громко вступил в пререкания с официантом. «Я ортодоксальный последователь принципа ахимсы! – кричал он. – Я не вкушаю плоть убиенных животных!» – «Дорогой, это искусственно выращенное мясо», – одергивала его спутница. «Тем хуже! Клонированная подделка!»
«А теперь представь: вместо того чтобы забавляться с этим чудаком, я могу получить доступ к его личному счету. И меньше чем за секунду выкачать оттуда все средства, раскидав их по анонимным вкладам. Не сходя с этого места. Попивая свой коньяк. А на закуску объявить его подругу и его самого в федеральный розыск».
«Но ведь это же преступление», – сказала она очень тихо и очень серьезно. Он улыбнулся ей и пригубил обжигающе терпкий сорокалетний «Hennessy», ровесник этого проклятого века. «Я знаю. Но какая, черт побери, разница?»
– Тестирование завершено, – сообщила Маска. – Замеченные отклонения в пределах нормы, базис-модуль функционирует нормально.
«А я?» – подумал он, но вслух сказал:
– Спасибо, Маска. – Осторожно встал {голова все еще кружилась) и нагнулся, разминая затекшие ноги. – Пока.
– До свидания, Антон.
Он сошел с коврика и, подойдя к стене, потрогал Маску, нет, здесь, в реальности, – маску. Там, по ту сторону грез, она была куда разговорчивей. И у нее не было тонкой линии склейки, проходящей через лоб, переносицу и подбородок.
Во время трехмесячной давности приступа Антон сорвал маску со стены и разбил пополам о спинку стула. «Она кривлялась», – объяснил он Марте. И еще следила за ним в темноте.
Ночью он застал Марту на кухне в слезах. «Я не могу так больше, Антон, – сказала она, больно сжимая его руку. – Я не хочу бояться тебя. Но мне страшно».
Он бы заплакал вместе с ней, если бы умел.
Утром он склеил маску и повесил ее обратно на стену. Зарезервировал столик на двоих в ресторане «Хрустальное небо», где они познакомились два года назад, день в день. Заказал для Марты платиновый браслет у гильдейского ювелира. Он знал, что как ни старайся, ни складывай осколки, ни клей – трещина останется. И только от него теперь зависит, будет она и дальше тонкой, как волос, или разрастется, чтобы однажды стать пропастью.
«Дай мне еще три месяца, – попросил он ее. – И я брошу. Завяжу. Я никогда тебе не врал, Марта. Три месяца, и все. Веришь?» Она сморгнула влагу с ресниц и кивнула: «Верю».
Это было четвертого декабря. Ровно три месяца назад. Если он переживет сегодняшние день и ночь, то сдержит свое обещание. И они с Мартой уедут далеко-далеко и будут жить долго-долго. И счастливо. Как в сказке.
Антон вернулся на медитационный коврик.
– Здравствуй, Антон, – поприветствовала его ожившая Маска. – Как дела?
– Начинаются. – Он невесело усмехнулся. – Оформи заказ через «Срочную доставку». На имя и личный код Василия Шептунова.
– Выполняю…
– Пять противопехотных мин типа «Одуванчик». Адрес доставки: Ядро, сектор Волкова, мотель «Новый Азор», номер 27. Получатель по месту: Василий Шептунов.
– Выполнено. Такси прибыло, Антон. Ожидает на стоянке.
– Хорошо, Маска, спасибо.
Нет, лучше они не будут жить как в сказке, В сказке, где птицы, звери и фарфоровые маски говорят человеческими голосами. Где на улице под фонарем можно повстречать отважного воина, могучего джинна и бестелесного призрака. Где все как в той самой Виртуальной Реальности, откуда он сегодня ночью убежит навсегда.
Виртуальная Реальность, ВР, Мультиверсум – интерфейс между двумя миллиардами персональных базисов, шестью миллиардами выносных и Сетью, содержащей в себе всю совокупность накопленной человечеством информации и сервисов по ее использованию. Величайший массовый обман в истории. Надежда для одиноких. Ловушка для неосторожных.
