— Да просто свалились с руки! Со мной тоже как-то раз такое случилось — браслет расстегнулся, и часы упали…
— Вот именно! У тебя браслет расстегнулся!
А этот браслет очень надежный, и он застегнут!
Так что часы могли свалиться только во время борьбы! То есть Люську схватили, он сопротивлялся, при этом уронил часы.., а может быть, неожиданно осенило Надежду, — он их уронил нарочно, чтобы оставить нам какой-то след!
— Ну да, — подхватила Алла, — как Мальчикс-пальчик.., ой, Надька, у тебя чересчур развита фантазия! Слишком много детективов читаешь, везде тебе мерещится какой-то криминал!
Да сама посуди, как он мог думать, что мы будем здесь рыться, спасать котят и наткнемся на его часы?
— Ну, допустим, не мы, — Надежда пошла на попятную, — но кто-нибудь другой мог найти и заинтересоваться…
— Я тебя умоляю! Да скорее всего, эти часы нашел бы какой-нибудь бомж и продал за бутылку ., часы хорошие, дорогие…
— Ну, значит, они просто случайно упали, во время борьбы, но тем не менее борьба была, и нашего Люську определенно похитили! Ведь ему кто-то позвонил по телефону, так? Уборщица слышала…
— Ну так…
— И он вышел навстречу этому кому-то. Так какого черта этот кто-то назначил Люське встречу возле помойки? — Надежда указала на кучу сломанных ящиков, словно призывая эту кучу в свидетели; — Если тебе скрывать нечего, так выходи через парадный вход! В машине можно поговорить…
— Да вот кстати, — обрадовалась Алка, — а куда тогда девалась его машина? По-твоему выходит, что Люську тут приложили ящиком по голове, схватили и куда-то унесли? Они что целый квартал его тащили, потом перед парадным входом его в собственную машину запихнули и уехали?
— А вот это мы сейчас и выясним! — Надежда потащила Алку к выходу.
И тут открылась железная дверь, и на пороге появился здоровый и мордатый охранник.
— У вас проблемы? — буркнул он. — Чего здесь сшиваетесь?
— Мы свои проблемы решим быстро, — ответила Надежда, — а вот у вашего начальства точно будут проблемы. Имеет место антисанитарное состояние служебного помещения и загромождение путей эвакуации! — она обвела рукой неприглядную кучу мусора.
Здоровяк сделал шаг к ним, и две подруги позорно бежали с поля боя. Они обошли здание, где помещался ресторан, и снова приблизились ко входу. По дневному времени швейцар не стоял возле двери, а сидел в холле. И не было на нем сегодня шикарной адмиральской формы, а так — курточка какая-то.., однако и в этом невзрачном одеянии во внешности привратника было что-то значительное, кроме того, при дневном свете его необычный шрам в форме пятиконечной звезды еще больше бросался в глаза. Надежда подошла к окну и помахала рукой. Швейцар привстал со своего места и удивленно уставился на нее. Надежда поманила его рукой, потом рядом появилась Алка.
Швейцар, мужчина не первой молодости, с интересом уставился на Алку в необъятной кофте, но не делал попыток встать с места.
— Алка, у тебя есть пятьсот рублей одной бумажкой? — тихонько спросила Надежда.
— А зачем?
— Дай, я тебе сотенными верну. А то мелкими неудобно давать.., он такой представительный..
Алка порылась в кошельке и показала швейцару купюру. Тот оживился и вышел на крыльцо.
— Ну?
— Не «ну», а здрассте, — мрачно буркнула Алка, ей жалко было расставаться с деньгами.
Надежда пыталась оттереть Алку плечом, но не с ее силами это было сделать. Швейцар очень внимательно уставился на непонятные желтые цветы, обильно покрывающие Алкину кофту.
— Одуванчики мои, цветики степные… — тихонько промурлыкал он.
«А ведь и вправду они на одуванчики похожи! — осенило Надежду. — А я-то мучилась, никак понять не могла…»
Алка поймала взгляд швейцара и начала медленно закипать. Надежда все же умудрилась всунуться между ними и быстро затараторила:
— Вы, я вижу, человек наблюдательный. Вот вчера вечером тут машина стояла, «вольво», помните?
— Светлая? — уточнил швейцар.
— Цвета топленого молока, — обрадовалась Надежда.
Швейцар протянул руку за деньгами, но Алка отступила в сторону и сделала жест, который трактовался однозначно: сначала, мол, сведения, а потом — деньги. Швейцар оглянулся на Надежду, та молча развела руками.
— Помню, — вздохнул покорившийся работник входной двери, — я и вас помню. И водителя — такой темный, с усами… Где-то я его раньше видел…
— А скажите пожалуйста, машина потом куда делась? — наседала Надежда.
— Как — куда делась? Куда машины деваются? Уехала машина… — швейцар пожал плечами, — а вы нескоро вышли, еще посидели.
— Значит, тот мужчина, что нас привез, сел в машину и уехал? — упавшим голосом спросила Надежда, предчувствуя, что сейчас скажет ей Алка.
— А я этого не говорил! — невозмутимо открестился швейцар. — В машину другой сел.
— Что такое? — встрепенулась Надежда.
— Да говори ж ты толком! — приказала Алка.
— Парень, молодой довольно, одет просто, но чисто, подошел, открыл машину и уехал…
— И вы ничего не заподозрили? — заорали подруги хором.
— А мне что? Вижу — он ключами открывает, сигнализация не сработала. Мое какое дело?
Может, хозяин напился, и теперь его кто-то домой везет.
— Эх! — Алка с презрением поглядела на швейцара, но деньги отдала.
— Подождите! — осенило Надежду. — Но вы хоть того типа запомнили?
— Молодой, лет тридцати, — задумался швейцар, — волосы совсем белые, как будто нарочно обесцвеченные, да еще длинные, так сейчас никто не носит.., и брови такие же белые, в общем, этот, как его.., альбинос.., да, вот еще, за левым ухом родинка, большая, со старую двухкопеечную монету.
— И на том спасибо, — сурово сказала Алка, развернулась на каблуках и пошла, твердо печатая шаг.
Одуванчики на кофте колыхались, как при легком утреннем ветерке.
— Городские цветы, городские цветы… — пропел ей вслед швейцар задушевным голосом.
Надежда против воли прыснула и припустила за подругой.
— Нет, ну какой наглец это швейцар! — возмущалась Алка. — И к обязанностям своим наплевательски относится! Видит, что чужой человек садится в доверенную ему машину — и хоть бы слово сказал!
— Да еще и описать-то его как следует не сумел! — поддержала Надежда.
— Да у меня двоечник Охломонов меньше тормозит! — припечатала Алка и тут же зарулила в кафе на углу.
— Мороженое и молочный коктейль! — крикнула она официантке и плюхнулась за столик в углу, поближе к кондиционеру.
— Апельсиновый сок! — укоризненно сказала Надежда, но Алка предпочла не услышать намека в ее голосе.
— Теперь ты веришь наконец, что Люська нуждается в нашей помощи? — начала Надежда, когда Алка, вытянув одним глотком полстакана коктейля, занялась мороженым.
— Ну, допустим, я верю, — ответила успокоившаяся Алка, — но что теперь делать? Куда нам, бедным, податься? В милицию? Я тебя умоляю… Там с нами и разговаривать не станут, потому что заявление о пропаже могут подавать только родственники, да и то вряд ли примут.
— А если примут, то только через три дня, уж такие у нас законы! — подхватила Надежда. — Да все
