хорошего не принесет. Все внимание генерала было сосредоточено на одной сверхзадаче, хотя он еще старался шутить. Правда, юмор у него был свирепый, оставшийся от Советской армии:
— Что? Хотел скрыться от нас за рубежом? Ха-ха!.. Ищем его по всей стране, а он к финнам ушел, как Ленин!
— Здравия желаю! — Зубатый ухмыльнулся. — Не ожидал встречи с оркестром. Ну, уважили! Маш, посмотри? Ты видела живых генералов?
Ему что-то не понравилось.
— Ладно, хватит придуриваться. Пошли в машину.
— Спасибо, у меня тут своя на стоянке.
— Особый разговор к тебе есть.
— Говорите здесь.
— Я буду говорить там, где мне надо! — рыкнул он.
— А я там, где хочу.
— Ты чего это, Зубатый? — глаза у генерала были немного навыкате, отчего вид был вечно удивленный. — Сказал, в машину! Я его ищу тут по всему земному шару, службы подключил!.. Что встал? Двигай!
Маша таращилась на него и сама тихонько уползала за спину — видно, все-таки отвыкла от реальностей мира на своем лживо-благонравном Западе. Если бы ее тут не было, он бы сразу загасил хамство, но она никогда не слышала от отца грубых слов, поэтому Зубатый поманил рукой генерала, наклонился к его уху и послал на три определенных буквы. Тот выслушал спокойно и даже с некоторым любопытством.
— Я-то пойду, куда прикажешь. А вот если тебя пошлют, будешь бедный и бледный, — генерал огляделся по сторонам и отпихнул своего спутника, видимо, охранника. — Зубатый, кончай выдрючиваться! Ты что в самом деле? К нему переговорщиков шлют, послов, порученцев, а он всех посылает! Ждешь, когда президент сам к тебе придет? На поклон?.. И вообще, что ты хочешь?
— Ничего. Я вот дочку из Финляндии привез. Видишь, там ее голодом заморили. Откармливать буду, холить и лелеять. Она у меня единственная осталась.
Генерал что-то вспомнил, мотнул головой и вроде бы выматерился про себя.
— В общем, так. Президент назначил тебя исполняющим обязанности губернатора. Ты понял, Зубатый?
— А меня кто-нибудь спросил?
— Будто не спрашивали! Последний у тебя был, как его? Ну, опереточный этот, артист?
— Он не опереточный — киношный.
— Да какая разница! Он же тебе все сказал? Ну что ты ломаешься? Я тебе по-мужски говорю: надо помочь президенту. Там же не хрен собачий — ядерное производство! Позавчера еще назначил, а ты два дня по заграницам болтаешься.
У Зубатого было чувство, будто его насильно толкают в ледяную воду. Маша стояла чуть сзади, опершись на его плечо, и ему казалось, что дочь попала из огня да в полымя, сильно переживает за отца и от ужаса не может слова вымолвить, но она вдруг взяла его под руку и заглянула в лицо.
— Пап, я так есть хочу! А вон оттуда вкусно пахнет.
— И правда, Зубатый, пойдем, что-нибудь съедим, выпьем? — подхватил генерал. — Жрать охота…
— Пойдем.
Они сели в кафе за столик, охранник генерала ринулся к стойке.
— Ну а где же Крюков? — спросил Зубатый. — Не понимаю, что происходит?
— Ты думаешь, я понимаю? — у генерала вспыхнула застарелая злость. — Как этот урод попал в обойму? Кто за ним стоит, кто за руку ведет?.. Он в больницу загремел, все думали — кранты. Из генштаба ребята звонили, радовались… Хрен, выписался, вчера уже видели на Старой площади.
— А что с ним было?
— Неужели не слышал? Он же мать свою в Кремлевке чуть не задушил.
— Мать?..
— Едва отобрали… И хоть бы что ему!
Зубатый согнулся над столом и замер. Маша потрогала за плечо.
— Ты что, пап? Тебе плохо?
— Кажется, я знаю, кто правит миром, когда спят боги.
— Вот такие уроды и правят! — не понимая, о чем они говорят, встрял всезнающий генерал. — Я на них в армии насмотрелся. Думал, на гражданке их меньше… Ладно, давай выпьем за твое назначение. Хочешь не хочешь, а указ подписан.
— Партия сказала — надо, комсомол ответил — есть.
— Ну хватит ерепениться!
— Вы почему так разговариваете с моим отцом? — неожиданно возмутилась Маша.
— Как еще разговаривать? — удивился генерал. — Мы друг друга понимаем. Ты бы вот вместо критики ему помогала! А то одна за границу удрала, за хорошей жизнью, второй вообще что вытворил!.. Взяли и бросили отца. Молодцы!.. Ешь давай и помалкивай, тебя не спрашивают и не всплясывай.
Маша хотела еще что-то сказать, но в этот момент в кармане Зубатого зазвонил телефон. В трубке прозвучал голос отца… Тот сразу начал выговаривать, что звонит уже вторую неделю и никак не может дозвониться.
— Погоди, — оборвал Зубатый. — Я тебе сюрприз приготовил.
И сунул телефон Маше.
— Ой, дед! — запела та. — Как я по тебе соскучилась…
— Ну, ты что не пьешь, Зубатый? — спросил генерал, наливая себе вторую рюмку. — У нас демократия русская, не хочешь — заставим, не можешь — хвоста накрутим. Ты на быках ездил?.. Вот, а я ездил в юности, после войны. Он же, зараза, встанет — с места не столкнешь. Тогда берешь хвост и крутишь, как веревку, пока у репицы не затрещит. Глядишь, пошел… Так мы до сих пор на быках и ездим. Президент мне крутит, я тебе, ты кому-нибудь еще — диалектика. А иначе в России ничего двигаться не будет.
Маша неожиданно вернула трубку.
— Дед тебя требует.
— Ну что, поговорил с внучкой? — спросил Зубатый.
— Я еще с ней поговорю, — сказал отец. — Значит, сейчас берите билеты на самолет и ко мне сюда. Машка сказала, вы все равно в аэропорту сидите.
— Сейчас это невозможно. У меня тут возникли проблемы. Как немного разберемся здесь, так прилетим. Маша насовсем вернулась!
— Да что мне твоя Маша? Ты мне нужен!
— А что там у тебя случилось?
— Сам не знаю. В общем, ко мне на Новый год старик один прибился. Ты приезжай, посмотри, он или нет. Видно, не совсем в себе, иногда ничего, а иногда говорит что-то — ничего не пойму.
— Это он! — закричал Зубатый. — Он пришел! Держи его! Не отпускай от себя ни на шаг!
— Да откуда ты знаешь? Ты ж его не видел!
— Знаю! Если пришел на Новый год, значит, он! Я его в другом месте встречал, а он к тебе!.. Сейчас же вылетаю вместе с Машей! Только в другой аэропорт переедем!..
Удивленный взгляд генерала помрачнел, лицо слегка вздулось и покраснело от глубокого внутреннего напряжения, будто ему и впрямь накручивали хвост…
Старец сидел, как икона — в переднем углу, на подушке, обрамленный с обеих сторон длинными белыми занавесками на окнах. С костлявых плеч крупными складками свисала широкая серая рубаха, поверх которой лежала почти свитая в жгут желтоватая борода, оттенявшая длинное, старчески розоватое лицо, до бровей прикрытое сверху серебристыми и реденькими волосами. Он спал сидя, опираясь костистыми кистями рук на палку, опущенные морщинистые веки казались безжизненными, ко всему
