благопристойном заведении мистера Эбернети!
Последней в зале появилась некая юная особа. Она рыдала и била себя кулаками в грудь, тщетно призывая прекратить погоню и пытаясь объяснить, что ничего особенного не произошло. Из чего Эдвина сделала вывод, что влюбленную парочку застали врасплох.
А публика все прибывала и прибывала. В зал вошел еще один мужчина. Потом появились два хорошо одетых джентльмена. Они заняли место в стороне, возле стены, собираясь наблюдать за этим бесплатным спектаклем, наверняка привлекшим внимание зевак с улицы.
Эдвина тоже вскочила, как и многие из клиентов, не пожелавшие оказаться на пути у столь необычной погони. Ведь неизвестно, где в таком тесном помещении можно спрятаться от опасной суеты... В итоге она угодила в самое пекло. Перекрывая женский визг, раздалось старое как мир: «Держи его!» Беглец отвечал жалобными воплями, и вся свора снова кинулась за ним, предрекая ему самую ужасную участь. Однако рослый малый с поразительной ловкостью уворачивался от жадно тянувшихся к нему рук, не забывая оставлять за собой препятствия в виде перевернутых столов и опрокинутых стульев.
Преследователи явно уступали ему в проворстве, налетая то на мебель, то на посетителей, оказавшихся на пути. С грохотом опрокинулся один стол, за ним — другой, следом полетел вверх тормашками совершенно посторонний джентльмен. Очередная попытка схватить чересчур расторопного малого привела к тому, что со стола сдернули скатерть, попутно ахнув об пол всю посуду. Шумная свора забуксовала на месте, скользя на осколках дорогого китайского фарфора и остатках чудесного пирожного с кремом.
Тем временем в зале собрались официанты. Сверкая белоснежными фартуками, они замерли, как на параде, не зная, что предпринять. На шум выскочил и сам мистер Эбернети, позабыв о сдвинутых на лоб очках. Отважный коротышка тут же ринулся в погоню за нарушителем спокойствия, криками и собственным примером увлекая за собой официантов.
Теперь преследователей стало так много, что им пришлось разделиться. Мистер Эбернети и официанты заходили с двух сторон, стараясь загнать беглеца в угол. Нелепо размахивая полами пальто, тот едва успел увернуться от маленького сервировочного столика, заставленного свежими пирожными. Зато оба крыла погони налетели на столик и повалились на пол, прямо в ошметки жирного крема и раздавленных бисквитов.
Эдвина снова не удержалась от смеха — такой уморительный вид был у этих людей, по уши вымазанных кремом. Хотя радоваться в общем-то было нечему. Для многих посетителей этого респектабельного заведения мирный субботний вечер оказался безнадежно испорчен. И Эдвина зажала рот руками, стараясь подавить неуместный хохот.
Тем временем главный персонаж разыгравшейся пьесы подобрался вплотную к двери и едва не скрылся от погони, но ему помешал разъяренный констебль.
— Дья-воль-щи-на! — взревел несчастный при виде растопыренных рук служителя порядка.
Беглец кинулся обратно в зал. Матрона с зонтиком — Эдвина вдруг подумала, что уже видела ее где-то — на этот раз не промахнулась и вложила в удар всю свою силу.
— Ай! Ты че, голуба, больно же! — вскричал беглец.
Однако показавшаяся Эдвине знакомой фурия не унималась, колотя зонтиком по плечу, которое мужчина подставил, пытаясь прикрыть от ударов голову.
— Прекрати! Телка старая, ты че, рехнулась?
Эдвина моментально насторожилась. Она впервые слышала столь причудливое смешение диалектов. Кроме любимых словечек кокни <Кокни — житель лондонского Ист-Энда, представитель городских низов.>, он сыпал оригинальными оборотами и сочетаниями, характерными для юго-западных провинций Англии. Говор лондонских рабочих окраин и корнуэльский диалект. Сногсшибательная смесь!
— Да черт возьми! — вопил незнакомец. — Говорю ж вам, ниче такого не было! — Тут он угодил ногой в размазанный по полу крем, поскользнулся и взмахнул руками, стараясь удержаться на ногах. Отчаянное положение вырвало из его груди новую порцию цветистых ругательств: — О-ох, чтоб тебя разорвало да подкинуло! Гребаная зараза...
