беседу.
Выйдя из больницы, я шла по улице в глубокой задумчивости. События последних дней выстраивались в какую-то странную цепочку. Слишком много всего произошло, чтобы это можно было объяснить простой случайностью. Авария с Романом, потом взрыв в его квартире… Ведь машина Романа была в полном порядке, он тщательно следил за ней — а гаишник, к которому я ходила, сказал, что тормоза были в ужасном состоянии…
То же самое с газовой плитой в квартире: она совсем новая, дорогая, прекрасно работала — а первое объяснение, которое пришло в голову милиции, — это то, что плита была в аварийном состоянии, оттого и взорвался газ. Это уже потом они там что-то нашли, и следователь осторожненько так обвинил меня. Но ненастойчиво, потому что они ни в чем не уверены.
Неужели за обоими событиями стоит чей-то злой умысел? Причем если в случае с машиной кто-то неизвестный хотел убить Романа, и это почти удалось, — то кому могла помешать его тетка? Конечно, характер у нее был отвратительный, но за это не убивают… Если бы убивали за плохой характер, земля превратилась бы в пустыню!
И тут я вспомнила, что тетка Ара ночевала в этой квартире всего одну ночь, можно сказать. А я в той квартире жила долго, почти год. И если кто-то взорвал квартиру, то взрывал он меня…
От этой мысли я покрылась холодным потом.
Что упорно передавал мне Роман? Что мне угрожает опасность, что меня попытаются убить… Так, может, уже попытались? И тетя Ара погибла вместо меня? А что, мы примерно одного роста, она не толстая, убийство произошло ночью — мог ведь убийца обознаться в темноте?
Бред! Это был самый настоящий несчастный случай! Нечего выдумывать всякую криминальную ерунду! Кому нужна моя смерть? Кому я могу мешать? Я придала излишнее значение словам Романа — словам человека, находящегося в тяжелом состоянии и вряд ли способного связно мыслить… Да у него вообще амнезия! Он собственного имени не может вспомнить! Упорно повторяет одну и ту же безумную фразу — «Я не Роман»!
Я отбросила свои страхи и помахала проезжавшим «Жигулям».
Машина остановилась, я сказала адрес, договорилась о цене и села.
Откинувшись на сиденье, бездумно уставилась вперед.
За последние дни больше всего денег у меня уходит на машины до больницы и обратно, и деньги тают на удивление быстро… надо что-то делать, искать новую работу…
Я случайно бросила взгляд в зеркало заднего вида.
За нами ехала «девятка» редкого цвета «баклажан».
В этом не было ничего необычного, но я сегодня уже не первый раз видела эту машину. Когда два часа назад ехала в больницу — точно такая же «девятка» попалась мне на глаза…
Мой водитель включил радио «Шансон» — любимую программу всех шоферов. Почему им так нравится вся эта тюремная романтика, прочувствованные письма из зоны, хриплые, простуженные голоса исполнителей блатных романсов — ума не приложу, но факт налицо — большинство профессиональных водителей слушают эту программу.
Наша машина проехала перекресток, резко повернула. Я осторожно взглянула в зеркало.
«Девятка» по-прежнему держалась за нами как приклеенная. Ну что ж, буду считать, что этому странному водителю со мной просто по пути, буду и дальше успокаивать себя всякими отговорками, ссылками на несчастный случай… А что еще мне остается? Признать правоту забинтованного, как мумия, человека, поверить, что мне угрожает серьезная опасность, что кому-то нужна моя смерть и они ни перед чем не остановятся…
Но тогда мне придется поверить и в то, что он говорит чаще всего, — что он не Роман. А это уж полный бред. Ведь это его собственная машина, которую он так оберегал и не давал никому, и ездил на ней только сам, ведь это именно она не вписалась в поворот и рухнула в овраг…
На следующий день у меня была назначена встреча с доктором Сергеем Михайловичем.
Врач, как всегда, торопился. Глаза, воспаленные от постоянного недосыпания, глядели на меня недовольно и озабоченно.
