Свойственно искать чудес людям поверхностным, для которых чудо, кем бы оно ни совершалось, является только ярким зрелищем, эффектным шоу. Им, в сущности, безразлична истина, они не захотят потрудиться в исполнении евангельских заповедей для стяжания добродетелей. Христианство таких людей заключается в беседах за чашечкой кофе о «высоких материях». Святитель Игнатий пишет: «Слово Божие – знамение духовное, которое, будучи даровано человеку, удовлетворяет всем потребностям его спасения, соделывает пособие от вещественных знамений ненужным. Христианин, которому не известно такое свойство слова, обличает себя в холодности к слову, в незнании слова Божия или в мертвом знании по одной букве».
'Чудо не является лучшим способом проповеди. Бог ищет любви человека, произвольного, свободного следования за Ним. Чудо же может явиться неким насилием над чувствами и волей человека. Вера, пришедшая в результате чуда, если не будет подкреплена жительством по евангельским заповедям, рано или поздно станет суеверием или даже будет потеряна. Бог открывается человеку, живущему по совести, слушающему этот чудный голос в своей душе. Укрепляется в вере человек, когда жительствует по евангельским заповедям. Чтобы познать значение слова, должно исполнять его. Евангельские заповеди, будучи исполняемы, немедленно начинают преобразовывать, претворять, оживотворять человека, претворять его образ мыслей, его сердечные чувствования, самое тело:
Жительствуя по Евангелию, человек достигает единения с Богом. Такое жительство научает человека видеть мир, сотворенный Господом, как величайшее Божие чудо. Настоящий христианин не ищет чудес, излишни для него и гороскопы. «Тому, кто предал себя в волю Божию, уже незачем знать будущее» (свт. Игнатий). Тщательно, с великим трудом христианин ищет одного – исполнения воли Божией. Воля Божия сокровенна в заповедях Божиих. Настоящие христиане ищут подлинных свидетельств о Боге в примерах благочестивой жизни.
В беседе «О чудесах и знамениях» святитель Игнатий, в числе других, приводит пример из жития преп. Антония Великого, когда некоторый юный инок повелевал в пустыне диким ослам: «Когда Великий услышал об этом чуде, то выразил недоверенность к душевному устроению чудотворца; не замедлило прийти известие о горестном падении инока». Древние Отцы советуют при выборе духовного наставника руководствоваться ни чем иным, как благочестивой жизнью духовников: «Не должно искать таких руководителей, которые бы имели дар пророчества или прозрения, но прежде всего – истинно смиренномудрых»,– пишет св. преп. Иоанн Лествичник.
Все истинные подвижники ХХ века тщательно скрывали свои духовные дарования. Примером этому может послужить исповедник веры, удивительный подвижник, при жизни известный лишь очень узкому кругу людей, игумен Никон (Воробьев, љ 1963), книга писем которого к духовным чадам под названием «Нам оставлено покаяние» (М. 1997) поистине стала духовным приношением современному христианству. Игумен Никон говорил желавшим духовно окормляться у него, что он не считает себя ничьим духовным отцом, что может лишь, в силу своего возраста и жизненного опыта, поделиться некоторыми знаниями. Непременным условием общения с ним батюшка ставил обязательство никому никогда о нем не говорить и никого никогда к нему не привозить. Желавшим поселиться рядом с ним, он, по своему великому смирению, говорил, что неполезно жить рядом с человеком, который знает, как надо жить, но не живет такой жизнью.
Люди, бывшие в духовном общении с отцом Никоном, вспоминают, что батюшка часто повторял: «Того духовного руководства, в котором и я, и Вы одинаково нуждаемся, сейчас нет». Он никогда не требовал слушаться его во всем, высказывал свое мнение именно как мнение, предоставляя свободу поступить иначе в случае, например, изменения обстоятельств, и никогда ничем не связывал спрашивавших у него совета. Лишь один совет батюшка высказал категорично: «Если когда-нибудь кто- нибудь из священников Вам скажет: „Идите за мной, я Вас буду вести по духовному пути“,– бегите от него; этот человек в прелести». Видимо, такой духовник не представляет тяжести той ответственности, которую хочет на себя взять, потому что любой человек с присущими ему немощами – это прежде всего крест для пастыря. Сам же о. Никон действительно совершал чудеса и исцеления, о чем есть свидетельства, но скрывал это тщательнейшим образом.
