— Документы на автомобиль? — спросил один из них, черный, бесформенный, с каркающим голосом.
— Ничего не хочу, — в ответ вроде бы сказал Андрей.
Рука в перчатке оказалась под мышкой, жесткая и безжалостная.
— Садитесь в машину! Живо!
— Машина сгорела! — он вывернулся и отскочил. — Смотри!
— В нашу садись! — перчатка снова потянулся к Хортову. — Что, крыша поехала?
— Да пошел ты! — он ударил вдоль черной руки, кулак наткнулся на бетонный панцирь.
И в следующий миг увидел, как автоматчик рухнул на асфальт, только бронежилет сбрякал.
Три его товарища, стоящие за остовом машины, слегка ошалели, а потом кинулись к Хортову. Он же отскочил к пожарнику с брандспойтом, нырнул под струю и побежал вдоль улицы.
— Стоять! — заорали вслед, и над головой треснула короткая очередь. Андрей прыгнул в сторону, к черным липам вдоль тротуара, и прибавил скорости. Через минуту за спиной взревел мотор, врубились фары, и в мечущемся свете он увидел собственную тень. Впереди была улица с горящими фонарями, по которой в обе стороны катили машины, слева — бесконечная желтая стена дома. Его выгоняли на чистое, освещенное место, где было не спрятаться, и тогда Хортов выскочил на проезжую часть, перебежал улицу перед самым носом милицейской машины и с ходу залетел в проезд между зданиями. Он слышал нещадный скрип тормозов, хлопанье дверей, а потом дробный стук ботинок по асфальту и замедлял шаг, давал фору преследователям, неожиданно наливаясь радостным азартом опасной игры.
— Ну, суки, давай! — крикнул он, подпустив поближе черные бренчащие фигуры.
Его засекли, и мгновенно разделившись по парам, порскнули в тень домов. Прячась за мусорными контейнерами, Андрей достиг угла, и оттуда, по двору, заставленному машинами, — к соседнему дому. По пути он зацепил какой-то автомобиль, и в гулком дворе завыла сигнализация. И на этот звук, как на маяк, ринулась бронированная погоня. Под шумок он перескочил двор, оказавшись в каком-то переулке, и тут увидел яркий свет милицейской мигалки — вызвали помощь! Затаившись у перил подъезда, он пропустил машину, затем спокойно перешел на другую сторону и оказался у здания, затянутого зеленой ремонтной сетью. Андрей нашел дыру в заборе, поднялся на леса и спрятался под этот занавес.
Хорошо было видно, как черные тени прочесывают дворы в квартале напротив, а в домах, этаж за этажом, вспыхивают окна, должно быть, пошли по квартирам. Скоро подъехал грузовой фургон, откуда посыпались омоновцы в доспехах, разбегаясь по переулку и дворам, — ставили оцепление. Вдоль строительного забора проскочили трое, перекрыли проходные дворы. Андрей выждал, когда у машины никого не осталось, спустился вниз и пошел в тени домов. На освещенном перекрестке маячил милиционер в армейской каске, другой хозяйничал на тротуаре. Перед ними уже скопились несколько автомобилей и группка людей, которых поставили вдоль стены и обыскивали. Хортов резко свернул за угол и чуть не наткнулся на ствол автомата.
— На землю! — успела крикнуть камуфлированная тумба и в тот же миг сама рухнула на асфальт. Слетевшая с головы каска завертелась волчком. Андрей отпнул ее и побежал, но в спину широким веером ударила длинная очередь. Стреляли из положения лежа, по ногам, не прицельно и беспорядочно, скорее всего, чтобы вызвать подмогу. Хортов отпрыгнул под защиту стены и помчался двором, мимо детской площадки — к спасительной стоянке автомобилей, и в этот момент, как ему показалось, кто-то ударил в левый бок, причем так сильно, что Андрея опрокинуло на землю, вниз лицом. Он тут же вскочил, как с низкого старта, в горячке, одним духом долетел до стоянки, под прикрытие машин; лопатку и подмышку с левой стороны нестерпимо жгло, огонь разливался по спине и доставал шею.
А этот автоматчик перезарядился и теперь жег второй магазин, дырявя детские домики, редкие деревья и машины — по ним будто кувалдой стучали. Надолго оставаться здесь было опасно, и, пригибаясь, Хортов пересек остаток двора, свернул в соседний и прибавил ходу. Дышалось без затруднений, значит, легкие целые, но левое плечо и бок наливались огненной тяжестью, немела вся рука, словно пережатая браслетом.
