пол-литровой водочной бутылки.
Леня встал, отряхнул руки и двинулся по широкой дуге к небольшому сарайчику, притупившемуся к задней стене фабричного здания. Возле сарайчика, под дощатым навесом, дремал на нескольких составленных вместе ящиках колоритный тип в прожженном местами ватнике и грязных кирзовых сапогах.
— Медитируем? — осведомился Маркиз, остановившись в двух шагах от этого типа.
— В смысле? — отозвался тот, приоткрыв один глаз.
— В смысле, похмельем маемся?
— А тебе-то что? — неожиданно разозлился тот, — ты ведь не угостишь!
— Откуда такой пессимизм?
— В смысле?
— В смысле, может и угощу!
— Давай! — работяга сел и с ожиданием уставился на Леню Маркиз вытащил из-за пазухи плоскую фляжку. Сам он не очень увлекался спиртным, особенно при исполнении служебных обязанностей, но носил с собой небольшую фляжку, как проверенное средство повышения разговорчивости.
Работяга выхватил фляжку у Лени и намертво присосался к ней.
Через минуту фляжка опустела, а глаза Лениного собеседника сделались более осмысленными.
— Коньякович! — уважительно проговорил он, вытерев губы тыльной стороной ладони. — Тебе чего, мужик, починить, что ли, чего? Или машина не заводится?
— Не-а! — дурашливо усмехнулся Маркиз. Мне не починить, мне рассказать!
— Чего тебе рассказать? — забеспокоился работяга. — Я ничего такого не знаю.., ничего не вижу, ничего не слышу, в чужие дела не вмешиваюсь!
— А кто в трансформаторной будке водку прятал?
— Никто! — выпалил тот. — А тебе какое дело? И ваще, ты кто такой?
— Я тот, — проговорил Леня с театральным пафосом, — я тот, кто даст тебе на водку!
— Красиво излагаешь! — одобрил работяга. — Ну, если хочешь — давай, я не возражаю.
— Не возражает он! — хмыкнул Маркиз. А как насчет того, чтобы поговорить?
— Святое дело! Поговорить — это можно про футбол, например, или про погоду… хорошая погода стоит! Прямо удивительно!
И не скажешь, что осень!
— Не, мужик, — Маркиз достал из бумажника сложенную вдвое сторублевку и задумчиво повертел ее перед носом своего собеседника, — разговор о погоде или о футболе явно не тянет на приличное вознаграждение…
— А о бабах? — с надеждой проговорил работяга, зачарованно следя за бумажкой.
— Тоже не тянет. Извини, конечно.
— А тогда про что же говорить?
— Сам знаешь про что! Про трансформаторную будку!
— Про какую еще будку?
— Известно про какую.
— Не, ни про какую будку я ничего не знаю!
— Жаль… — протянул Леня и, вытащив из бумажника еще одну купюру, сложил ее с первой. — Жаль! Не будет у нас разговора?
Значит, не будет водки!
— Как это, как это не будет? — заволновался мужик. — Ты же мне сам предложил…
— Прятал в этой будке бутылки? — настойчиво произнес Леня, сверля его пристальным взглядом.
— Ну а если скажу, что прятал, — угостишь? — и страдалец жадно облизнулся.
— Все зависит от твоей откровенности.
— В смысле?
— В смысле — чистосердечного признания, кто у тебя ключ взял. От этой самой будки.
— Какой ключ? Не знаю никакого ключа!
Ваще не понимаю, о чем речь!
— Ну, на нет и суда нет! — И Леня сделал вид, что собирается спрятать деньги обратно в кошелек.
— Ну ты гад! — процедил работяга. — Видишь, что человек мучается, страдает, и издеваешься! Прямо как садист какой-то! Тот-то мне все же налил! Правда, видать, водка была паленая, потому как я сразу отключился! И всего-то стакан выпил, а как выключили! От нормальной водки такого бы никогда не было!
— Ну-ка, ну-ка, с этого места медленно и подробно! — прервал его Леня. — Кто тебе паленой водки налил?
— Водки? Какой водки? — глазки работяги пугливо забегали. — Не знаю ни про какую водку!
— Вот уж в это я ни за что не поверю! ухмыльнулся Маркиз. — Уж что про водку ты ничего не знаешь — в жизни не поверю!
Давай колись, и деньги твои!
Работяга вытащил из кармана ватника тряпку, громко высморкался и вздохнул:
— Так вот всю жизнь через доброту свою страдаю.., знал ведь, что он мне отраву какую-то нальет, а все одно выпил.., потому что нельзя человека обидеть!
Он снова спрятал тряпку в карман ватника, понизил голос и продолжил:
— А потом пришел в себя, а ключа-то нет!
Вот и верь людям после этого! Я к нему после подошел, говорю: извиняюсь, так и так, не видали ли случайно ключик? А он на меня вызверился, чуть не убил! 'Никакого, говорит, ключа не видал, и знать ничего не хочу!
Сам, говорит, ты его потерял по пьяному делу, а от меня отвали срочно! Если не хочешь на тот свет прямым ходом отправиться! Без пересадок! И если, говорит, только где заикнешься про эти свои дурацкие подозрения — тут тебе и конец! И вообще, говорит, удивляюсь, до чего у тебя организм здоровый, другой бы от такой водки ваше не проснулся!'
Работяга вздохнул и закончил:
— Может, конечно, и правда ключик где случайно выпал, пока я без памяти пребывал, а только имеются у меня на этот счет смутные сомнения…
— Держи, — Маркиз протянул одну купюру, заработал! Теперь только скажи, кто это был, и вторую получишь!
— Кто был? — переспросил работяга, выхватив из Лениной руки бумажку. — Где был?
Где кто? Кто почему и зачем? Об чем ваще разговор? Не понимаю!
— Слушай, кончай придуриваться! — рассердился Леня. — Раз уж начал колоться колись до конца! Я ведь тоже только с виду такой добрый, а если меня разозлить…
— Так это ты про того мужика спрашиваешь, который меня водкой паленой угостил? залебезил работяга.
— Про него! — подтвердил Леня. — И не надо мое терпение больше испытывать! Оно уже и так на пределе!
— Так он тоже вроде тебя! Деловой такой, шустрый. Этот.., трахатель…
— Кто? — удивленно переспросил Маркиз.
— Затрахатель.., то есть как его.., застрахователь!
— Страховщик, что ли?
— Во-во! Зачем тогда спрашиваешь, если сам знаешь?
Леня на секунду отвлекся, оглянувшись на здание дирекции, и работяга, воспользовавшись этим, выхватил у него вторую сотенную бумажку и стремглав понесся к забору фабрики. При этом он проявил ловкость и подвижность, удивительные для человека, находящегося в состоянии глубокого многодневного похмелья.
