так и этак, представляя, как он будет смотреться на голове.
Мистер Тремор все еще забавлялся с часами. Эдвина подала ему цилиндр, и он воскликнул:
— Черт меня возьми! — Но тут же со смехом поправился: — Ну что за поразительная шляпа! — На этот раз ему удалось правильно составить фразу, однако под конец он дал маху: получилось «шыляпа».
Он взял у Эдвины цилиндр и надел.
Поскольку «поразительная шляпа» была изготовлена на заказ, она точно соответствовала его размеру. Поражало другое: то неповторимое изящество, та неуловимая смесь небрежности и утонченности, с которой сидел касторовый цилиндр на его голове. Ну вот, пожалуйста. Эдвина только что мечтала увидеть этот цилиндр на мужчине, знающем, как с ним обращаться, и этот мужчина перед ней!
Она отступила назад, чтобы видеть отражение мистера Тремора в большом зеркале на стене. Видимо, он тоже был доволен достигнутым результатом, однако, взглянув на свою голую верхнюю губу, едва заметно поморщился. В цилиндре и без усов он действительно стал другим человеком.
— Простите, — пробормотала она.
— Это из-за усов? Напрасно. Не вы же мне их сбрили!
— Но вы сделали это из-за меня. И из-за меня мы оба попали в ужасное положение.
Он повернулся, театрально взмахнув в воздухе цилиндром. Откуда у него этот артистизм?
— Вы проделываете это постоянно, не так ли, Винни?
— Что проделываю?
— Все обдумываете, обсасываете со всех сторон — прямо как суеверная старуха. — Он укоризненно покачал головой.
— Суеверная?!
— Та, что каждые пять минут плюет через левое плечо.
— Ну, знаете ли...
— Винни, — перебил мистер Тремор, — позвольте мне рассказать вам про мою матушку. Она была чудесной женщиной. И преданной матерью. Но становилась прямо-таки одержимой, коли речь заходила о вере в Бога. Когда она сердилась на меня, то всякий раз повторяла (тут он с чувством изобразил корнуэльский акцент): «Ты, Мик, плохой мальчик, но Господь шельму метит, помяни мое слово!» И если я потом падал и разбивал коленку, она торжественно заявляла: «Вот видишь?» Как будто я упал не из-за собственной неловкости, а сам Господь подставил мне подножку. Бедная, она скончалась в страшных муках, выхаркивая легкие вместе с кровью...
Он помрачнел, погрузившись в воспоминания, но вскоре продолжил:
— Да, нелегко ей пришлось. Напрасно я повторял, что она не заслужила такой конец, — она только плакала и каялась в грехах. И чего только она не говорила! Ей казалось, что это кара за какой-то страшный грех. Хотите верьте, хотите нет, никто из нас и мысли не допускал, что мать грешница. Она была сама доброта. Ни разу не подняла на нас руку. Единственным ее оружием была угроза вечного проклятия. А мы, представьте себе, только хихикали втихомолку над ее словами, потому как верили в свое бессмертие — и все благодаря ее любви. — Мистер Тремор снова умолк, подбирая слова. — Не пытайтесь делать так же, как она, Винни. И жить по таким правилам. Как будто вы в ответе за все, что происходит вокруг, и можете что- то изменить, без конца повторяя про себя всякие умные слова.
— Но ведь должна же быть какая-то ответственность...
— Винни, — воскликнул он, подавшись вперед, — я давно мечтал о том, как бы сделать то, что я сделал! И нынче утром мне показалось, что вы дали мне шанс. Наверное, я ошибся. Но что было, то прошло! Нам нужно жить дальше! И не терзать себя понапрасну!
— Я не могу не отвечать за свои поступки! И мне нравится обдумывать все...
— Нет, нет! — с горячностью перебил ее мистер Тремор. — Этим вы только загоняете себя в тоску! Вы берете на себя непосильный груз и рано или поздно рухнете под его тяжестью. Так же, как моя матушка! А ведь вы не сделали ничего дурного, поверьте! Вы хорошая девочка, Винни Боллаш, добрая и отзывчивая. У вас щедрая душа. Вы вовсе не такая зануда, какой показались мне сначала! — Он не выдержал и добавил с лукавой ухмылкой: — По крайней мере почти не такая!
