минуты и посмотреть, что из этого выйдет.
– Эй, а ты нам тут случайно хвосты не крутишь? – осведомился один из компании Ксефона.
Ого, а у Ксефона в приятелях есть один соображающий. Неожиданно. Но ничего, долго не задержится.
– Я?! – искренне возмутился я. – Я ведь первым из класса вышел, а ухожу последним! Вам это ни о чем не говорит? Где я, по-вашему, пропадал все это время? Утрясал мелкие вопросы со своей практикой. А потом Викентий попросил вас разыскать. Уяснили?
Ксефон явно занервничал.
– Ладно, ребята, мне пора. Я побежал. – Он сорвался с места и бросился в школу.
– А вы что ждете? – повернулся я к троим приятелям Ксефона. – Впрочем, я не уверен, что господин Викентий разыскивал и вас. Очень возможно, что его: «куда эти придурки подевались», – к вам не относится.
Через мгновение я разглядывал только спины уносящихся в сторону школы приятелей Ксефона.
– Идиотизм – это навсегда, – прокомментировал я это зрелище. – Но как они точно все поняли. Сразу сообразили, что придурки – именно о них.
Настроение поднялось еще выше. Насвистывая веселый мотивчик, я покинул территорию школы и зашагал в сторону стоянки такси.
Около дома меня дожидался дядя.
– Как все прошло в школе? – поинтересовался он.
– Великолепно! – на полном серьезе воскликнул я. – Только возникла одна проблема. Я рассказал о подслушанном разговоре в кабинете директора. О нашем с ним договоре я благоразумно умолчал. Все-таки дядя ангел. Он может это все немного неправильно понять. Дядя нахмурился.
– Подобное у вас в порядке вещей?
– Что «подобное»? Спор? Конечно. Спор – это же чисто чертовское занятие. Ведь недаром говорят на Земле: «Кто спорит, тот черту душу закладывает».
– Я не об этом, – поморщился дядя. – Думаешь, я не знаю про спор? Помню еще. Я про эту твою проверку. При мне такого не было.
– И при мне. Сам впервые услышал. Но, в конце концов, помешать кому-то выполнить его работу – это ведь чертовски чертово дело. Все нормально.
– И тебе это нравится?
– Ну… я бы так не сказал. Однако это состязание с Ксефоном заботит меня в последнюю очередь.
Дядя задумчиво оглядел меня.
– Ладно, я еще подумаю. Однако все это мелочи по сравнению с неуспокоенной душой. Ты понимаешь, как она страдает? И твой долг, между прочим, помочь ей.
– Помочь ей – это ТВОЙ долг, – возразил я, – который ты просто переложил на меня.
– Ничего, разнообразить свои действия полезно. Не все же вам, чертям, вредничать. Надо что-нибудь и хорошее сделать.
– О да, – скривился я. – Скажи кому, какое у меня летнее практическое задание, так засмеют. Но ладно. Думаю, полезное что-нибудь можно извлечь и из этой ситуации.
– Полезное будет для тебя то, что ты поможешь несчастной душе страдающего человека. Одно это должно заставить тебя чувствовать себя лучше.
– Конечно, дядя, – кивнул я. Не спорить же с ним? И сообщать о пятистах монетах, что я получу в случае успеха своей практики, ему не стоит. – Ты даже не представляешь, насколько я буду удовлетворен, если смогу помочь той несчастной, страдающей душе.
Дядя долго смотрел на меня, но ничего подозрительного в моих честных глазах не разглядел. Поэтому ограничился только кивком.
– Я тебя зачем, собственно, искал. Вот тебе моя визитка. Помощь страдающей душе – дело тонкое. Тебе наверняка может понадобиться помощь различных служб рая. Конечно, по договору, они и так обязаны будут тебе помочь по предъявлению тобой твоего школьного задания, но, думаю, моя помощь существенно ускорит все бюрократические тонкости.
– Вот спасибо! – искренне обрадовался я, пряча визитку.
– И не подведи меня. Я искренне надеюсь, что не подведешь.
Никак дядя тоже с кем-то поспорил, мелькнула у меня ехидная мысль. Впрочем, мысль эта как мелькнула, так и пропала. Ангелы не спорят. Спор – это только чертовское занятие. Скучно они все-таки там живут у себя в раю. Это нельзя, то нельзя. С другой стороны, у нас запретов не меньше. Ладно, у меня сейчас дела поважнее есть, чем проводить сравнительный анализ ада и рая. Времени до начала практики остается все меньше и меньше. Я сердечно попрощался с дядей и поспешил домой. Надо успеть поесть, переодеться и в министерство. А вот дальше уже все зависело только от меня.
