— Вы свою тетю любите? — задала Анфиса неожиданный вопрос.
— Конечно! Тетя у меня любимая, потому что единственная!
— А вам нужно, чтобы к вашей тете домой дура ходила?
— Дура? — удивленно переспросил Леня. — Это вы о ком?
— Да о ней же, о Верке! Если она три года у мужика второй женой жила — кто же она, как не круглая дура?
— Не понял! — Леня удивленно уставился на свою собеседницу: — Как это — второй женой? Вроде бы мы — не мусульмане и не мормоны, второй женой никак нельзя…
— А очень просто, — Анфиса облокотилась на подоконник и начала:
— Дело было еще в прежние времена. Когда ничего не было. Ни еды, ни надеть на себя, ни в дом купить… а у Верки муж был шофер-дальнобойщик, каждую неделю в Молдавию фуры гонял. Зарабатывал, кстати, неплохо. Ну, Верка живет себе, не тужит. Муж дома редко бывает, так это может и не плохо — грязи меньше и скандала. Только вдруг звонит ей женщина, довольно молодая, кстати, и говорит:
— Здрассти, так и так, я — любовница твоего мужа.
Верка чуть в обморок не хлопнулась. Только подумала, что время неподходящее, и кое-как в руки себя взяла, молчит и слушает.
— И, между прочим, мы с твоим мужем, — продолжает та, — уже три года живем, так что пора и с тобой познакомиться. Не посторонние вроде люди.
Тут уж Верка не выдержала, как закричит:
— Врешь, зараза! Никогда в такое не поверю!
— Не поверишь? — та этак ехидно усмехается, даже по телефону слыхать. — Не поверишь, значит? Он на сколько дней от тебя в поездку уезжает?
— На неделю…
— А вот и не на неделю, а только на пять дней! Можешь на работе у него поинтересоваться! А остальные два дня у меня живет! На всем, между прочим, готовом!
А Верка-то знай свое твердит, заладила как попугай:
— Не верю! Не верю! И проверять на работе не стану, чтобы подозрениями его не унижать!
Это в то время такое мнение было, что подозрения унижают. И жалость тоже унижает.
— Ну ладно, — та ей отвечает. — А есть у муженька твоего галстук голубенький в поросячьих мордочках, чешского производства?
— Ну есть, — Верка признается. — Из одной поездки привез, по случаю в сельпо прикупил…
— Ага, в сельпо! По случаю! Будто не знаешь, что твой муженек… то есть, наш с тобой общий, по случаю только болезнь кое-какую прихватить может!
Тут уж Верке пришлось смолчать. Потому что муж ее по части чего-нибудь такое достать не шибко умелый был. Самое большее, что мог купить — пять кило картошки в соседнем овощном магазине. И то ему чаще гнилую подсовывали. А та, любовница-то, не унимается, гнет на свое:
— Я ему тот галстучек достала! Через сестру двоюродную, которая в «Гостинке» работает! И свитер импортный, чистошерстяной с мохеровой ниткой! И рубашку болгарскую, кремовую, в полоску — тоже я достала! Три часа, между прочим, в «Кировском» отстояла! И пиджак югославский, с пуговицами! И трусы итальянские, трикотажные, розовые, в цветочек! Тоже я раздобыла!
Тут уж Верка волей-неволей поверила. Потому как и свитер, и рубашка, и галстук — все это у нее прямо перед глазами находилось. А как про трусы услышала — так снова ей в обморок захотелось. Но только преодолела она эту минутную слабость, взяла себя в руки и твердо так той бабе говорит:
— Ну, раз так, то забирай моего мужа вместе с трусами!
И как сказала, так и сделала. Попихала все мужнины вещички в чемодан, в самую первую очередь, понятное дело — галстук, свитер с мохеровой ниткой, рубашку кремовую и розовые трусы. Попихала все это кое-как в чемодан и на лестницу выставила. А у самой, между прочим, двое детей. Мальчику тогда восемь лет было, а девочке пять. Ну, муж из своей поездки без всяких сомнений возвращается. Видит — чемодан на лестнице. В дверь звонит, а жена с ним исключительно через глазок общается.
