Это все Петр Степаныч…
Василий понимающе вздохнул. Петр Степаныч был кошмаром его и мамочкиной жизни. Когда-то давно, еще до Васиного рождения, Петр Степаныч ухаживал за мамочкой и даже предлагал ей руку и сердце. Но мамочка отказалась, потому что Петр Степаныч был ей не пара. Так сказала ее, мамочкина, мамочка, Васина бабушка. Мамочка вышла замуж за Петю Зайкина, симпатичного молодого человека, родом из города Ялты. Петя рассказывал, что папа его работает шеф-поваром в ресторане гостиницы «Таврида», семья имеет большую квартиру в Ялте и каменный дом в Судаке на самом берегу моря. Петя был очень привлекателен, и Васина мамочка влюбилась в него без памяти. Ее мамочка согласилась на эту свадьбу, поскольку ей хотелось каждое лето отдыхать на море.
После мамочкиной свадьбы с Петей Зайкиным Петр Степаныч с горя уехал на комсомольскую стройку и надолго пропал из виду.
Через полгода выяснилось, что Петя Зайкин — прощелыга и враль, что родители его правда живут в Ялте, но отца отовсюду выгнали за пьянку и он подрабатывает грузчиком в винном магазине, квартиры в городе у них нету, а вместо каменного дома на берегу моря есть только полуразвалившаяся лачуга, продуваемая всеми ветрами. На фотографии же, которую жених показывал будущей теще, изображен был, конечно, каменный дом на берегу моря, но в нем помещался детский санаторий под романтическим названием «Теремок». Мамочкина мама выяснила это совершенно случайно, так как неосторожно похвасталась перед задушевной подругой, что теперь у нее есть, можно сказать, собственная дача на берегу моря в Судаке. Подруга же, обуреваемая завистью, отдыхая летом в Алупке, не поленилась и съездила в Судак, благо на автобусе было совсем недалеко, и убедилась в существовании санатория на том месте, где должна была быть хваленая дача.
Петю с позором выгнали из дома, а через три месяца родился Вася. Таким образом, Вася Зайкин совсем не знал своего отца, но, как утверждает народная пословица, яблочко от яблони недалеко падает, ибо жизнь показала, что Василий, несомненно, унаследовал от своего отца некоторые черты, не зря же он выбрал профессию брачного афериста.
Васю воспитывали бабушка и мамочка. Когда ему было десять лет, снова появился на горизонте Петр Степаныч. У него на далекой комсомольской стройке образовалась толстая дебелая жена и появились две толстые дебелые дочки. Был он бородат, громогласен, пил за обедом водку. Вася сразу же его невзлюбил, потому что Петр Степаныч ненароком наступил на его пластмассовый грузовичок и, конечно, раздавил его в лепешку.
Шли годы, Петр Степаныч вернулся в Петербург, овдовел, выдал дочерей замуж, оставил им городскую квартиру, а сам купил дом в деревне и завел там большое хозяйство. И вот тогда-то и начался кошмар.
Петр Степаныч задумал жениться на Васиной мамочке. С этой целью он навещал ее не реже чем раз в две недели, привозил деревенские гостинцы в виде творога и меда, а также домашнюю ветчину. Ветчина была жесткая, а мед и молочные продукты, как уже говорилось, Вася терпеть не мог.
Там, в деревне, Петр Степаныч совершенно опростился, отрастил окладистую бороду, как у протоиерея, ходил в сапогах и даже говорить стал, усиленно окая.
Вася повел головой и увидел под вешалкой те самые сапоги, которые и распространяли шокирующий запах. Вздохнув, он прошел на кухню. Петр Степаныч пил чай, утирая пот полотенцем.
— Сынок, — приветствовал он Васю, — что-то ты будто помолодел…
Василий промолчал.
— Так вот я и говорю, Нина, — продолжал старый поклонник, — смурно у вас в городе, тошно мне, дышать тяжко. Опять же шум этот, музыка бесовская… — он отставил чашку и рыгнул.
— Надолго к нам? — не выдержал Вася.
— Ох, милый, — пригорюнился Петр Степаныч, — совсем ненадолго. Погостил бы, конечно, но не могу, и не уговаривайте!
Он махнул рукой, как будто Вася с мамочкой собирались его уговаривать.
