законном смысле, а в эмоциональном. Она смотрела на Джандера как на эквивалент мужа и относилась к нему как к мужу.
Председатель повернулся к Фастальфу.
– Вы знали об этом, доктор Фастальф? Он был вашим роботом.
Явно смущенный Фастальф ответил:
– Я знал, что она обожает его. Я подозревал, что она пользуется им в сексуальном смысле. Но я ничего не знал об этой незаконной шараде, пока мне не сказал мистер Бейли.
– Она солярианка, – сказал Бейли. – Ее концепция «мужа» не аврорская.
– Явно нет, – сказал Председатель.
– Но у нее хватило соображения держать это при себе. Она сказала об этом мне, поскольку хотела, чтобы я расследовал это столь важное для нее дело. Думаю, она не произнесла бы слова «муж», если бы я не был землянином: я мог понять его в ее смысле, а не аврорском.
– Прекрасно, – сказал Председатель, – я согласен, что у нее есть некоторый минимум здравого смысла… для солярианки. Это и есть та вещь, которую вы хотели привести, мистер Бейли?
– Да, мистер Председатель.
– В таком случае, это совершенно неуместно и не относится к нашей дискуссии.
– Мистер Председатель, я все-таки должен задать один вопрос. Всего один, сэр. – Бейли сказал это самым умоляющим тоном, потому что от этого зависело все.
– Согласен. Один последний вопрос.
Бейли хотелось бы выкрикнуть слова, но он сдержался и не возвысил голос. От этого вопроса зависело все. Он вспомнил предупреждение Фастальфа и сказал почти небрежно:
– Как же случилось, что доктор Амадейро знал, что Джандер – муж Глэдис?
– Что? – кустистые брови Председателя поднялись в изумлении. – Кто сказал, что он что-нибудь знал об этом?
Отвечая на прямой вопрос, Бейли мог продолжать.
– Спросите его, мистер Председатель. – Он просто кивнул в сторону Амадейро, который встал и с неприкрытым ужасом уставился на Бейли.
79
Бейли сказал снова, очень мягко, не желая отвлекать внимание от Амадейро:
– Спросите его, мистер Председатель. Он, кажется, расстроен.
– В чем дело, доктор Амадейро? – спросил Председатель. – Вы знали что-нибудь о роботе, как предполагаемом муже этой солярианки?
Амадейро запнулся, снова попытался что-то сказать. Бледность, покрывшая его лицо, сменилась тусклой краснотой. Наконец, он выговорил:
– Я поражен этим бессмысленным обвинением. Я ничего не знал насчет этого.
– Могу я пояснить, мистер Председатель? Кратко? – спросил Бейли. Неужели его оборвут?
– Это самое лучшее, – угрюмо сказал Председатель. – Если у вас есть объяснение, я хотел бы услышать его.
– Мистер Председатель, – начал Бейли, – вчера днем у меня был разговор с доктором Амадейро. Поскольку он намеревался задержать меня до начала грозы, он говорил более пространно, чем предполагал сначала, и, видимо, более неосторожно. Говоря о Глэдис, он случайно упомянул робота Джандера как ее мужа. Меня интересует, как он узнал об этом факте.
– Это правда, доктор Амадейро? – спросил Председатель.
Амадейро все еще стоял и выглядел как заключенный перед судьей.
– Правда это или нет, это не относится к делу.
– Может быть, и не относится, но меня поражает ваша реакция на поставленный вопрос. Мне кажется, в нем есть значение, которое вы и мистер Бейли понимаете, а я не понимаю. Я тоже хочу понять. Знали вы или не знали об этих невозможных отношениях между Джандером и солярианкой?
Амадейро сказал дрожащим голосом:
– Откуда мне знать?
– Это не ответ, – сказал Председатель, – это увертка. Сделали вы замечание, которое вам приписывают, или нет?
– Прежде чем он ответит, – сказал Бейли, чувствуя теперь большую уверенность, когда Председатель морально задет, – с моей стороны было бы честнее напомнить ему, что Жискар, робот, присутствовавший при нашей встрече, может, если его попросить, повторить весь разговор дословно и с интонациями обоих собеседников. Короче говоря, разговор записан.
Амадейро взорвался от злости.
– Мистер Председатель, этот робот спроектирован, создан и запрограммирован доктором Фастальфом, который называет себя лучшим на свете роботехником и является моим противником; как я могу доверять записи такого робота?
– Возможно, вы прослушаете запись, мистер Председатель, и сами вынесете решение? – сказал Бейли.
– Возможно, – сказал Председатель. – Доктор Амадейро, я здесь не для того, чтобы решали за меня. Но пока оставим это. Безотносительно к записи робота, утверждаете ли вы, что ничего не знали о том, что солярианка считала робота своим мужем, и никогда не упоминали о нем, как о ее муже? Не забудьте пожалуйста, что хотя роботов здесь нет, вся наша беседа записывается на моем аппарате – он похлопал по маленькому прибору в нагрудном кармане. – Итак, доктор Амадейро, да или нет?
Амадейро сказал в отчаянии:
– Мистер Председатель, я, честно сказать, не помню, что говорил в случайной беседе. Если и упомянул это слово – с чем никак не могу согласиться – оно, видимо, было результатом другого случайного разговора, в котором кто-то упомянул о Глэдис и ее влюбленности в робота как в мужа.
– А с кем вы вели другой случайный разговор? Кто вам сказал об этом?
– Не могу сказать. Не помню.
– Мистер Председатель, – сказал Бейли, – если доктор Амадейро будет добр перечислить всех, кто
– Я надеюсь, мистер Председатель, – сказал Амадейро, – что вы оцените моральное воздействие на Институт, если будет сделано что-то подобное.
– Надеюсь, что вы тоже оцените это, доктор Амадейро, и предпочтете ответить на наш вопрос, чтобы не вынуждать нас к крайним мерам.
– Минуточку, мистер Председатель, – сказал Бейли самым что ни на есть раболепным тоном, – остается вопрос.
– Еще один? – Председатель неприязненно взглянул на Бейли. – Какой?
– Почему доктор Амадейро так избегает признания, что он знал об отношении Глэдис к Джандеру? Он сказал, что это к делу не относится. В таком случае, почему не сказать, что знал, и покончит с этим? Я говорю, что это относится к делу, и доктор Амадейро знает, что его признание может быть использовано для демонстрации преступной деятельности с его стороны.
– Я возмущен этим выражением и требую извинений! – загрохотал Амадейро.
Фастальф хитро улыбнулся, а Бейли сжал губы. Он поставил Амадейро в критическое положение. Председатель покраснел и сказал запальчиво:
– Вы требуете?