— Что я могу вам сказать? Чудо уже то, что он жив. При таких травмах, при такой огромной площади ожогов это удивительно. В сознание он не приходит, хотя приборы показывают постепенную нормализацию всех процессов органической деятельности…
— Не приходит? — удивленно протянула я, вспомнив свои ночные беседы с использованием азбуки Морзе.
Выходит, только со мной он идет на контакт, а от всех остальных скрывает, что давно уже пришел в сознание… Ну, раз он так об этом заботится, я его тоже не выдам…
— Сами понимаете, — продолжал Сергей Михайлович, — больница у нас небогатая, с медикаментами сложности… Даже когда на начальном этапе лечения нужна была кровь для переливания — а у вашего мужа редкая, четвертая, группа, — мы и то с трудом ее раздобыли…
Доктор продолжал жаловаться на устаревшее оборудование, на недостаток лекарств и техники, а я плохо слушала эти жалобы: что-то в его словах зацепилось за мое сознание, что-то удивило меня…
Вовсе не то, что Сергей Михайлович назвал Романа моим мужем — какое ему дело до штампа в паспорте, если женщина навещает мужчину в больнице — она или жена, или мать, а на мать я никак не похожа.
Нет, меня взволновало что-то совсем другое…
«У вашего мужа редкая, четвертая, группа крови…»
Четвертая группа крови? Но Роман как-то к слову сказал, что у него та же самая группа крови, что и у меня, — первая, самая распространенная… Что же это такое? Сергей Михайлович, конечно, не может ошибаться, он делал Роману переливание крови, а уж для этого обязательно нужно знать группу… Значит, ошибался Роман? Или не ошибался, а нарочно вводил меня в заблуждение? Но это тоже как-то странно… странно и глупо.
Неожиданно мне пришло в голову, как можно просто и быстро проверить, какая у Романа группа крови.
Он очень заботился о своем здоровье, в особенности о зубах, и постоянно посещал небольшую, но очень дорогую стоматологическую клинику. Когда у меня пару месяцев назад разболелся зуб, Роман сказал, что современный человек не должен экономить на здоровье, и отвел меня в эту же клинику. В клинике он представил меня как свою жену. Меня встретили как родную, завели карточку и выразили надежду, что я буду в дальнейшем лечиться только у них. Зуб, кстати, вылечили плохо, он продолжал болеть, и мне еще неделю пришлось полоскать его теплым настоем аптечной ромашки.
Вот в эту клинику я и направилась.
Небольшой особнячок на Петроградской стороне был изумительно отреставрирован и выглядел как игрушка. Вот что значит — дом попал в хорошие частные руки! Хозяин не даст своей собственности приходить в запустение, это совсем не в его интересах. Соседнему зданию меньше повезло: его фасад украшала роковая табличка «Памятник архитектуры девятнадцатого века», поэтому его нельзя было приватизировать, и несчастный особняк постепенно разрушался, лепнина обваливалась со стен, колонны фасада покрылись глубокими трещинами. Еще несколько лет — и спасать дом будет уже поздно…
Я вошла в клинику, и с порога меня окутало приятное ощущение комфорта и заботы.
В дверях меня встретил импозантный швейцар, в холле возле регистратуры стояли глубокие мягкие кресла из светлой кожи, на стеклянном журнальном столике валялись свежие номера модных журналов.
Девушка в регистратуре одарила меня чарующей улыбкой и немедленно вспомнила, как меня зовут. Ничего удивительного: именно за это ей платят, и платят неплохо.
— Как ваш зуб? — вежливо поинтересовалась она. — И как чувствует себя Роман Васильевич? Он что-то давно к нам не заходил!
Ее замечательная профессиональная память была мне очень на руку.
— А я к вам, собственно, по его просьбе зашла. Он обратился к протезисту, и тому понадобился рентгеновский снимок зубов. Роман не хочет делать новый снимок — как-никак облучение — и попросил меня взять прежний у вас в карточке. Самому ему некогда, он очень занят, а я была неподалеку…
