат антенны. Что-то ловят Рубчатый шведский пластик покрывает стены дома. Пластик очень ровный. Он прикрыл некачественный бурый кирпич, из которою на самом деле построен дом. Стенка как нарисованная. Но плохо, что антенны так торчат. И окна торчат. В них куски быта и какие-то не те предметы. Не от этого шведского пластика. Глухой желтый забор ничего не загораживает. Я смотрю через окно второго этажа и вижу весь соседский двор. Там кусты, мешки, клетки и табуретка. Панорамирую взглядом вниз и упираюсь в мою собственность. Мой участок размером десять на десять метров обнесен сеткой. Сетка называется рабица. На участке только трава. И много желтых побегов будущих одуванчиков. Сорняк надо полоть. Траву полоть. Трава примята. Спят три большие собаки — отец, мать и взрослый сын. Отец и сын черные, мать желтая. Они сторожат поселок и живут при конторе. Но завтракать и отдыхать приходят ко мне. Звуков мало. Почти тихо. Деликатно журчит высокий самолет, взлетевший из Шереметьево, и посвистывает одинокая птица. Я бы сказал, что это поет иволга. Если бы я знал, как поет иволга.
На мне очки. Я снимаю их и прикрываю глаза. Я провожу рукой по лицу и поглаживаю отросшую за неделю жесткую бородку. Даже на ощупь она совсем седая. Я почесываю голову. Волос мало, и кожа стала бугристая. Я вспоминаю. Перед премьерой «Горя от ума» я пошел бриться и стричься в парикмахерскую на Невском Мастер сказал: «Я вас филировочными ножницами, пожалуй. Такие волосы надо не стричь, а разрядить. Вам надо полоть шевелюру». Полоть. Да, надо вырвать эти будущие одуванчики.
Я снова надеваю очки и поднимаю взгляд. Облака слегка загустели и поменяли фирму. Но ровный голубой фон по-прежнему хорошо освещен солнцем. Как театральный задник.
Я дождался. Я дошагал, доработал, дотянул, добежал. Я дожил до двадцать первого века.
Я родился в Ленинграде 16 марта 1935 года. В XX веке я прожил 65 лет — две его трети.
Мои родители — Юрский (Жихарев) Юрий Сергеевич (1902—1957) и Юрская-Романова Евгения Михайловна (1902—1971) — оба люди двадцатою века.
Но мне довелось быть знакомым, играть на сцене и, смею сказать, дружить с людьми, родившимися в XIX веке. Это были:
Елена Маврикиевна Грановская — очень знаменитая комедийная актриса. Она играла в нашем «Горе от ума» Графиню бабушку.
Могучие артисты Большого драматического:
Василий Яковлевич Софронов — с ним играли в пьесе Артура Миллера «Воспоминание о двух понедельниках».
Александр Иосифович Лариков — мы играли отца и сына в «Трассе» Игнатия Дворецкого.
И, наконец, —
Фаина Георгиевна Раневская — несомненно одна из величайших актрис века. В поставленном мною спектакле она сыграла свою последнюю в жизни роль Это была пьеса А. Н. Островского «Правда — хорошо, а счастье лучше». Мы были партнерами и два года играли — она Фелицату, я Грознова — на сцене Театра Моссовета.
Постоянно трать на сцене я начал в 1950 году. На любительской и учебной сценах играл 7 лет. На профессиональной с 1957 года — уже почти 45
В молодые годы играл очень много — до 150—170 спектаклей в год. С 60-го года стал выступать на эстраде с отдельными номерами, а потом с сольными концертами. Их бывало до 100 в год и более. Играл каждый второй день или чаще.
С 90-го года выступаю меньше — слишком большие по объему стали роли, и возраст дает себя знать. Спектаклей и концертов вместе бывает не более 100 в год.
Общим счетом я за 50 лет выступил на сцене примерно 7500 раз. Я всегда служил в больших театpax. В БДТ, в Театре Моссовета, во МХАТе — примерно 1000 зрителей. На гастролях залы бывали еще больше. Залы всегда (за редкими исключениями) были полны. Значит, количество зрителей, перед которыми довелось выступать в пределах XX века, — примерно 7 500 000 (семь миллионов пятьсот тысяч).
Количество фильмов, в которых снимался, — 35.
Количество телеспектаклей и телепередач (не считая интервью) — около 200.
Количество городов, в которых выступал со спектаклями или концертами: в Советском Союзе — 100, за границей — 100.
Количество гостиниц, в которых жил, — более 400.
В молодые годы больше играл в своем театре, но гастроли и киносъемки обязывали делать до 30 000 километров в год.
Последние 15 лет много гастролировал и много работал уа рубежом. Каждый год самолетом, поездом, автомобилем, теплоходом делал от 60 000 километров до 130 000 километров (1999 год).
Законно женат единожды. Жена — Наталья Максимовна Тенякова (Юрская).
У нас одна дочь — Дарья. Она родилась в 1973 году в Ленинграде.
Дневник стал необходим, когда я начал самостоятельную гастрольную жизнь. У меня было много пpoграмм, и внутри каждой могли меняться отдельные части. Около пятидесяти авторов и более ста пятидесяти произведений были подготовлены в разное время. Меняя площадки, меняя города, возвращаясь на уже знакомые сцены, надо было всегда предлагать зрителю смесь ожидаемого ими и нового. Старался не повторяться. Поэтому вел записи — где и что исполнялось, как было принято, как я сам оцениваю свою работу в этот день. Позже такие же заметки делал и по поводу спектаклей театра — кратко оценивал не только себя, но также партнеров и публику. Подолгу работая за границей (актером — во Франции и Бельгии, режиссером — в Японии), обязан был подробно описывать ошибки и достижения каждого дня в понимании языка и хода мыслей моих иностранных коллег. Далее записи стали действительно дневником — фиксацией ежедневных событий, включая температуру воздуха. Перечень дел и встреч. Оценки. Минимум размышлений. Несколько десятков толстых тетрадей скопились в нижнем ящике шкафа. Тысячи страниц записей рутинной жизни работника культуры последней трети XX века.
Приведя в порядок этот ворох важных и неважных свидетельств времени, я мог бы продолжить опыты моего однофамильца (а по некоторым сведениям — предка) С. Жихарева, который оставил два тома «Записок театрала» — ежедневные записи прилежного зрителя начала XIX века. Но вряд ли хватит у меня терпения хотя бы полистать мои тетрадки Оставим это. Passons, как говорят французы. — минуем!
Есть другой вариант — выделить все эффектное, что случалось. Знаменитые люди, известные женщины, великие города. шумные премьеры. Было, было это в моей жизни. Вообще говоря, недурная мысль! Но, пожалуй, такой ход годился бы для иллюстрированного журнала по соседству с роскошной рекламой, а также по соседству (что поделаешь — конкуренция!) с другим вспоминателем, у которого (это уж обязательно!) еще более козырные люди, еще более обворожительные женщины и еще более шумные
