смертельно опасен в больших стаях, собирающихся на время Прорыва. К счастью для Города, стандартные распыляемые дезинсектициды типа «ДД-12» вполне с ними справляются.
– Насколько он ядовит? – спросилГлеб, все еще не отрывая взгляда от вывиха обезумевшей эволюции.
– Прилично. Три-четыре полноценных укуса могут повлечь летальный исход. После интоксикации жало остается в ране, подобно пчелиному, а бабочка умирает. Так что один метабражник не так уж опасен. Прошлой весной, до того как я выменял у кочевников репеллент, меня кусали не меньше семи раз. Не подряд, к счастью,
– И каковы были последствия?
– Собираешь информацию? – усмехнулся Сергей. – Ну-ну, шевалье. Последствия.., ничего хорошего. Жар, чесотка, нечто среднее между лихорадкой и сильной аллергией, терпеть можно, но первый раз было тяжело. Потом выработался иммунитет или, скорее, привычка. Ты, Глеб, если надо, можешь забрать копии моих лабораторных дневников, там много чего записано. Может, вам пригодится.
– Спасибо, обязательно заберу. – Глеб движением пальцев сломал метабражнику крылья и, уронив его на пол, быстро размазал подошвой ботинка. Брезгливо скривившись, он долго оттирал испачканную пыльцой руку о свои черные джинсы, оставляя на них жирный белесый след.
Они долго лежали в темноте без сна. Молча, думая об одном и том же, глядя в светлеющее небо за окном. По крыше барабанил дождь.
– Что они сделали с нашим миром? – прошептал один из них.
– Этот мир никогда не был нашим, – ответил ему другой. Первый промолчал. Да и что тут было говорить?
Под утро температура опять упала, и ночные лужи схватились хрустким ледком. На окнах дома и стеклах «Прометея» намерзли витиеватые белые узоры. В обжигающе зимнем воздухе далеко разносились обиженные голоса продрогших птиц. Особенно старалась горластая кукушка, отсчитывая неведомо кому поистине Мафусаиловы годы.
– В этом ящике консервы и сухие армейские рационы, – сказал Глеб. – В том, что с синей полосой, сигареты и… Да что с тобой такое?
– Голова, – простонал Сергей, бледный этим утром, как шлейф подвенечного платья. – У тебя что, совсем похмелья не бывает?
– Совсем. – Глеб вынул из джипа очередную большую коробку и без всякого видимого усилия понес ее к дому. – Полисахаридные батареи, дружище, новое поколение биологических источников питания. Я расщепляю алкоголь, растворенный в крови, и извлекаю из него энергию. Или что-то в этом роде. Никогда не был силен в теории.
– Практик, – буркнул Сергей. – Теперь ты, должно быть, заряжен по самую макушку. Послал господь собутыльничка…
– Не ворчи, – рассмеялся Глеб. – Проверь-ка лучше во-о-он тот ящик, там под консервами припрятан небольшой подарок. Не знаю, правда, как ты к этому отнесешься.
– Какой ящик? Этот?
– Да, он самый.
У подарка был гладкий матовый кожух, скошенный приклад и длинный вороненый ствол. Отдельно к нему прилагался головной дисплей прицельного устройства и сорок коробок патронов.
– Это штурмовая гаусс-винтовка, изготовленная оружейным цехом Ермолова. Орден заказал у него целую партию для своих кнехтов, мне вот случайно перепала одна. Встроенный тепловой визор и процессор обработки получаемого изображения, картинка настолько четкая, что при стрельбе через стену можно вести выборочный огонь по внутренним органам.
– Это замечательно, – сказал Сергей так, что Глеб разом осекся и замолк. – Надо думать, ты столкнулся с определенными проблемами при ее вывозе?
– Не с очень большими. По договору с Городом наши люди контролируют все ключевые участки Форсиза, в том числе и пропускную зону. Я говорил тебе, положение Ордена упрочилось.
– Говорил. И это тоже, я считаю, замечательно. А если Орден победит на этих выборах, ты мне приволочешь установку залпового огня? Или, как ты говоришь, что-то в этом роде?
– Эй, эй, не надо на меня бросаться. – Глеб поднял руки. – Я подумал, что тебе может потребоваться нечто поувесистей твоего антиквариата, Чтобы дожить до этих выборов.
– А, это ты решил подстраховать меня на тот случай, если я все-таки откажусь возвращаться? Не стоило, Глеб, не стоило. До сих пор я прекрасно справлялся при помощи антиквариата.
– До сих пор тебе угрожали звери, а не люди, – сказал Глеб, и на этот раз Сергей не нашелся что ему возразить.
Перед самым прощанием Сергей сказал:
– Вот еще, к нашему разговору о бабочках. Той весной я заметил, что после каждого нового укуса они нападают на меня все менее охотно. Вчера я специально пустил бражника в комнату, чтобы посмотреть, кого он попытается ужалить. Бражник выбрал тебя.
– Шансы были 50 на 50. Случайность, не более.
– Возможно. У меня есть одна интересная теория на этот счет, но она еще недостаточно оформилась, чтобы ею поделиться.
– Приятно слышать, что ты опять говоришь как ученый, а не как дикий лесник, дружище. Еще раз повторяю, в Городе ты можешь с куда большим комфортом продолжать свои исследования. Жить, как прежде, наукой, а не добычей звериных шкур.
– Прежними нас уже не сделать, – ответил Сергей. – И меня не заманить больше жизнью и исследованиями для общего блага. Оно, это благо, почему-то всегда достается не тем, кому должно. Прости, уж лучше я буду честно валить зверье и сдирать с него шкуру, чем эту шкуру потихоньку спустят с меня под самым благовидным предлогом. Один раз это с нами уже случилось, второго я не хочу.
Глеб, ничего не сказав, полез в машину.
Тягостно вздохнули сервомоторы, и ворота – метровой толщины бронированная плита – поползли в сторону, открывая размеченный красными вешками проезд через минное поле. Спаренные «Дрозды» на сторожевых турелях синхронно развернулись, чтобы при необходимости осуществлять прикрытие.
Необходимости, к счастью, не было. Степь набирала силы перед осенним буйством и не спешила гнать своих неокрепших детей на обновленный Форсиз. Все было спокойно.
– Ты твердо решил остаться?
Глеб изобразил подобие кивка, насколько это позволялось «доспехам». Он специально подгадал так, чтобы сегодня выйти в патрулирование пропускной зоны, проводить их до самой границы.
– Зачем это тебе? – спросил Сергей, – К чему этот средневековый антураж, помноженный на сверхсовременные орудия убийства? Если не хочешь уехать, так брось все. Не дай опять втянуть себя в их кровавые игры.
– Ворота, – сказал Глеб, – мы не имеем права долго держать их открытыми.
– Нет, ты все-таки ответь. Ответь, и я уеду. Зачем тебе все это?
– Это мой долг.
– Долг? Перед кем? Перед Орденом? Городом? Людьми?
– Перед самим собой прежде всего. А теперь заводи мотор, Сережа. Счастливого пути.
– Передай это Ире, – сказал он, уже готовясь хлопнуть дверью «Форда». – Я вез специально для нее.
Сергей принял от него и сжал в кулаке старинный увесистый ключ с причудливой резной головкой и множеством выступов и желобков. Сегодня же он повесит его на лампу-колесо.
– Береги себя, – сказал он.
– А ты себя, – Глеб взглянул поверх его плеча на дом. – И Иру.
Он так ни разу и не попросил повидать ее. Знал, что Сергей откажет.
Сергей долго смотрел вслед отъехавшей машине.
