Накануне она снова вдрызг разругалась с мужем. Никита по обыкновению читал ей мораль: объяснял, как должна вести себя жена политика, потом оставил инструкции Аскольду и отбыл в Москву. А Ольга в знак протеста много пила вечером одна, хотя обычно старалась этого не делать, но уж очень достал ее Никита. В результате она с трудом нашла в своей огромной квартире собственную спальню и даже, кажется, ходила перед Аскольдом почти голая — пусть Никитин цепной пес помучается… Хотя, если честно, то видно, что его Ольгины прелести абсолютно не волнуют.
Голубой он, что ли?
Ольга, может быть, поняла бы мужа, если бы он стерег ее из ревности. Но ведь нет, он беспокоился только о своей репутации политика. Она должна была соответствовать вылепленному им образу: красивая ухоженная светская дама, украшение раутов и дипломатических приемов, верная и надежная спутница мужа… Никаких скандалов, никаких мужчин — Боже упаси! Ни одно пятнышко не должно замарать кристально чистый образ жены вице-губернатора…
Боже, как ей было с ним скучно! Один вид его серьезной физиономии вызывал у нее физическую зубную боль! Раньше, когда они могли еще спокойно разговаривать, вместо того, чтобы сразу заводиться на скандал, Никита объяснял ей, что карьера политика — очень сложная вещь, что он делает это не только для себя, что ей, Ольге, тоже будет гораздо лучше, если его переведут в Москву, что там совсем другая жизнь, она и не представляет себе, какие их ожидают перспективы и деньги.
Умом Ольга с ним соглашалась, но поскольку ее просто трясло от того, как он ходит, ест и говорит, то все его воспитательные речи пропадали даром. Как-то раз в относительно мирный период их взаимоотношений она спросила мужа, не будет ли он возражать, если она займется собственным бизнесом. Вот и Анна Андреева, и Елена Яблонская… Но Никита тогда так на нее посмотрел! Она ему никогда не простит того взгляда — он ударил ее сильнее любого оскорбления. В нем явственно читалось: не с твоими, душечка, мозгами… А она так надеялась, что собственный бизнес развяжет ей руки: муж не сможет контролировать каждый ее шаг, каждый телефонный звонок…. Да и деньги, разумеется, он ей кое-что давал, но эти деньги так быстро кончались, и опять начинался скандал.
«Я тебе только что дал десять тысяч долларов! — кричал этот сквалыга. — Неужели ты их потратила?»
Конечно, истратила, иначе стала бы она унижаться и просить еще… И не только что, а на прошлой неделе. И что такое десять тысяч, если в «Конти» за одну ночь ничего не стоит проиграть пятьдесят? И вообще все вокруг твердят, что жизнь подорожала! Лучше бы боролся с дороговизной жизни, если он такой выдающийся политик! Ведь народ живет очень трудно! Когда муж не давал денег, Ольга очень сочувствовала народу…
Приняв душ и выпив стакан грейпфрутового сока, Ольга решила, что жизнь не так плоха и у ее мужа, Никиты Шувалова, тоже есть свои достоинства. Например, то, что он очень много времени проводит в Москве. И если бы не проклятый Аскольд… Но следовало употребить время командировки мужа с пользой. Ольга задумалась, как бы позвонить Игорю. То есть позвонить ничего не стоило — вон лежит переносная трубка, звони хоть из ванной, хоть из туалета. Но проблема в том, что сволочной Аскольд умудряется прослушивать все ее разговоры. Как он это делает, Ольга не знала, в технике разбираться ей было неинтересно. Поймать его за руку она не могла, но не сомневалась, что он прослушивает разговоры по приказу мужа. Ругаться с Аскольдом было без толку: он смотрел на Ольгу и улыбался непроницаемой улыбкой. Один раз Ольга решила пожаловаться мужу, что Аскольд к ней приставал, но Никита верит ему больше, чем жене, поэтому он только усмехнулся в ответ.
