Роботы утренней зари

разоблачать себя таким образом? Я говорила вам все это только для того, чтобы показать, что доктор Хэн Фастальф в самомде< emphasis>ле уничтожил Джандера. Наверняка. Я не говорила этого, потому что никто, кроме вас не был так глуп, чтобы спрашивать меня, и из-за дурацких остатков моего уважения к этому человеку. Но теперь вы спросили, и я отвечаю, и, клянусь Авророй, скажу кому угодно, даже публично: доктор Хэн Фастальф разрушил Джандера Пэнела. Я в этом уверена. Вы удовлетворены?

42

Бейли с ужасом уставился на обезумевшую женщину.

– Я не совсем понимаю, доктор Василия. Зачем доктору Фастальфу разрушать робота? Какое это имеет отношение к его обращению с вами?

Василия порывисто дышала, и Бейли механически заметил, даже не осознавая этого, что, хотя Василия была такой же стройной, как Глэдис, груди у нее были больше. Она старалась овладеть своим голосом.

– Разве я не сказала вам, землянин, что Хэн Фастальф интересовался человеческим мозгом? Он не колеблясь поставит его под стресс, чтобы наблюдать за результатом. И он предпочитает мозг неординарный, например, мозг ребенка, чтобы его можно было наблюдать в развитии. Любой мозг, лишь бы не банальный.

– Но какая тут связь с…

– Спросите себя: почему он заинтересовался чужеземкой?

– Глэдис? Я спросил его, и он ответил. Она напомнила ему вас, и сходство и в самом деле большое.

– Еще раз спрошу вас: вы поверили ему?

– Почему же не поверить?

– Потому что это неправда. Сходство могло привлечь его внимание, но истинная суть его интереса к этой женщине – ее чужеземность. Она воспитана на Солярии, где привычки и социальные аксиомы не те, что на Авроре. Он может изучать мозг, совсем отличный от нашего, и получить интересную перспективу. Неужели вы не понимаете этого? Кстати, почему он заинтересован в вас, землянин? Он не так глуп, чтобы вообразить, что вы решите аврорскую проблему, ничего не зная об Авроре.

Внезапно вмешался Дэниел, и Бейли вздрогнул от неожиданности, услышав его голос:

– Доктор Василия, партнер Илия решил проблему Солярии, хотя ничего о Солярии не знал.

– Да, – сказала Василия, – все миры узнали об этом по гиперволновой программе. Озарение могло случиться, но вряд ли Хэн Фастальф думает, что оно случится дважды на том же месте и в быстрой последовательности. Нет, землянин, он привлек вас в первую очередь потому, что вы землянин. У вас другой, чуждый мозг, который можно изучать и манипулировать им.

– Не можете же вы думать, доктор Василия, что он рискнул бы делом чрезвычайной важности для Авроры и вызвал бы кого попало, лишь бы изучить необычный мозг!

– Наверняка мог бы. Об этом я вам и толкую. Нет такого кризиса для Авроры, который был бы важнее для него, чем решение проблемы мозга. Я могу точно сказать, что он ответит, если вы его спросите: «Аврора может возвыситься или упасть, цвести или гнить – все это пустяки в сравнении с проблемой мозга, поскольку, если человек реально познает мозг, все, что может пропасть за тысячелетие по небрежности или неправильным решениям, можно выправить за десять лет, разумно управляя человеческим развитием под руководством «психоистории». С помощью этого аргумента он оправдает все – ложь, жестокость, все, что угодно – и скажет, что все должно служить цели продвижения знаний о мозге.

– Не могу себе представить, чтобы доктор Фастальф был так жесток. Милейший человек.

– Давно ли вы его знаете?

– Несколько часов на Земле, три года назад, и один день на Авроре.

– Подумать только: целый день! А я была с ним тридцать лет почти постоянно и потом издали следила за его карьерой. А вы были с ним целый день? И за весь этот день он не сделал ничего, что напугало или унизило вас?

Бейли молчал. Он думал о неожиданной атаке с помощью прибора для пряностей, от которой его спас Дэниел; о туалете, который представил ему такие затруднения благодаря маскировке; далекую прогулку Снаружи, предназначенную для проверки его способности к адаптации.

– Вижу, что делал, – сказала Василия. – Ваше лицо, землянин, не так непроницаемо, как вы, может быть, думаете. Он пугал вас психозондом?

– Упоминал о нем.

– Один день – и уже упоминал. Я думаю, это вам не понравилось?

– Конечно, нет.

– А была причина для этого упоминания?

– Была, – быстро сказал Бейли. – Я сказал, что у меня мелькнула одна мысль и тут же исчезла, и было вполне естественно намекнуть, что психозонд мог бы ее обнаружить.

– Нет, – сказала Василия, – не мог бы. Психозондом нельзя пользоваться для такого деликатного прикосновения, а если произвести попытку, то шансов много, что мозг будет искалечен.

– Может, нет, если работать будет эксперт – скажем, доктор Фастальф.

– Он? Да он не отличит один конец зонда от другого. Он теоретик, а не техник.

– Ну, кто-нибудь другой.

– Нет, землянин. Никто. Подумайте сами: если бы психозонд можно было использовать на людях безопасно, и если Хэн Фастальф так беспокоится о проблеме дезактивации робота, разве он не предложил бы применить психозонд к себе? Это не приходило вам в голову? Любой разумный человек придет к заключению, что Фастальф виновен. Единственным доказательством его невиновности является его собственное отрицание вины. Почему бы ему не доказать свою невиновность путем психопробы? Он не намекал на такую вещь?

– Нет. Мне, по крайней мере.

– Потому что он прекрасно знает, как это опасно. Однако, он, не задумываясь, намекнул насчет вас – просто для того, чтобы видеть, как ваш мозг работает под давлением, как вы реагируете на страх. А может быть, он подумал, что такая проба, как бы она ни была опасна для вас, может дать ему интересные сведения, касающиеся деталей вашего земного мозга. Это, по-вашему, не жестоко?

Бейли отмахнулся от этого вопроса.

– Как это приложить к данному делу – роботоубийству?

– Солярианская женщина Глэдис привлекла внимание моего бывшего отца. У нее интересный для его целей мозг. Он дал ей робота Джандера, желая посмотреть, как женщина, выросшая не на Авроре, встретится с роботом, во всех отношениях похожим на человека. Он знал, что аврорская женщина тут же воспользовалась бы роботом для секса, ничуть не стесняясь. Сама я, признаться, несколько стеснялась бы этого, поскольку воспитана ненормально, не как обычные аврорские женщины. Солярианка же стеснялась бы очень сильно, поскольку выросла в мире, наполненном роботами, и имела необычно жесткие мысленные позиции по отношению к роботам. Это различие могло быть очень поучительным для моего отца, который пытался на этих вариациях построить теорию функционирующего мозга. Хэн Фастальф ждал полгода, пока солярианка, может быть начнет первые эксперименты…

– Ваш отец ничего не знал об отношениях между Глэдис и Джандером, – перебил ее Бейли.

– Кто вам это сказал? Мой отец? Глэдис? Если он – то он врет; если она – то она просто не знает,