Говорят, что междулунье – недоброе время. Дескать, в час смены ночных светил особо густым и крепким выходит ядовитый отвар, сами собой слетают с уст вредоносные наговоры и Слова Порчи. И всякий лихой люд и нелюд шастает по узким припортовым улочкам, поигрывая кистенем из китового уса или освинцованной дубинкой. Сладок ночной хлеб, да горька расплата. Скрипят перекладины виселиц на Площади Правосудия, и от скрипа того мурашки по коже, будь она белее снега или зеленее мха.
Но искус разжиться легкой монетой все же посильнее страха, вот и ждут в глухом проулке, пока зайдет Золотая Луна, Светя факелами и звеня алебардами, пройдет квартальная стража. Протопают вслед суровые, с узловатыми кулачищами и расчехленными баграми, ночные рыболовы, пропахшие солью, рыбой и контрабандными специями.
И, наконец, забредет в переулок одинокий прохожий в долгополом плаще и добротных сапогах. Эй, прохожий, медяка не подбросишь?
– Слышь, прохожий, – просипел Губа, – не найдется медяка для нищих братьев?
На нижней его губе, раздвоенной давнишним ударом закованного в сталь кулака, вздулся и лопнул мокрый пузырь. За эти пузыри называли его еще Слюнявый, но втихую из боязни нарваться на «ласточкино перо», с которым Губа управляться был мастер.
– Нам бы с корешами горло промочить, – продолжал он развивать мысль, обозревая хороший, с серебряным шитьем, кафтан прохожего. Потертые, но отменной работы ножны с серебряными же бляшками на накладках, широкий пояс дубленой кожи.
– Нищие братья, – сказал прохожий с отчетливым акцентом чужестранца. – Я слышал, так в вашем городе зовут себя гильдейские воры.
– Вроде того, – вкрадчиво протянул Губа, – вроде того, токмо мы не из гильдейских, мы сами по себе…
– Че ты с ним разводишь, Губа? – раздраженно спросил один из «братьев». – Кровь ему пустить, бляжьему сыну…
– Цыц, – веско сказал Губа. – Кровь – то успеется. Я вижу, господин нам попался благородный, с понятием, послушает он нас, послушает да и сам отдаст, что попросят. А?
Рука незнакомца легла на пояс, в самой близости от ножен.
– Разговаривать нам не о чем, – сказал он. – И отдавать я вам, крысам, ничего не собираюсь. А теперь пошли прочь, пока еще на ногах.
«Братья», угрюмо засопев, двинулись вперед, но Губа, останавливая их, поднял руку.
– Вот ведь как получается, – протянул он. – Да ты сам посуди, нас тут шестеро на тебя одного. Угробим ведь, грех на душу возьмем.
– Смотри, слюнявый, – прохожий откинул полу плаща, вытянул левую руку под неверный свет фонаря и закатал рукав, – внимательно смотри.
– Ухты! – не сдержался кто-то.
Крепкое предплечье чужеземца охватывали семь металлических браслетов с вычурной рунной вязью. Один за другим.
Ровно семь.
– Да-а, – протянул Губа, – это ж совсем другое дело.
И «братья» наперебой закивали. Совсем другое дело. Седьмой уровень – это вам не шутки. Так и в самом деле без головы можно остаться. Пошли, Губа, чего тут стоять.
– Сейчас пойдем. Токмо извиниться надобно перед добрым господином. Слово заветное сказать.
– Оставь себе свои извинения, – оборвал его чужестранец.
– Нет, не по-людски это, – возразил Губа, – без Слова-то. Меня ему бабка моя научила, земля ей пухом. А уж она ей точно пухом, из троллей была моя бабка родом, камня владык и земли. И Слово ее непростое было…
– Замолчи! – заподозрив неладное, крикнул незнакомец и потянул меч из ножен.