А позвонить Игорю очень хотелось. Хотелось оказаться с ним в его маленькой однокомнатной квартирке и оттянуться на всю катушку… Ей хотелось думать, что Игорь — это мужчина, который ценит ее как женщину, что ему так же хорошо с ней, как и ей с ним. Так уж получается, что ей приходится всюду платить за него, да и ему надо сунуть какие-то деньги… Но он так беден, а разве ей жалко сотни-другой баксов. За все хорошее надо платить, это бесспорно. Игорь уверяет, что он беден, потому что талантлив. Талантливые люди ранимы, они нуждаются в ласке, заботе и душевной теплоте. Игорь — журналист, но завистливые бездарности, как он утверждает, мешают ему пробиться. Из-за них Игоря «ушли» из одной газеты, из другой и с телевидения тоже. Ольга не очень-то слушает его подробные жалобы, гораздо интереснее заниматься с ним другим делом.
Но с каждым разом все труднее и труднее улучить минутку для свидания, Аскольд свое дело знает.
Мобильник запищал неожиданно. Ольга схватила его раздраженно.
— Девочка моя, как ты? — Голос матери сегодня был беспокойным.
Понятно, нынче разыгрывается пьеса «встревоженная мать».
— Все в порядке, — по возможности спокойно ответила Ольга.
— Почему ты не позвонила мне? — Мать тотчас же сменила тон.
Раз у Ольги все в порядке, то она обязана была позвонить или заехать, побеспокоиться о больной матери. Словом, сейчас уже разыгрывалась другая пьеса — «неблагодарная дочь».
Ольга подавила в себе сильнейшее желание бросить трубку и отключить мобильник насовсем. С матерью надо быть осторожнее — она может принять какие-то таблетки, позвонить всем знакомым, как уже было. Мать тогда увезли в больницу, промыли желудок и отпустили, но какой-то мерзавец успел выпытать у нее, кто такой ее зять. И на следующий день в паршивой бульварной газетенке мелким шрифтом была напечатана крошечная заметка о том, как вице-губернатор Шувалов довел свою тешу до самоубийства.
Скандал в больнице Ольга устроила страшный. Газету закрыли — Никита сделал пару звонков, и на газетенку наехали по очереди санэпидемстанция, пожарные и собственная крыша. Все сразу никакая организация не выдержит. Заметку, в общем-то, никто не успел прочитать, но Никита страшно разозлился и орал на Ольгу, а потом две недели не давал денег. Так что теперь Ольга была с матерью очень осторожна.
— Я собиралась заехать сегодня, мама.
— Ну если тебе некогда, то я не настаиваю, — обиженно протянула мать. — Но могла бы поддержать меня, потому что именно сегодня такой день.
— Какой день? — Ольга не сумела скрыть раздражение.
— Сегодня мне очень плохо, потому что пришло письмо.
И поскольку Ольга молчала, мать продолжила без прежнего надрыва в голосе:
— Пришло письмо от твоей сестры. В нем говорится о смерти твоего отца.
— Хорошо, мама, я заеду вечером, — быстро ответила Ольга.
Соглашаться на вечер было ее ошибкой, поняла она, когда открыла своим ключом дверь материной квартиры. Получив письмо утром, мать за целый день успела подготовиться. И теперь Ольга, войдя в комнату, изумленно застыла на пороге.
Зеркало было завешано тонкой материей.
Сама мать сидела на диване, обложившись подушками, в черном платье и черной косынке, повязанной по самые брови, так что волосы совсем не были видны.
— Что случилось, мама?
— Ты что, не поняла? — нервно отозвалась мать. — В семье покойник. И потом, почему ты опоздала? Я думала, ты будешь к шести.
— Я сказала «вечером». А точное время не называла, — терпеливо возразила Ольга.
— Вот именно, я ждала.
Ольга поняла — мать приготовилась заранее, чтобы получился соответствующий эффект. Ольга все не шла, и матери надоело сидеть этаким чучелом.
— Ну хорошо, так что там с письмом? — миролюбиво спросила Ольга, подсаживаясь к матери на диван.
Мать вытащила откуда-то из-под себя довольно помятый листок бумаги.
— Там не очень можно разобрать. Потому что когда я читала, то плакала, — сообщила она.
Ольга низко наклонилась над письмом, чтобы скрыть злую улыбку: письмо было написано шариковой ручкой, такие буквы от слез не расплываются. Да полно, слезы ли? Она отогнала от себя видение: мать сидит над письмом и капает на него водой из пипетки. Нет уж, что-что, а плакать по заказу ее мать всегда умела.
