— Я имею в виду корабль. Это ведь новая модель, вот я и предположил, что в ней могут быть неполадки. — Пилорат позволил себе легкую, неуверенную улыбку.
Тревиз решительно покачал головой.
— С моей стороны было бы глупо оставить вас в такой неуверенности. В корабле решительно нет никакой неисправности. Он работает безупречно. Просто я задумался о гипертрансляторе.
— Ага, понятно, но только не мне. Что такое гипертранслятор?
— Сейчас объясню, Янов. Я общаюсь с Терминусом — во всяком случае, могу в любое время снестись с ним, и Терминус, в свою очередь, тоже может общаться с нами. Там знают местонахождение корабля, наблюдая за его траекторией. Даже если они этого не делают, они могут определить, где мы, с помощью сканирующего устройства для массы, которое предупреждает их о присутствии корабля или, скажем, метеорита. И они могут определить энергетическую систему, которая различна не только у корабля и метеорита, но даже у двух кораблей, потому что они используют энергию неодинаково. В любом случае, независимо от того, какими приборами или инструментами мы пользуемся. Корабль может быть и незнакомым, конечно, но если энергетическая система записана на Терминусе, как наша — корабль будет опознан, как только его обнаружат.
— Мне кажется, Голан, — заметил Пилорат, — что развитие цивилизации идет исключительно по линии ограничения уединенности.
— Вероятно, вы правы. Однако рано или поздно мы должны пройти через гиперпространство, иначе мы до конца своих дней будем осуждены оставаться в одном-двух парсеках от Терминуса. С другой стороны, проходя через гиперпространство, мы отрываемся от обыкновенного пространства. Мы проходим отсюда туда — я имею в виду, через расстояние в сотни парсеков — за секунду известного нам времени. Мы внезапно оказываемся безмерно далеко в том направлении, которое предсказать весьма трудно, и нас практически нельзя будет отследить.
— Я понял.
— Но не в том случае, если нам встроили гипертранслятор. Он посылает сигналы через гиперпространство — сигналы, характерные именно для данного корабля — и власти Терминуса будут знать, где мы, в любое время. Это ответ на ваш вопрос. Дело в том, что мы не можем скрыться нигде в Галактике, и нет такой комбинации прыжков через гиперпространство, которая дала бы нам возможность ускользнуть от их контроля.
— Но, Голан, разве мы не нуждаемся в защите Основания?
— Нуждаемся, Янов, но только в том случае, если мы просим ее. Вы сами сказали, что развитие цивилизации означает ограничение уединения. Ну, а я не хочу такого развития. Я хочу быть свободным и идти, куда пожелаю, до тех пор, пока сам не попрошу защиты. Поэтому я чувствовал бы себя куда лучше, если бы на борту не было гипертранслятора.
— А вы его уже обнаружили?
— Нет. Если бы обнаружил, то, может быть, сумел бы его испортить.
— А вы его узнаете, когда увидите?
— В этом одна из трудностей. Могу и не узнать. Я знаю, как выглядят обычные гипертрансляторы, и знаю способы проверки подозрительных предметов. Но это корабль последней модели, имеющий специальное назначение. Гипертранслятор может быть встроен таким образом, что не будет заметно никаких признаков его присутствия.
— Но, с другой стороны, возможно, что его на борту просто нет, поэтому вы и не нашли его...
— Я не могу предположить этого, и мне не хотелось бы совершать прыжок, пока я не буду окончательно уверен. Пилорат просиял.
— Так вот почему мы, можно сказать, тащимся через космос. А я удивлялся, почему вы не делаете прыжка. Я слышал о нем, видите ли, и чуточку нервничал, и все думал, когда же вы прикажите мне привязаться, или принять пилюлю, или еще что-нибудь в этом роде.
Тревиз улыбнулся.
