И на конскую зеленую попону положила За обиду Олега, храброго юного князя. С той же Каялы Святополк после сечи взял отца своего Меж угорскою конницей ко святой Софии в Киев. Тогда при Олеге Гориславиче сеялось и вырастало междоусобием, Погибала жизнь Дажьбожиих внуков, В крамолах княжеских век человеческий сокращался, Тогда по Русской земле редко оратаи распевали, Но часто враны кричали, Трупы деля меж собою; А галки речь свою говорили, Сбираясь лететь на обед. То было в тех ратях и тех походах, Но битвы такой и не слыхано! От утра до вечера, От вечера до света Летают стрелы каленые, Гремят мечи о шеломы, Трещат харалужные копья В поле незнаемом Среди земли Половецкия. Черна земля под копытами Костьми была посеяна, Полита была кровию, И по Русской земле взошло бедой. Что мне шумит, Что мне звенит Так задолго рано перед зарею? Игорь полки заворачивает: Жаль ему милого брата Всеволода. Билися день, Бились другой, На третий день к полдню Пали знамена Игоревы. Тут разлучилися братья на бреге быстрой Каялы; Тут кровавого вина недостало; Тут пир докончили храбрые воины русские: Сватов попоили, А сами легли за Русскую землю. Поникает трава от жалости, А древо печалию К земле приклонилось. Уже невеселое время, братья, настало: Уже пустыня силу прикрыла; И встала обида в силах Дажьбожиих внуков, Девой ступя на Троянову землю, Встрепенула крыльями лебедиными, На синем море у Дону плескаяся. Прошли времена благоденствия, Миновалися брани князей на неверных. Брат сказал брату: то мое, а это мое же! И стали князи про малое спорить, как бы про великое, II сами на себя крамолу ковать, А неверные со всех стран набежали с победами на землю Pyccкую! О! далеко залетел ты, сокол, сбивая птиц к морю! А бесстрашному полку Игореву уже не воскреснуть! Вслед за ним крикнули Карна и Жля и по Русской земле поскакали, Мча разорение в пламенном роге. Жены русские всплакали, приговаривая: 'Уж нам своих милых лад Ни мыслию смыслить, Ни думою сдумать, Ни очами сглядеть, А злата-сребра много потратить!' И застонал, друзья, Киев печалию, Чернигов напастию, Тоска разлилася по Русской земле, Обильна печаль потекла среди земли Русской. Князи сами на себя крамолу ковали, А неверные сами с победами врывались в землю Русскую, Дань собирали по белке с двора. Так-то сии два храбрые Святославича, Игорь и Всеволод, пробудили коварство, Едва усыпил его мощный отец их, Святослав грозный, великий князь Киевский. Гроза Святослав! Притрепетал он врагов своими сильными ратями И мечами булатными; Наступил он на землю Половецкую, Притоптал холмы и овраги, Возмутил озера и реки, Иссушил потоки-болота; А Кобяка неверного из луки моря От железных великих полков половецких Вихрем исторгнул, И Кобяк очутился в городе Киеве, В гриднице Святославовой, Немцы и венеды, Греки и моравы Славу поют Святославову, Кают Игоря-князя, Погрузившего силу на дне Каялы, реки половецкия, Насыпав ее золотом русским. Там Игорь-князь из златого седла пересел в седло кощеево; Унылы в градах забралы, И веселие поникло. И Святославу мутный сон привиделся: 'В Киеве на горах в ночь сию с вечера Одевали меня, – рек он, – черным покровом на кровати тесовой;