Его слова побудили наконец Эдвину к действиям. Она мигом достала из сумочки блокнот и карандаш. Нельзя упускать такую удачу! Во всем Лондоне вряд ли найдется еще кто-то, способный столь же виртуозно коверкать язык, на котором изъясняется сама королева Англии!
— Что это он говорит? — раздался за спиной Эдвины чей-то растерянный голос.
Она отвлеклась от записей и вежливо обернулась, полагая, что вопрос обращен к ней. Но нет: это шептались между собой те двое щегольски одетых зевак, что проникли в чайную поглазеть на драку.
— Не все ли равно? — отвечал второй. — Ставлю пять против одного, что ему снесут башку прямо здесь.
— Где здесь? В чайной? — уточнил первый.
Оба джентльмена щеголяли в темных дорогих сюртуках, тонких брюках, серых лайковых перчатках и серых цилиндрах, как будто забежали сюда на минуту прямо с торжественного приема. Эдвина растерянно разглядывала их, пока не сообразила, что перед ней близнецы. Первый был точной копией второго — разве что чуть выше и уже в плечах.
— Нет-нет, — продолжал тот, что выше, — они только схватят его и выволокут на улицу. А уж там снесут ему башку! Ставлю пятьдесят фунтов против десяти!
— Считай, что ты проиграл. Он вон какой здоровый! И шустрый: за ним гнались целый квартал и не смогли поймать!..
Эдвина перестала обращать внимание на их бессмысленный спор, не представлявший ничего интересного в плане синтаксиса или произношения. Оба родились и выросли в районе Брайтона. В богатой семье. Тот, что выше, учился в Итоне, но ни один из них не посещал университет.
Итак, синтаксис и произношение. Эдвина торопливо чиркала карандашом по бумаге. Рыдающая девица — из Лондона, из кварталов где-то возле Уйатчепеля, равно как и ее родня. Ибо теперь уже не оставляло сомнений то, что за рослым незнакомцем гналась свора родственников. Причем девушка и матрона с зонтиком говорили в общем-то нормально — скорее всего переняли речь посетительниц модных салонов женской одежды.
Ну конечно, как же Эдвина сразу не догадалась: это были портниха и ее подручная из лавки возле Ворот королевы Анны! Именно там она и встречалась с обеими! Впрочем, сейчас не это было важным. Из их бесцветной речи можно было извлечь какие-то жалкие крохи по сравнению с теми блистательными лингвистическими уродами, что сыпались как из рога изобилия из уст разъяренного мужчины с голой грудью.
Впервые в жизни Эдвина слышала, чтобы так ярко проявлялась связь с самыми низами городского общества.
Уроженец шахтерских поселков где-то в корнуэльской глубинке наверняка явился в Лондон совсем недавно, чтобы искать счастья в качестве... впрочем, он мог оказаться кем угодно — от мусорщика до карманного воришки. Позвольте, да ведь его кто-то только что назвал крысоловом? Ну что ж, совсем хорошо!
Тем временем его густой бас набирал силу, превращаясь в отчаянный рев.
— Не-е-ет! Черт меня возьми!
Эдвина вовремя оторвала глаза от блокнота, чтобы заметить, как объект ее исследований ринулся за каким-то предметом, по всей видимости выпавшим из его бокового кармана. Кажется, это была живая тварь! Комочек пушистой бурой шерсти проворно заскользил среди месива на полу.
Выкрикивая что-то совершенно неразборчивое, мужчина рухнул на четвереньки и стал ловить свою зверушку, забыв о преследователях, которые не преминули этим воспользоваться. Он гонялся за ней, ласково причмокивая губами.
— Тише, голуба! Ну куда ты, куда? Иди к Мику, малышка!
Его настойчивые призывы заставили зверька остановиться. Эдвине показалось, что зверушка вся состоит из хвоста: шикарный живой хвост на маленьких проворных лапках. Мужчина ловко поймал свою любимицу и спрятал обратно в карман. Но встать на ноги не успел: один из официантов ухватил его за полу пальто. Не зевала и портниха. Теперь ничто не мешало ей прицелиться и со смаком хрястнуть незнакомца
