— Схалтурили? Первый раз слышу!
Иван Сергеевич засмеялся, прибавил звук у телевизора.
— Это потому, что ты все-таки больше медик и философ, чем технарь и геофизик. И потому, что ты не прошел через Цимлянск... Вся электроразведка перевернута вверх ногами, понял? Это как слайд: можно так показать, нормально, а можно наоборот. Все то же самое, но!.. Просто и со вкусом. Захочу я получить правильное изображение — пересчитаю и получу. Если бы ты прикопался тогда к результатам, я бы тебе выдал верные. Но ты же не прикопался, поверил. Значит, и Савельев поверит, и шведы. Так что их «Валькирия» сейчас стоит вверх ногами. Эх, Мамонт, знал бы ты, сколько мы похалтурили на «Колчаке» в Сибири. Черт ногу сломит! Каббала, брат, штука заразительная. С нее мы и научились манипулировать числами. Иначе бы все клады, все загадки давно бы вытряхнули из России. И стало бы жить совсем тоскливо...
— Ну ты и вредитель, Иван Сергееич! — засмеялся Русинов. — Тебя бы в тридцатых сразу бы шлепнули или в ГУЛАГ упрятали!
— Меня бы и сейчас могли очень просто упрятать, — согласился тот. — И не меня одного... Нас спасало то, что руководили Институтом не специалисты, а варяги. Ты вот всегда злился, когда директора нового присылали откуда-нибудь из штаба, а я этим наказным атаманам радовался. И откровенно сказать, раньше побаивался твоего рвения. Ты за «Валькирию» уцепился, как будто она живая. Ну, думаю, наворотит по молодости. Хорошо, что Институт разогнали и ты эти свои «перекрестки» нарисовал дома. Хоть там тоже липа, но идея-то мощная!
— И там липа? — уже возмутился Русинов. — Не может быть! Я сам проверял все расчеты!
— А кто тебе координаты давал? — веселился Иван Сергеевич. — Кто топографию делал? Ты же на мою основу «перекрестки» наносил? Иди теперь на местность и поищи эти точки.
— Ох ты и гад! — восхитился Русинов. — Такого змея за пазухой грел! Ты мне дай эти поправки-то! Свои халтурные заморочки!
— Дам, — согласился Иван Сергеевич. — И научу, как просто все пересчитать... Только ты на карту ничего не наноси. В голове держи. Надо посчитаешь.
Русинов походил по кабинету, восхищенно помотал головой:
— Ну уж, обезьянка-то без халтуры! Ты к ней руку не прикладывал!
— Это верно, без халтуры, — подтвердил серьезно Иван Сергеевич. — Потому береги ее и сам берегись. Если и была какая-то утечка информации, то только через ребят, которые делали анализ. Потому им надо срочно запустить липу, и не одну. Может, кого и собьем с толку. Подсунем на анализ какой-нибудь материал с «Юга» и «Востока», пусть голову ломают. И идею «перекрестков» береги. Ты в десятку с ней попал. И те, кто делал у тебя обыск, это нюхом чуют. И тут бы придумать липу, какую-нибудь полуправду. Но только очень осторожно. Раскусят идею — ничего не спасет. А мозги они за деньги нынче могут купить. Причем какого-нибудь юнца с легким прибабахом. Но могут и тебя пригласить. Так что готовься. Шведские денежки нужно проедать с успехом, но желательно без результатов.
— Я к Савельеву не пойду, — заявил Русинов. — У меня теперь своих забот хватит.
— Поедешь «дикарем»?
— Конечно, поеду! И особенно сейчас, когда такой расклад. — Русинов помедлил. — А ты со мной поедешь? Или...
— Или, Мамонт, или, — вздохнул Иван Сергеевич. — И не потому, что живу поднадзорным... Придется твой тыл прикрывать. Ты сам поползай по горам, по островам, а я с ними тут поиграю в кошки- мышки. По правде сказать, люблю я это дело... Ты мне ключи от квартиры оставь. Если что, я через нее «мелиораторам» стану помогать.
— Давай махнемся машинами? — вдруг предложил Русинов. — Мне твой «УАЗ» как раз будет по тем дорогам.
— А тебе своей «Волги» не жалко? — усмехнулся Иван Сергеевич. — Я ведь шоферюга аховый, полгода как за рулем.