В эту минуту в коридоре показалась миссис Рид. Она что-то напевала, смахивая пыль с полок. Оба молча слушали, пока она не скрылась на кухне. Мик заговорил вполголоса, но не пожелал сменить тему разговора:
— А теперь серьезно. Вы правда верите, что я лишился усов из-за ваших речей? Я сбрил их сам, своими руками! И всегда могу отрастить заново, если захочу! — Он рассмеялся и подмигнул: — Как видите, мисс Боллаш, я не внакладе! Потому как теперь знаю точно, что у вас самые чудесные ножки во всем королевстве! А коли захочу увидеть их еще разок, то просто закрою глаза — и готово!
Ох уж эта его самоуверенность! Однако Эдвина считала своим долгом спустить его с небес на землю.
— Нет, мистер Тремор, — возразила она, — воображение, конечно, приятная вещь, но мы оба знаем, что оно не имеет ничего общего с реальностью. Я тоже могла вообразить, что ваши усы исчезли без следа. — Она коснулась пальцем его губы прежде, чем сообразила, что делает. Тут же отдернула руку и продолжала: — Вот это реально. А у вас остались лишь память и мечты.
Его густые брови поползли вверх. Он рассеянно пощупал свою верхнюю губу в том месте, которого коснулся ее пальчик. Ничего подобного он не ожидал и не сразу пришел в себя. А потом рассмеялся тем низким смехом, от которого так сладко замирало ее сердце.
— Ого, мисс Боллаш, уж не заигрываете ли вы со мной?
С чего он взял?! Но по щекам уже пополз предательский румянец, и Эдвина потупилась.
— Нет, конечно, нет!
— Да! — настаивал он.
— Нет! — Она отчаянно трясла головой, но так и не смогла сдержать улыбки.
— Да! — Он ласково приподнял ее лицо за подбородок и вполне серьезно добавил: — Берегитесь, мисс Боллаш! Мне нравится такая игра, но еще больше нравится то, к чему она ведет, а вам нет!
Она не сразу осмыслила его слова, завороженная взглядом ярко-зеленых глаз, загадочно сверкавших в сумрачном коридоре. От этого взгляда у нее захватило дух. Да, да, он прав: «Берегитесь, мисс Боллаш!»
И все же она ничего не могла поделать со своей глупой улыбкой. Ведь он считает ее хорошенькой. Он не шутит, не издевается над ней. И это не давало ей покоя все утро. Ведь она успела почувствовать его восторг. И то, как ей необходим этот восторг. Восторг в глазах мужчины.
— Не стоит шутить со мной, Винни, — произнес он, отвлекая ее от сладостных грез. — Я проведу вас до конца пути. Рано или поздно, но я до вас доберусь! — И он добавил слово, недавно выученное им с таким трудом: — Воз-му-ти-тель-но! Как бы возмутительно это вам ни показалось!
Только теперь Эдвина осознала, что недооценила мистера Тремора. Что он умен и обаятелен и хорошо знает себе цену. Все это давало ему определенную власть над людьми, и Эдвине следовало опасаться этой власти. Поняла она и еще кое-что: достаточно было одного его присутствия, чтобы кровь начинала быстрее бежать по ее жилам.
В этот вечер было положено начало традиции, порожденной ее девичьими страхами. Не найдя в себе сил объективно следить за работой его речевых органов, Эдвина изобрела способ не только обучить мистера Тремора правильной речи, но и слегка повлиять на его образ мыслей.
— Нынче вечером я бы хотела отвести вас в библиотеку, чтобы читать вам вслух, — как можно небрежнее сообщила она. — Вы будете привыкать к литературному языку и немного познакомитесь с классикой.
В библиотеке они расселись по разные стороны от незажженного камина: мистер Тремор на диване, она в кресле с выбранной наугад книгой.
Эдвина полагала, что его выдержки едва ли хватит на час с небольшим. Но стоило ей начать читать — это был драйденовский перевод «Метаморфоз» Овидия, — как мистер Тремор весь обратился в слух. Он буквально впитывал размеренные звуки поэтической речи. Даже позволил себе сползти с дивана и улечься прямо на ковер, закинув за голову одну руку, а другой прижимая к груди касторовый цилиндр (ему так полюбился этот головной убор, что он не расставался с ним весь вечер).