— Не волнуйтесь. Сейчас не старые времена. На таком корабле, как этот, все делается компьютером. Ему просто дается команда, а он уже сам делает все остальное. Мы не знаем, как все это происходит, замечаем только, что космос неожиданно изменяется. Если вы когда-нибудь видели показ слайдов, то знаете, что происходит, когда один слайд вдруг заменяется другим. Так вот — прыжок похож на это.
— Подумать только! Ничего не чувствуешь? Поразительно! Мне кажется, это даже слегка разочаровывает.
— Лично я никогда ничего не чувствовал, а корабли, на которых я работал, не были такими усовершенствованными, как этот наш новорожденный. Но мы не совершили прыжка не из-за гипертранслятора. Нам нужно отойти чуть подальше от Терминуса — и от солнца, конечно. Чем дальше мы будем от любого массивного объекта, тем легче будет управлять прыжком — снова возникнуть в пространстве в точно желаемых координатах. В случае крайней необходимости можно рискнуть совершить прыжок, находясь всего в двухстах километрах от поверхности планеты и надеяться, что вдруг повезет и мы благополучно вынырнем и сможем в разумных пределах рассчитывать на безопасность. Однако, всегда есть вероятность, что случайные факторы заставят вас появиться в нескольких миллионах километров от большой звезды или в ядре Галактики — и тогда мы сгорим раньше, чем успеем моргнуть. Чем дальше вы от массы, тем меньше факторов такого рода, и меньше вероятность, что случится что-то неприятное.
— В таком случае, я хвалю вашу осторожность. Вас никто не торопит.
— Точно. Тем более, что я умираю от желания сначала отыскать гипертранслятор или убедиться, что его здесь нет...
Тревиз, похоже, снова погрузился в задумчивость, и Пилорат сказал, слегка повысив голос, чтобы преодолеть барьер озабоченности Тревиза:
— А что будет много позже?
— Что?
— Я хочу спросить — когда бы мы делали прыжок, если бы не занимались гипертранслятором, мой дорогой?
— При нашей теперешней скорости и траектории, я бы сказал, дня через четыре, но точное время я установлю на компьютере.
— Ну, тогда вам остается на поиски еще два дня. Не могу ли я внести предложение?
— Давайте.
— Я всегда знал по своей работе — совсем отличной от вашей, разумеется, но мы можем в данном случае обобщить, что погружение в частную проблему целиком — самоубийственно. Почему бы не расслабиться и не поговорить о чем-нибудь другом, тогда ваше подсознание, освобожденное от груза сосредоточенной мысли, сможет решить за вас важную проблему.
Тревиз посмотрел на него сначала с раздражением, но тут же улыбнулся.
— Ну, что ж, а почему бы и нет? Расскажите, профессор, почему вы интересуетесь Землей? Как возникла странная идея об особой планете, с которой мы все стартовали?
— Ах! — Пилорат закивал, вспоминая. — Это случилось давно. Больше тридцати лет назад. Когда я поступал в колледж, я собирался стать биологом.
Меня особенно интересовали вариации видов на различных планетах. Вариации эти, как вы знаете, а впрочем, может, и не знаете, только не обижайтесь на мои слова, — очень малы. Все формы жизни в Галактике, по крайней мере, с которыми мы сталкивались, имеют белково-нуклеиновый химизм на водной основе.
— Я учился в военном колледже с уклоном в нуклеотику и гравитацию, — сказал Тревиз, — но я не узкий специалист. Правда, я мало знаю насчет химической основы жизни, но нас учили, что вода, белки и нуклеиновые кислоты — единственная основа жизни.
— Пожалуй, слишком категоричное заключение. Лучше сказать, что мы еще не обнаружили других форм жизни — но пока оставим это. Самое удивительное в местной флоре и фауне — то, что видов, имеющихся только на одной планете, очень незначительное количество. Большинство видов, включая гомо сапиенс, в частности, распространены по всем мирам Галактики и тесно связаны биохимически, физиологически и морфологически. С другой стороны, местные виды сильно отличаются по
