несколько раз предлагал развестись, но Барбару это по некоторым соображениям не устраивало: она была тесно связана с бывшими советскими комсомольскими вожаками, теперь банкирами и крупными бизнесменами, и даже намеревалась получить двойное гражданство.
Однако у этой истории была еще одна сторона: их супружество было без брачного контракта — в пору горячей комсомольской юности он и не требовался, и теперь Андрей подозревал, что разбогатевшая жена боится развода как огня, ибо придется поделить имущество, если муж будет настаивать. По крайней мере, она при случае спрашивала об этом и убеждала его, что он не имеет морального права на половинную долю и даже откупалась, приобретая Хортову квартиру, машину и посылая деньги на жизнь.
Состояние альфонса его не устраивало, впрочем, как и семейное положение, но вырваться из порочного круга можно было лишь при условии, если будет хорошая работа и согласие Барбары на развод. А тут в последнее время с законной женой стало твориться что-то странное: ее ревность и особое зрение не имели пределов.
— Да-да, я вижу! Твоя новая женщина лежит рядом и ласкает тебя! — На том конце послышались звуки, весьма приблизительно напоминающие плач.
— На сей раз ты не угадала, — злорадно сообщил Андрей и глянул на гардину. — Сижу один в квартире и работаю.
— Я имею плёхо душа, — по-русски заговорила она. — Скушать долго нет ты…
— Не скушать, а скучать! — поправил он. — Скушать — значит съесть.
Точно так же она владела английским и французским. В Россию всегда приезжала с переводчиком (в другие страны — с другими), который хвастался, что дед его — русский офицер, полюбивший бабушку в сорок пятом году. И отсюда у него такая любовь ко всему российскому. Хортов терпеть не мог всех переводчиков Барбары, поскольку хоть брак и оставался формальным, но развесистые рога были вполне настоящими.
— Тебе неприятно слышать, что я скучаю? — голос показался жалобным.
— Если хочешь говорить по-русски, дай трубку переводчику, пусть переводит.
— О, Андрей, ты ревнуешь?
С ней нельзя было шутить, говорить иносказательно или ерничать: Барбара все понимала в прямом смысле.
— Ты свободная женщина, — отозвался Хортов, играя браслетом цыганки. — Мы же договорились.
— Не хочу свободы! Желаю неволи, рабства, но чтобы ты был мой господин!
Поскольку она вообще не понимала юмора и не умела шутить, то все сказанное следовало принимать за правду.
— У тебя что-то случилось? — спросил, а про себя подумал: наверняка покинул очередной переводчик…
— Случилось, Андрей. Стала много думать о тебе и скучать. Приезжай. Я требую, чтобы ты приехал!
— Позвони через неделю, — увернулся он. — Очень много работы!
— Тебе нужны деньги? Я пришлю…
И прислала бы, но потом потребовала отчета, на что потрачены. Точно так же она призирала за квартирой, автомобилем и телефоном. Ему уже давно не хотелось ничего брать у жены, а скорее бы и от взятого избавиться…
— Нет, теперь я зарабатываю неплохо, — он попрощался и положил трубку.
Барбара умела хитрить, изворачиваться, но эти ее заявления Андрею хотелось расценить как порыв чувств. В юности с ней подобное случалось, когда она ночью прибегала в офицерскую гостиницу, подкупала часового сигаретами и, если удавалось, пробиралась к Хортову в комнату. Если нет, то, бывало, ночевала в комендатуре под замком…
После разговора с законной женой он сразу же ощутил желание борьбы: это было ее самым главным недостатком — умение или страсть подавлять всех окружающих, и чем ближе был к ней человек, тем больше он страдал от ее напора и власти. Совместная жизнь у них не получилась лишь по этой причине: мужа, друзей, партнеров — всех она видела у себя под каблуком.
Даже вольные переводчики долго не выдерживали…
Он смахнул навязчивый образ Барбары и с ужасом услышал, что телефон снова зазвонил.
— Я слушаю вас, — по-немецки сказал он, ожидая нового потока признаний.
— Господин Хортов, с публикацией статьи о смерти Кацнельсона вы поступили весьма легкомысленно, — голос был мужской, незнакомый и по своему тону напоминал тихий, журчащий рык дремлющего льва.
— С кем имею честь? — он глянул на гардину и пошел в ванную.
— Ваш читатель, — был ответ. — В завтрашнем номере следует напечатать опровержение. Но не навязчивое. В форме пояснений автора, что факты, описанные в материале, вымысел. Убедите редактора в необходимости такого действия.
— Это что, пожелание? Или рекомендация?
— Читательское мнение, — неизвестный положил трубку.
Хортов тоже отключился и секундой позже понял, что сделал глупость и не воспользовался определителем номера. Если это был не розыгрыш, то определенная угроза, звучащая мягко и жестко одновременно.
И номер мобильного телефона откуда-то узнали…
В голову почему-то сразу пришел адвокат Бизин и просьба Кужелева позвонить ему. Сейчас было самое время.
Адвокат оказался на месте, то есть в обществе «Сохнут», и звонку обрадовался. Но голос в трубке никак не походил на львиный рык.
— Собирался вам позвонить! А вы тут как тут! Это не случайно, господин Хортов!
— Совпадение интересов, — обронил он.
— Прочитал вашу статью и должен сказать, замечательно! Замечательно, мой дорогой! Когда выйдет продолжение?
— Продолжение следует, — сухо отозвался Хортов. — Виктор Петрович, почему вы скрыли от меня происхождение исчезнувших акций?
На том конце пауза длилась три, но выразительных секунды.
— Хотите поговорить конкретнее — приезжайте ко мне в Переделкино. Собственно, поэтому я и хотел звонить. Для вас есть очень важный разговор. Место у меня подходящее, природа, тишина и полное отсутствие чужих ушей. Жду через два часа.
Он не ждал такого оборота и в первый миг ощутил провал времени — еще не успел осмыслить звонок с угрозами, а тут новое предложение, прямо противоположное. Мелькнула мысль позвонить Кужелеву, сообщить или спросить совета, но это было бы слишком уж не самостоятельно.
— Сегодня не могу, — Андрей решил выдержать паузу. — Ни через два, ни через три. Только завтра.
— Как вам угодно! Буду ждать вас завтра.
Первое, что пришло в голову, — отключить оба телефона и не звонить самому, однако он тут же поймал себя на мысли, что именно сейчас, после публикации, пойдет свежая и неожиданная информация, которую потом не сыщешь. Так оно и вышло: спустя десять минут раздался звонок квартирного телефона.
— Могу я услышать журналиста Хортова Андрея Александровича? — голос был молодой и бойкий, как у секретаря.
— Я вас слушаю, — напористо сказал он. — Но вначале представьтесь.
— Заведующий отделением нейрохирургии областной больницы Клименко.
— А кто дал вам телефон?
— Получил его в редакции.
— Каким же образом? У кого?
