— Может, они спят, боги? — предположил Зубатый.
В любом случае, начальник охраны укрепился и вел машину почти до утра, пока не приехали в Малоярославец. Зубатый дремал и, когда вскидывал голову, видел напряженное и сосредоточенное лицо Хамзата.
— А пожалуй, спят, — сказал он однажды. — Как бы тогда терпели, видя, что на земле делается.
Остановились в местной полупустой гостинице, едва достучавшись до дежурной, и когда расходились по номерам, Хамзат неожиданно подтвердил догадки Зубатого.
— Я завтра с тобой пойду.
— Куда?
— В монастырь, — сказал уверенно.
Встали около одиннадцати, наскоро умылись, позавтракали и отправились пешком. Свято- Никольский монастырь отыскали скоро, вернее, пока еще его исторические ворота с надвратной иконой Богоматери. Тут же рядом оказалась женщина с одутловатым лицом, самодеятельный и добровольный гид. Она рассказала, как в эту чудесную икону французы стреляли из ружей во время знаменитого сражения под Малоярославцем, но попасть ни разу не смогли, пули ложились рядом и до сих пор видны следы — их не заштукатуривают, чтоб люди помнили о чуде.
— А что часто тут чудеса случаются? — спросил Зубатый.
— Как же! Явление Божьей матери тем же французам было, они испугались и побежали. Господь это место держит под неусыпным наблюдением.
Говорила очень чисто, культурно, выдавая свое прошлое воспитание.
— Значит, боги не спят? — спросил Хамзат. Женщина задумалась, поддергивая концы платка, после чего тяжело вздохнула.
— Знаете что? Дайте на бутылку и идите-ка отсюда!
Зубатый дал ей денег, на что Хамзат блеснул взором и замахал руками.
— Зачем дал? Это не женщина! Не человек! Зачем пьет? Женщина не может пить вино!
Сам монастырь стоял на склоне холма, и его территория, от центральных ворот до развалин на задворках, была покатой, и лишь возле палат игуменьи ее выровняли и превратили в клумбы, на которых еще торчали помороженные цветы. Встретила их монахиня средних лет, как выяснилось, мать-экономка, выслушала и пообещала спросить настоятельницу, примет ли она и когда.
Хамзат получил разрешение осмотреть монастырь и, чтобы не мешать, сразу же отправился вдоль крепостных стен, а Зубатый остался на скамейке среди клумб. Он сидел и высматривал Снегурку, однако все женщины, молодые и старые, обряженные в черное, казались на одно лицо. Были тут и совсем молоденькие, в серых, бесформенных одеяниях — то ли прислуга, то ли послушницы, ходили мимо туда- сюда, таскали ведра, что-то копали на заднем дворе и пробегая мимо, стреляли глазками на чужака, тогда как женщины в черном передвигались, не поднимая взора.
Зубатый просидел около часа в ожидании приема настоятельницей, однако быстрее вернулся Хамзат.
— Я видел ее.
— Кого?
— Морозову. Она здесь, в коровнике навоз чистит.
Он знал, к кому ехал Зубатый! И сейчас просто в разведку сходил…
— Ты что, разговаривал с ней?
— Зачем разговаривал — так видел.
— Ну иди, погуляй еще.
Игуменья вышла к нему через два часа — женщина за пятьдесят, веселая, улыбчивая и взгляд открытый.
— Что же вы на улице-то? — спросила так, что он сразу простил долгое ожидание. — Вас не пригласили в помещение?
— Мне здесь было хорошо…
— С чем же вы пришли?
— У вас находится женщина, Зоя Павловна Морозова…
Веселость настоятельницы вмиг улетучилась.
— Кто она вам?
— Сотрудница, работала председателем избиркома…
— Что вы хотите?
— Встретиться, поговорить. Остались незавершенные дела и вопрос о ее работе…
— Сейчас с ней лучше не встречаться, — заявила настоятельница. — Да и вряд ли она сама пожелает. А с работой… Да, я понимаю, но все равно взяла ее. Через некоторое время приедет и уволится.
— Что с ней случилось? — Зубатый не знал, как продолжать разговор.
Она ответила неопределенно:
— Что?.. А что случается с людьми в безбожном мире?
— Где же ее внучка?
— У нас в приюте.
— Все-таки, что произошло? Я знаю Морозову тридцать лет, всегда была честным, верующим человеком…
— Не нужно это обсуждать, — перебила настоятельница. — У нее сейчас очень тяжелый период…
— Могу ей чем-то помочь?
— А вы хотите этого?
— Она близкий мне человек.
— Ну что же… — она потеребила четки. — Идемте со мной.
И только шагая за этой царственной женщиной, он наконец-то понял, что Снегурка ушла в монастырь. В общем чего-то подобного следовало ожидать, но почему именно сейчас? Что все-таки произошло? Долгая болезнь внучки или обстоятельства, связанные с юродивым старцем?
Морозова уже вычистила коровник и теперь бросала навоз на разболтанную, хлипкую тележку, в постромки которой была запряжена краснолицая девица лет двадцати в сером балахоне. Снегурка даже головы не подняла и ни на секунду не оторвалась от работы, однако девица кинулась к игуменье, поклонилась, сложив ладошки ковшиком.
— Благословите, матушка!
— Где остальные? — строго спросила настоятельница.
— А Вечерка загуляла, так к быку повели! — с удовольствием объяснила послушница. — Матушка Антония велела…
— Что, все втроем повели?
— Ну да! Интересно же посмотреть!
Игуменья оставалась невозмутимой.
— А что же ты не пошла?
— Я уже видала, — без утайки и как-то по-детски объяснила она.
— Ладно, ступай.
Та натянула постромки и поволокла телегу на огород.
Снегурка при этом безучастно и ловко орудовала вилами — знакомая работа, приходилось на конезаводе, когда конюхи запьют…
— Зоя, подойди ко мне, — мягко попросила настоятельница.
Она воткнула вилы и приблизилась шага на три, склонив голову.
— Вот этот человек хочет помочь тебе. Примешь?
Морозова ни разу не взглянула на Зубатого, казалось, кто пришел к ней, не знала, однако согласилась.
— Приму…