— У меня ведь беда, — продолжал Петр Степаныч, — Матильда моя занемогла, светик мой ясный, звездочка серебристая!
— Кто такая Матильда? — ревниво спросила мамочка.
— Как кто? Хавронья моя, свиноматка…
— Белой степной породы? — оживился Вася, вспомнив подсунутые марки.
— О! — неподдельно обрадовался Петр Степаныч. — Понимает! Нина, а сынок-то у тебя не совсем пропащий, в свиных породах разбирается! Ох, натерпелся я страху, как Матильда заболела! Ветеринар сказал, что лекарство нужно заграничное, вот я и приехал. Ну, даст бог, теперь на поправку пойдет! Однако засиделся я у вас, мне бы еще на поезд успеть…
С этими словами Петр Степаныч засобирался уходить.
— Ну, Нина, — гремел он в прихожей, — не надумала еще ко мне-то переезжать? Нет? А то поедем, Матильду мою посмотришь…
— Уж лучше вы к нам! — ляпнул Вася и прикусил язык, ощутив чувствительный мамочкин удар в бок.
— Ну, смотри, Нина, я ведь настырный, — похохатывал Петр Степаныч, — так просто не отстану. Подожду, сколько надо, а все равно ты ко мне переедешь. Василию жениться нужно, семью заводить, так чего мешать, с невесткой собачиться? А у меня простор, тишина, воздух свежий… как в раю…
Петр Степаныч ушел, но запах навоза не исчезал. Мамочка проветривала квартиру, Вася прыскал вокруг освежителем воздуха — все было напрасно.
Леня подошел к двери и осторожно огляделся. На лестничной площадке было тихо, и не доносились те сдержанные шорохи, которые говорят о присутствии подглядывающих в глазок соседей. Он достал ключи, изготовленные по Лолиным слепкам, и в два счета открыл замки.
В глубине квартиры раздавались какие-то приглушенные голоса. Маркиз попятился. Неужели Васина мамочка изменила свои планы и осталась дома? Тогда сегодняшняя операция срывается… Но один из голосов был несомненно мужским, а Васи дома быть никак не могло, он отправился на свидание с Лолой, то есть, как он думает, с дочкой Сигильдеева… выходит, мамочка в отсутствие сына приглашает домой посторонних мужчин?
Леня уже хотел тихонько выскользнуть из квартиры и закрыть дверь, пока его не обнаружили, но тут он обратил внимание на странный момент. Один из замков, который он только что открыл, можно было закрыть только снаружи, выйдя из квартиры. Что-то тут не так… если дома кто-то есть, то этот замок должен быть открыт! Леня бесшумно шагнул в прихожую и прислушался к тем голосам, которые по- прежнему доносились со стороны кухни. В них тоже было что-то странное, какая-то искусственность интонаций. Прислушавшись, он разобрал слова.
— Сколько можно повторять, доктор, — с неестественно взволнованной интонацией говорил высокий женский голос, — этому больному нужно вводить нитрат аммония!
— Вы ошибаетесь, сестра! — отвечал глубокий бархатистый баритон. — Ему нужно вводить сульфат аммония! Сульфат, а не нитрат! Вы понимаете разницу?
— Нет, доктор, это вы ошибаетесь! — возражал первый голос.
В это время третий голос интимно сообщил:
— Вбегает встревоженная Марья Ивановна. Она несет анализы больного Петрова…
Леня вошел в кухню и расхохотался. Странный диалог доносился из включенного радиоприемника. По радиотрансляции шла передача «Театр у микрофона». Передавали какой-то душераздирающий спектакль из жизни медицинских работников. Леня вернулся в прихожую, запер двери и приступил к планомерному осмотру квартиры.
Побывав здесь первый раз, в присутствии хозяйки, он под предлогом будущего ремонта уже осмотрел все, что было можно, не вызывая подозрения, и теперь хорошо ориентировался в квартире Зайкиных. На руку ему играло и то, что вещь, которую нужно найти, не очень маленькая.
С другой стороны, хозяева квартиры не знали, какую ценность она представляет, и вряд ли спрятали папку в одно из тех мест, где обычно неопытные люди устраивают тайники, значительно облегчая жизнь опытным грабителям. Леня натянул тонкие резиновые перчатки и немного приглушил радио, чтобы