— Убирайся, — говорит, — к своей второй семье! Я про тебя, мерзавец и моральный разложенец, все знаю! И про то, откуда у тебя импортные трусы взялись!
Ну, он понял, что дело его раскрыто, однако все же пытался примириться:
— Вера, как же так, мы с тобой десять лет прожили, а ты все в один момент решаешь! Как же ты так можешь все что между нами было перечеркнуть!
— Все эти десять лет, — она отвечает, — были с твоей стороны один сплошной обман! Так что убирайся, откуда пришел!
— Но у нас же дети…
— Ага! Про детей вспомнил! Ты бы раньше про них думал, когда налево шлялся! А теперь поздно детей вспоминать! Я не хочу, чтобы они выросли в атмосфере лжи и обмана!
— Как же ты их растить будешь?
— Не волнуйся, к тебе не побегу! Как-нибудь уж выращу! Государство поможет!
Так вот и осталась по дурости одна с двумя детьми на руках. Государству, понятное дело, только и заботы, что ей помогать. Муж, кстати, еще первое время пытался с ней помириться, ради детей, понятное дело. Придет, в дверь звонит… только она его дальше лестницы не пускала. Подарки детям оставит — так она эти подарки прямым ходом в мусоропровод. Ну, а потом уж мужу эта канитель надоела, или та его любовница тоже ребенка родила… в общем, так Верка и осталась ни с чем. И кто же она после этого, как не дура?
Закончив историю, Анфиса выразительно посмотрела на Маркиза, ожидая его реакции.
— Ну, может, вы и правы, — проговорил тот уклончиво, — да только тетушка моя ни о ком другом и слышать не хочет. Непременно подай ей Веру Иванову! А вот, кстати, та тетина соседка, у которой Вера работала, говорила, что в последнее время у Веры деньги появились…
— У Верки? Деньги? — Анфиса расхохоталась. — Да вранье это все! Какие деньги? Она только позавчера у меня полтинник заняла и не отдает! Деньги! Это же надо такое сказать — чтобы у Верки Ивановой — и вдруг деньги!
Леня оставил машину в тихом проулке и подошел к одной из хрущевских пятиэтажек, прятавшихся в густой зелени. На прогретой солнцем скамейке возле подъезда несли бессменный почетный караул бдительные старухи.
— Здравия желаю, бабушки! — вежливо приветствовал их Леня, подходя к двери.
— Тоже мне, внук нашелся! — неодобрительно проговорила одна из них ему в спину.
— Не иначе, к Нинке с третьего этажа новый хахаль! — поддержала разговор вторая.
— И каждый день другие таскаются, каждый день! — внесла свою лепту в беседу третья.
Леня поднялся на третий этаж и позвонил в тридцать вторую квартиру.
— Сейчас, сейчас! — раздался за дверью раздраженный женский голос. — Опять ты ключи забыл?
Лязгнули замки, дверь распахнулась, и на пороге появилась плотная, приземистая женщина неопределенного возраста, одетая в китайские тренировочные штаны и длинную зеленую футболку с надписью «Я люблю Хуана Антонио».
— А вы к кому? — удивленно проговорила женщина, уставившись на Леню. — Я думала, это сын мой явился!
— Да прямо! — раздался из-за закрытой кухонной двери девичий голос. — Когда это Юрка так рано приходил!
— А ты вообще молчи, не твое дело! — привычно возразила женщина кухонной двери. — Если слух такой хороший, шла бы на радио работать! Там хорошие деньги платят!
— А ты меня туда устроила? — кухонная дверь распахнулась, появилась крупная растрепанная девица лет шестнадцати в коротком застиранном халатике, еле сходящемся на вполне взрослых формах. — Ты меня устроила? Туда без связей нечего и соваться! Связи все решают! — девица пересекла тесную прихожую, бросив на Леню заинтересованный взрослый взгляд, удалилась в комнату, на прощание вильнув задом, и с грохотом захлопнула за собой дверь.