— Мне жалко, что ты не поедешь со мной, — серьезно сказал Русинов. — Когда я один хожу по земле, почему-то все время тянет оглянуться...
2
Проект «Валькирия» родился в недрах Института еще в 1975 году и не имел тогда сколь-нибудь обнадеживающего значения. Подобных проектов возникало и умирало много, поскольку таким образом отрабатывались интересные версии, оригинальные предположения или вообще чьи-то фантазии. Правда, «Валькирия» имела под собой довольно весомую, но не совсем надежную опору полубезумного, странного человека, который не имел ни фамилии, ни отчества, не знал, где родился и когда, но называл себя Авега — то ли прозвище, то ли имя, то ли какой-то бредовый титул. Его задержали за бродяжничество в Таганроге и, поскольку он не имел никаких документов, поместили в спецприемник для выяснения личности. На вид ему тогда было лет пятьдесят, хотя седые волосы и борода старили его и как бы растворяли настоящий возраст. Авега ростом был высокий, чуть ли не под два метра, ходил прямо, и если бы не обветшавшая одежда, ни один бы милиционер не посмел спросить у него документы.
В спецприемнике этот человек вел себя странно, называл лишь свое имя, причем с каким-то ненормальным для бродяги пафосом:
— Я — Авега! Ура!
У него сразу заподозрили отклонения в психике, и милицейский врач поставил диагноз: шизофрения с развитой манией величия. Однако на всякий случай поставил вопрос, который для милиции означал, что пациент, возможно, прикидывается сумасшедшим и есть причины досконально его проверить, не преступник ли и не значится ли в розыске. Авегу фотографировали анфас и в профиль, с бородой и без бороды, брали у него отпечатки пальцев рук и даже ног, досконально описывали словесный портрет, и все это прокручивали через картотеки МВД, но ответы приходили отрицательные: этот человек ни в розыске, ни в подозреваемых по какому-либо преступлению не значился. Пошли даже на хитрость — выпустили плакат с его разными портретами «Найти человека» — в надежде, что кто-нибудь опознает Авегу и сообщит, кто это на самом деле. В течение полугода этот плакат висел по всему Союзу, и никто не откликнулся. При обыске у него обнаружили мешочек сухарей, немного крупной серой соли и деревянную ложку со странным устройством на ручке в виде бельевой прищепки. Хлебу и соли не придали значения, однако про ложку спрашивали очень настойчиво, но Авега объяснял, что это штуковина на ручке служит для того, чтобы во время еды не пачкать усов, приподнимая их нажатием «прищепки». Это лишний раз доказывало его невменяемость, однако милицейские начальники на всякий случай посадили его в камеру к платному агенту-камернику для оперативной разработки. При всей внешней скрытности, при всем пафосе, касаемом собственного имени и личности, Авега один на один с агентом вдруг проявил доверчивость и сообщил, что он знает все дороги мира и теперь идет на реку Ганг по заданию то ли какой-то организации, то ли религиозной общины. Конечно, для нормального человека это был полный абсурд, но обстоятельство, что река Ганг протекает в Индии, за границей, все-таки насторожило начальство спецприемника, и Авегу с удовольствием передали в местный КГБ.
Там за странного бродягу, «косящего» под сумасшедшего, взялись основательно и умело. Во- первых, толковый врач определил его примерный возраст — девяносто пять — сто лет. Кроме того, после медицинского обследования установили, что все внутренние органы по степени жизненной силы едва тянут на половину его реального возраста, хотя все суставы поражены отложением солей. Вместе с тем выяснилось, что черепная кость у этого человека невероятной толщины — до двух с половиной сантиметров, а лобная — до трех! Такой головой можно было прошибать стены. Врачей поражала острота его зрения, великолепный слух и тончайшее обоняние, которое редко бывает даже у профессиональных «нюхачей» — дегустаторов парфюмерии. Впрочем, нюх у Таганрогского КГБ был не хуже, и все феноменальные качества Авеги отнесли к его особой подготовленности, а значит, и к какой-то особой миссии, которую он выполнял, направляясь в Индию. Сам Авега по-прежнему отвечал, что ничего из своего прошлого не помнит и знает лишь единственное — куда идет. Его не относили к шпионам, но подозревали,