Как пример исполнения евангельских слов:
Не только святые люди, но всякий христианин, хотящий жить благочестиво в наши непростые времена, будет сокрывать себя, избегать начальственных должностей и видного положения, чтобы в безвестности работать Богу, временами общаясь с небольшим кругом близких по духу лиц. Нам известны некоторые священники, преимущественно из числа монашествующих, которые именно из этих соображений избегают учить и проповедовать, хотя, казалось бы, это их прямая обязанность. Они не стремятся к умножению числа духовных чад, ограничиваясь теми, кого Господь уже привел к ним, а своим главным делом полагают молитву. Они считают, что пастырь – это прежде всего предстоятель у престола Господня, совершитель Божественных Таин, молитвенник за своих духовных детей. Он настолько способен руководить другими, насколько сам преуспел в молитве и духовном делании. Святитель Игнатий пророчествовал, что в последние времена засилье фарисеев в Церкви настолько увеличится, что истинные рабы Божии, спасаясь от них, вынуждены будут скрываться так же, как Спаситель скрылся от Ирода в безвестном малолюдном Назарете.
Господь, прежде чем вознесся на небо, заповедал ученикам оставаться в Иерусалиме, пока не облекутся силою свыше (Лк. 24; 49). Этим обозначается таинственное пребывание внутри себя, пребывание преимущественно в молитве и трезвении, чтении Божественных и отеческих писаний. Оно должно продолжаться до тех пор, пока благодать Божия не осенит душу явным образом. Только тогда раб Божий, облеченный благодатью, сможет выйти на проповедь Евангелия. Проповедовать может только человек духовно сильный, апостол, посланный Богом.
Преподобный Иоанн Лествичник пишет: «Когда мы, на год или на несколько лет удалившись от своих родных, приобретем некоторое малое благоговение, или умиление, или воздержание, тогда суетные помыслы, приступивши, побуждают нас опять идти в отечество для назидания, и примера, и пользы многих, видевших некогда наши беззаконные дела. А если мы еще богаты даром слова и имеем сколько- нибудь духовного разума, тогда уже как спасителям душ и учителям советуют они нам возвратиться в мир, с тем чтобы мы благополучно собранное в пристанище бедственно расточили в пучине. Постараемся подражать Лоту, а не жене его; ибо душа, обратившись туда, откуда вышла, уподобится соли, потерявшей силу, и сделается неподвижною».
«Многие,– пишет преп. Исаак Сирин,– совершили знамения, воскресили мертвых, потрудились в обращении заблудших, сотворили великие чудеса, привели других к познанию Бога, а после сего сами они, оживотворившие других, впали в скверные и мерзостные страсти, умертвили самих себя. Творящих знамения, чудеса и силы в мире не приравнивай к безмолвствующим с ведением. Бездейственность безмолвия возлюби более, нежели насыщение алчущих в мире и обращение многих народов к поклонению Богу». Очевидно, что здесь заповедуется предпочесть молитвенное делание даже тем, кто действительно способен обращать народы к Богу.
Допустима проповедь благочестивых мирян, которые, живя среди людей, все равно общаются с ними. Они не в состоянии нести монашеского молитвенного делания. Лучше говорить о Боге, чем празднословить. Мы немощные люди, но Господь так устроил, что и мы должны что-то делать в этом мире, хотя наши дела всегда бывают несовершенны и содержат примесь страстей. Для человека же монашеского устроения проповедовать – очень большая ответственность, большой труд, опасный в духовном отношении. Поэтому за некоторую деятельность лучше вообще не браться. Многие, очень многие, взявшись