Он бежал без остановок, пока не оказался на пустынной улице, тянущейся под горку. Оглядевшись, он перевел дух, сунув руку под рубаху, ощупал подмышку и бок: скорее всего, пуля задела лопаточную кость и пробила спинную мышцу. За пазухой было мокро и скользко, так что сразу и не разобраться, там сидит пуля, или вылетела. Да и некогда было ставить диагнозы.
Хортов побежал вниз и скоро оказался среди длинных рядов гаражей, притиснутых к железнодорожному полотну — мимо прогремела поздняя, пустая электричка.
Он отыскал проход к рельсам, перескочил через бетонный заборчик и вышел на дорогу, прямую в обе стороны и режущую городские кварталы на две несоединимые части: между ними лежала полоса отчуждения, нейтральная зона, отделяющая мир города и мир пути.
И сразу же появилось ощущение безопасности. Не раздумывая, Андрей выбрал направление и побежал размеренным, через шпалу, небыстрым шагом, как бегал в последний раз только в юности. Пистолет и глушитель в разных карманах застукали по бокам, и он только сейчас вспомнил об оружии. Первой мыслью было выбросить или спрятать, тем более, остался единственный патрон: поймают — разбираться не станут, засадят за хранение и еще пририсуют для верности, что он отстреливался от милиции. Но впереди лежала неизвестная дорога, неясное положение, и не исключено, случится миг, когда пригодится трофей.
Между тем ветер все сильнее холодил окровавленный бок, рубаха прилипла к ране и от каждого движения бил электрический ток, а боль, ставшая пронзительной, достала головы. И почти сразу же утратилось ощущение времени. Хортов несколько раз сбегал с насыпи, пропуская товарные поезда, тем самым как бы отсчитывая часы, пользуясь случаем, пихал руку под мышку и ощупывал рану, и даже при этом не останавливался, продолжал двигаться шагом вдоль полотна. И когда впереди показался освещенный переезд, не сдержался, толкнул дверь кирпичной будки, из окошка которой лился призывный свет.
Большая немолодая женщина, дремлющая у аппарата, вздрогнула, опрокидывая стул, вскочила и попятилась к стене.
— Не бойтесь, — Андрей поднял руки. — Я ранен… Дайте бинт.
Она ничего не соображала, лишь таращила огромные, перепуганные глаза.
— Пожалуйста… Нужно перевязать рану, — он сделал шаг вперед. — У вас должна быть аптечка.
Дежурная на переезде повела взглядом в сторону шкафчика в переднем углу, скорее, автоматически, чем осознанно. Хортов открыл дверцу, вынул коробку из-под обуви и сбросил крышку: в аптечке оказались зеленка, йод, резиновый жгут, какие-то таблетки и две упаковки нестерильного бинта. Он снял куртку, кое-как стащил рубашку и наконец-то увидел рану, точнее, выходное отверстие пули подмышкой, откуда на пол закапала кровь. Перетянуть ее было невозможно, и тогда Андрей распечатал сначала йод, а потом и зеленку — на ощупь мазал рану и даже пытался влить внутрь, после чего стал накладывать повязку.
— Помогите, — попросил он женщину. — Одной рукой неудобно…
Она еще не отошла от первого испуга, а вид окровавленного тела, кажется, вообще поверг ее в страх.
— Господи помилуй… — пролепетала.
Хортов зажал зубами конец бинта и начат обматывать плечо и лопатку. Получалось неровно, и сколько бы не затягивал, кровь все равно сочилась, даже когда он намотал второй рулон. Сверху вылил остатки зеленки, надел куртку, а рубашкой вытер пол и скомкал в руке, тяжелую от крови.
— Спасибо. Не бойтесь меня. Я ухожу.
Через минуту он снова был на дороге и только сейчас обнаружил, что все еще находится в городе: с обеих сторон от полотна светились улицы и маячили очертания темных домов — типичный московский спальный район. Хортов бросил рубашку под откос в кусты и побежал. В забинтованной ране теперь с гулкой болью стучала кровь, и этот ритм было невозможно согласовать с ритмом сердца и бега по шпалам. Полный внутренний дисбаланс разрывал его, сбивал дыхание, деревянил мышцы, и он скоро начал слабеть. Мимо, в обе стороны свистели поезда, и уже не было сил спускаться под откос; Андрей останавливался между путей и пережидал, когда разъедутся составы. Два встречных потока вращали его, как волчок, и
