— А как же, — усмехнулся Готтштейн. — С самого момента вашего прибытия на Луну. Однако пока вы работали тут на поверхности, мы осмотрели все окрестности в радиусе десятков миль. Возможно, это покажется вам странным, доктор Денисон, но сейчас на лунной поверхности чем-то, что выходит за рамки обычных рутинных работ, занимаетесь только вы и ваша помощница.
— И что тут странного?
— А то, что вы, следовательно, убеждены в плодотворности своих экспериментов с этой штукой, названия которой я не знаю. Поскольку я не сомневаюсь в вашей компетентности, то мне кажется, было бы интересно послушать, если бы вы согласились объяснить мне, чем занимаетесь.
— Я ставлю парафизические эксперименты, мистер Готтштейн, так что слухи вас не обманули. И могу добавить только, что пока мне еще не удалось добиться чего-нибудь определенного.
— Ваша помощница, если не ошибаюсь — гид Селена Линдстрем Л.?
— Совершенно верно.
— Странный ассистент.
— Она умна, интересуется парафизикой, обучает меня всем тонкостям лунного поведения и очень привлекательна.
— А к тому же готова работать с землянином?
— С иммигрантом, который намерен при первой возможности получить лунное гражданство.
К ним подошла Селена, и в их шлемах раздался ее голос:
— Здравствуйте, мистер Готтштейн. Я не люблю ни подслушивать, ни вмешиваться в чужие разговоры, но в скафандре слышно все, о чем говорят в пределах видимости.
— Добрый вечер, мисс Линдстрем, — повернулся к ней Готтштейн. — Я и не собирался делать тайны из нашей беседы. Так, значит, вы интересуетесь парафизикой?
— Очень!
— И неудачные эксперименты вас не обескураживают?
— Они ведь не такие уж неудачные, — ответила Селена. — Просто доктор Денисон не вполне в курсе.
— Что? ! — Денисон повернулся на каблуках так резко, что чуть не опрокинулся на спину. Из-под его ног вырвалось облако пыли.
Они все трое стояли теперь лицом к пионотрону. Над ним на высоте человеческого роста пылала огненная точка, похожая на пухлую звезду.
— Я увеличила напряженность магнитного поля, — сказала Селена, — а ядерное поле оставалось устойчивым, не менялось, потом началось рассеивание, усилилось и...
— Образовалась протечка! — докончил Денисон. — Черт! А я и не видел, как это произошло.
— Я прошу у вас прощения, Бен, — сказала Селена. — Но ведь сначала вы о чем-то задумались. Потом явился мистер Готтштейн, и я не удержалась от соблазна попробовать самой.
— Объясните же, что я, собственно, вижу, — попросил Готтштейн.
— Вы наблюдаете спонтанное излучение энергии веществом, которое просачивается из другой вселенной в нашу, — сказал Денисон.
Едва он договорил, как свет над пионотроном вдруг погас, и одновременно в сотне шагов от них вспыхнула другая, чуть более тусклая звезда.
Денисон кинулся к пионотрону, но Селена с лунной грацией стремительно скользнула вперед и оказалась там намного раньше него. Она отключила поле, и дальняя звезда погасла.
— Видите ли, место протечки неустойчиво, — сказала она.
— В весьма малой степени, — возразил Денисон. — Учитывая, что смещение на один световой год теоретически так же возможно, как и смещение на сотню ярдов, эти сто ярдов можно считать чудом устойчивости.
— И тем не менее такого чуда еще мало, — категорически заявила Селена.
— Простите, так ли я понял то, о чем вы говорите? — перебил их Готтштейн. — Значит, вещество может просачиваться в нашу вселенную и тут, и там, и где угодно?
— Вовсе не где угодно, — ответил Денисон. — Вероятность протечки падает с увеличением расстояния до пионотрона, причем очень стремительно. Зависит это от целого ряда факторов, и должен сказать, нам удалось добиться просто поразительной устойчивости. Тем не менее смещение на несколько сотен ярдов не исключено, чему вы сами были свидетелем.
— А не могла ли она сместиться в город или внутрь наших скафандров?
— Да нет же! — с досадой ответил Денисон. — Возможность протечки — во всяком случае, такой, какую можно получить с помощью наших методов, определяется, в частности, плотностью вещества, уже присутствующего в нашей вселенной. Вероятность того, что место протечки сместится из вакуума туда, где атмосфера будет иметь хоть одну сотую плотности воздуха в городе или внутри наших скафандров, практически равна нулю. Попытка добиться протечки где-нибудь еще, кроме вакуума, заведомо обречена на неудачу — вот почему мы сразу начали свои эксперименты здесь, на поверхности.
— Значит, ваша установка не похожа на Электронный Насос?
— Нисколько, — сказал Денисон. — Электронный Насос осуществляет обмен веществом. А тут мы имеем дело с однонаправленной протечкой. Да и поступает это вещество не из паравселенной.
— Не поужинаете ли вы у меня сегодня, доктор Денисон? — вдруг спросил Готтштейн.
— Вы приглашаете только меня? — нерешительно спросил Денисон.
Готтштейн любезно поклонился в сторону Селены. Впрочем, поклон этот не сделал бы чести и цирковому медведю.
— Я буду счастлив видеть мисс Линдстрем у себя в любой другой день, — сказал он, — но на этот раз мне необходимо поговорить с вами наедине, доктор Денисон.
— Идите, идите, — деловито распорядилась Селена, заметив, что Денисон все еще колеблется. — Завтра я принимаю новую группу туристов, а вам нужно время, чтобы подумать о том, как устранить неустойчивость протечки.
— Ну, в таком случае... Селена, а вы сообщите мне, когда у вас будет следующий выходной?
— По-моему, я этого от вас еще ни разу не скрыла. Да мы и раньше встретимся... Собственно, вы оба уже можете отправляться ужинать, а я отключу приборы.
15
Бэррон Невилл переминался с ноги на ногу — будь комната обширнее, а сила тяжести побольше, он метался бы из угла в угол, но в лунных условиях он только делал скользящий шаг то вправо, то влево, не двигаясь с места.
— Значит, ты утверждаешь, что установка работает? Это верно, Селена? Ты не ошиблась?
— Нет, я не ошиблась, — ответила Селена. — Повторяю это в пятый раз. Я считала.
Но Невилл, казалось, не слышал ее. Он сказал торопливым шепотом:
— Следовательно, появление Готтштейна ничему не помешало? Он не пытался прекратить эксперимент?
— Нет. С какой стати?
— И не было никаких признаков, что он намерен употребить власть...
— Послушай, Бэррон, какую, собственно, власть он мог бы употребить? Земля пришлет сюда полицейских или как? И ведь... ты знаешь, что они не могут нас остановить.
Невилл вдруг застыл.
— Они не знают? Все еще не знают?
— Конечно, нет. Бен смотрел на звезды, а потом явился Готтштейн. И я попробовала добиться протечки поля, что мне удалось. А то, другое, получилось раньше. Установка Бена...
— При чем тут он? Это же была твоя идея. Селена покачала головой.
— Я высказала только неопределенную догадку. Вся разработка принадлежит ему.
— Но ведь ты можешь точно все воспроизвести? Ради всего лунного, не обращаться же нам за