– Эзергиль!!! – рев родного братика спутать с паровозным гудком, конечно, можно, но я был уверен, что паровозного гудка у нас в квартире нет. Значит, это был рев именно моего брата, а не гудка. Придя к такому нехитрому умозаключению, я направился в его комнату.
– Да?
– Ты помнишь, что завтра твоей сестре исполняется семьдесят лет?! Ты подарок ей приготовил? Между прочим, осенью она пойдет в первый класс!!!
Я подозрительно покосился на брата. Подобная забота о сестренке слишком необычна для него. Тут я разглядел на его столе записку от родителей. Ага, все ясно. Они накрутили хвост ему, а он теперь отыгрывается на мне. Бла-агородного строит. Однако с подарком действительно стоит поторопиться. Где бы его взять?
Я зашел в свою комнату и задумчиво огляделся.
– О! – я поднял вверх указательный палец. Потом бросился разгребать свои вещи. Где-то со дна последнего ящика шкафа извлек плюшевого чертенка. Поскольку я не слишком много в свое время с ним играл, то выглядел он почти как новый. Только пыль отряхнуть. Вот теперь отлично. На всякий случай я его еще обновил, проведя по чертенку рукой. Вот теперь действительно отлично. Сестренка до этого ящика еще не добралась, так что видеть этого чертенка у меня не могла. Однако чего-то не хватает.
Я почесал затылок и снова оглядел разбросанные по полу вещи. Мой взгляд наткнулся на изорванную куклу школьника. Эту куклу в свое время где-то раздобыл отец и приволок мне. Кукла, конечно, никуда не годится, а вот ее портфель…
Мгновенно оторвав у куклы портфель, я приклеил его к спине чертенка моментальным клеем. Потом достал из ящика миниатюрную записную книжку и засунул ее внутрь ранца, чтобы торчал только уголок, и тоже ее там приклеил. Теперь еще один последний штрих… Оторвав фуражку у игрушечного почтальона, я ее водрузил на голову своего подарка.
– Вот, чертенок идет в школу! – оглядел я свое творение со всех сторон.
Подождав, когда клей просохнет окончательно, я понес его в общую залу и сложил на груде общих подарков с приличествующей случаю запиской. Мама, увидев этот подарок, удивленно охнула.
– Ой, какая прелесть! Эзергиль, где ты купил такого? Там еще есть? Подружкам такого симпатягу подарить бы.
Сориентировался я мгновенно.
– Ой, мама, я последнего взял, там уже нет такого. Чуть ли не из рук покупателя вырвал. Пришлось даже переплатить за него. Но для любимой сестренки ведь старался.
Мама умильно оглядел меня.
– Какой ты милый мальчик, Эзергиль. И как сестру любишь. Я рада, что вы живете так дружно.
Угу, люблю я сестру. Ну, ничего не могу с собой поделать. Очень уж нравятся мне сестры под маринадом. Или под чесночным соусом. Нет, сестренка под чесноком, это перебор. Она и так слишком остра на язык… укоротить бы его немного…
Так, тпру, это не в тему. Увлекся. Но ведь так хочется помечтать…
– Мама, – поспешил я перевести разговор с опасной темы. – Мне сегодня к четырем надо явится в министерство наказаний для прохождения практики.
– Да, – рассеянно кивнула мама, укладывая подарки сестры аккуратной горочкой. – Мне твой дядя уже позвонил. Твой костюм в зале. И перед выходом расчешись, Эзергиль. На твою голову больно смотреть.
Не вступая в спор, я отправился в зал. Отец еще был на работе, так что мне никто не помешает спокойно посидеть у телевизора.
– Эзергиль!!!
Никто, кроме брата, поправился я.
– Да?!
– Тебе не пора еще выходить? Опаздывать в первый день практики - верх неприличия!
Нет, я его просил напоминать мне, когда выходить? А то я сам не знаю. Однако раз уж братик завелся, то не отстанет. Пришлось встать и собраться. Рано, конечно, но лучше по улице побродить, чем выслушивать рев читающего нравоучения брата о том, что он в мои годы… Так и хочется спросить, что раз он такой умный, то почему еще не возглавляет какое-нибудь министерство.
Я собрал все необходимые вещи, которые, как я посчитал, могут мне пригодиться, и вышел из дома. Сегодня начинался первый день моей летней практики.
