Когда-то давно он бывал в Петербурге, хорошо знал этот город, были у него тут связи. Пришлось признать, что один он ничего не сможет сделать, и обратиться за помощью. Номер бежевого «крайслера» ему ничего не дал — оказалось, что «крайслер» принадлежал одному типу, Андрею Кошелеву, а тот уже три дня как пропал, и домашние не представляли, куда он мог деться.
Выяснения связей Андрея результатов не дало. Пришлось обратиться в известную организацию, бывшего разведчика провели в архив, и там тщедушный маленький человечек выдал ему папку с досье Марии Николаевны Амелиной. Ничего там не было такого, о чем не знал ее возлюбленный. Он посидел над папкой, поглядывая по сторонам, впитывая в себя атмосферу архива. Что-то такое было здесь, за что можно зацепиться. Пару раз он перехватил встревоженный взгляд обитателя архива и понял, что был прав, что-то было связано с этой папкой.
Рабочий день подходил к концу. Хозяин архива шуршал чем-то за стойками. Бывший разведчик не спеша оглянулся по сторонам.
Никого не было рядом с ним, только далеко у входа сидела девушка за столиком и копалась в формулярах. Человек осторожно шагнул в направлении шуршания.
Архивариус испуганно пискнул, когда сильная рука схватила его за плечо.
— Вы мне расскажете все об этой папке, — прозвучал глуховатый голос у его над ухом. — Кто еще ей интересовался за последнее время?
Архивариус заглянул в жесткие глаза спрашивающего и понял, что расскажет все.
Александра Петровна захлопнула за собой дверь. Железные створки лязгнули как огромные стальные челюсти, как створки капкана. Когда-то собственная квартира казалась ей надежной пристанью, убежищем, но теперь нигде она не могла чувствовать себя в безопасности.
Романцова сбросила уличную обувь, нашарила тапочки.., ей показалось, что она оставила тапки в другом месте. Неужели кто-то побывал здесь без нее? Страх побежал по позвоночнику холодным щекотным насекомым. Да нет, ерунда! Кто мог знать, кроме нее, этот адрес? Андрей? Андрей… Но он там, в маслянистой темной воде. Он больше не опасен.
Александра Петровна прошла на кухню, включила кофеварку. После крепкого кофе будет не заснуть, но она и так уже которую ночь не спит, а кофе придаст ей хоть немного сил… Она налила чашку густого темного напитка, поднесла ее к губам, и в это мгновение зазвонил телефон. Этот звук был таким неожиданным в тишине квартиры, так ударил по нервам, что чашка выпала из руки, кофе разлился по столу.
Романцова схватила трубку, поднесла ее к уху, но в трубке молчали. Ей показалось, что на том конце различается чье-то дыхание, но наверняка она сказать не могла — возможно, разгулялись нервы.
— Андрей? — спросила она, не выдержав долгого молчания. — Виктор?
Трубка безмолвствовала. Романцова швырнула ее на рычаг, схватилась руками за голову. Что с ней творится? Что за бред лезет в голову? С того света не протянута телефонная линия! В голове нарастала пульсирующая боль, ставшая привычной за последние дни. Пульсирующая боль и шум, скрежет — будто огромный состав трогается с места, и вагоны с лязганьем пробуют сцепку. Александра Петровна подняла глаза, и ей показалось, что узор обоев, которыми была оклеена ее кухня, поплыл и переменился. Среди цветных пятен одно за другим всплывали лица — Андрей, Виктор, та рыжая женщина из Сосновки… Вдруг, оттеснив все другие, на стене возникло насмешливо улыбающееся лицо профессора Запольского.
— Чему ты улыбаешься, старый идиот? — вслух произнесла Романцова. — Надо мной смеешься?
Профессор не отвечал, только презрительно щурил глаза. Романцова зажала себе рот и в испуге огляделась.
— Боже мой, что происходит? Я сижу одна на кухне и разговариваю сама с собой… или с привидениями, что еще хуже…
Пульсирующая боль и скрежет в голове все усиливались, становясь невыносимыми.
Александра Петровна выпила две таблетки анальгина, прекрасно зная, что они ей нисколько не помогут.
Снова зазвонил телефон.
Романцова смотрела на него, как на приготовившуюся к прыжку кобру, как на гранату с выдернутой чекой. Она не хотела брать трубку, но звонок за звонком ввинчивались в ее мозг, как электродрель. Не в силах дольше выносить эту пытку, Александра Петровна поднесла трубку к уху.
— Что вам нужно? — спросила она хриплым от страдания голосом.
— Что вы сделали с Марией? — вопросом на вопрос ответил глуховатый мужской голос на том конце провода.
— С какой.., с какой Марией? — переспросила Романцова, холодея от страха и понимая уже о ком идет речь. — Ведь у ее.., у нее никого не было?
— Никого… — как эхо отозвался мужской голос, — никого, кроме меня… И я ей не смог помочь, меня не было рядом… Что вы с ней сделали?
Романцова снова швырнула трубку и выскочила из кухни. Она не могла оставаться на месте, ею овладело болезненное беспокойство. Она немедленно должна была что-то сделать, дать выход этому беспокойству.
Кто этот человек? Как он нашел ее? Откуда он взялся?
Он не мог ее отыскать, скорее всего, это не живой человек, а плод ее больного воображения, порождение ее мозга, измученного непосильными нагрузками и приемом проклятого препарата, такой же призрак, как лица на стенах кухни… Те, кто видел ее, все мертвы. Единственно внушала опасения та глупая баба с собакой, любовница немца…
Только она может опознать Романцову, все остальные убиты, погибли и уже не смогут причинить вреда, а с той кретинкой надо разобраться…
Романцова лихорадочно носилась по квартире. Она оделась, взяла необходимые вещи и выбежала на улицу. Махнув рукой первому попавшемуся частнику, она произнесла:
— К Сосновскому парку.
Она не видела улиц, по которым вез ее частник, полностью погруженная в свои внутренние дебри, в страх и беспокойство. Она не заметила, что от самого ее дома их машину преследует белая «восьмерка» — обычная профессиональная осторожность полностью изменила Александре Петровне. Водитель с опаской косился на странную пассажирку с лихорадочно блестящими глазами, которая бормотала что-то, разговаривая сама с собой.
Водитель посчитал ее наркоманкой, довез до Сосновки, получил деньги и уехал быстрей, от греха подальше. Когда машина скрылась из виду, Александра Петровна огляделась и увидела, что ее высадили у дальнего края парка, и теперь придется пересечь Сосновку, чтобы оказаться у нужного дома.
Она углубилась в парк, безотчетное беспокойство гнало ее вперед, она шла очень быстро, не разбирая дороги, иногда сходя с аллей и тропинок, продираясь прямо сквозь кусты. Запыхавшись от быстрой ходьбы, Романцова вышла из зарослей на большое открытое пространство. Перед нею стоял старый деревянный дом с башенкой, окруженный высоким забором. Сзади послышались шаги, кто-то шел, как она, продираясь прямо через кусты. Страх снова охватил все ее существо, она заметила обострившимся от страха зрением, что одна из досок забора отодвигается, и протиснулась внутрь. Шаги преследователя звучали ясно за забором. Романцова решила спрятаться в доме, но окна и двери были заколочены досками крест-накрест. Александра Петровна боязливо огляделась и заметила невдалеке от крыльца небольшое открытое подвальное окошко. Рядом валялась оторванная ставня.
Из-за угла дома показалась мужская фигура. Романцова подбежала к открытому окну, но лезть в него побоялась — подвал казался темным и глубоким, а еще ей страшно было повернуться к преследователю спиной.
Она остановилась, повернувшись лицом к нему, безвольно ожидая встречи с неизвестным. Это был высокий плечистый мужчина средних лет. Длинное энергичное лицо его — из тех, которые в шутку называют лошадиными, — не портила трагическая складка у рта и коротко стриженные седые волосы. Приближаясь к Романцовой, он посмотрел на нее, как на ядовитое насекомое, и задал тот же вопрос:
