толкают его в нехорошее дело, надо отступиться, вывернуться, но как? Шел, бормотал хмуро услышанную в Масловке прибаску: «Комиссар, комиссар, кожаная куртка! Налетишь на базар — хуже злого турка!»
Повстанцы разбили несколько высланных им навстречу отрядов. Остановить их удалось только с помощью бронелетучки у железной дороги. Двадцать шестого августа большая группа войск, в которую входил и эскадрон Анохина, выступила из Тамбова. Но в том месте, где должны были быть повстанцы, их не оказалось. Войска стремительно заняли Каменскую волость, прочесали ее насквозь — нет мятежников. И на следующий день — спокойно. Прибыл Траскович, объявил Каменскую и прилегающие к ней волости на осадном положении, назначил комендантом Каменского района уполномоченного Губчека, учредил в каждой волости военные трибуналы для наказания участников восстания, предписал произвести суровую революционную расправу с соучастниками бандитов: в течение двух суток в двадцать одной деревне произвести полную конфискацию имущества всех граждан, арестовать всех мужчин в возрасте от шестнадцати до сорока лет и отправить их на принудительные работы в концлагеря. Объявил, учредил, предписал, приказал и посчитал, что с мятежом покончено.
Невесело начали выполнять красноармейцы приказ о полной конфискации имущества крестьян. Эскадрон Анохина был разделен на две части и приступил к аресту мужиков в двух соседних деревнях: Моздочек и Петровское. Детский плач, крики, женские вопли, мольбы, уверения, что мужья их никакого отношения к повстанцам не имели, рвали душу. Злился Анохин, понимал, что среди арестованных большинство невиновных. Огромную толпу понурых мужиков, поглядывающих исподлобья, злобно на взмокшего в своей кожаной тужурке и кожаном картузе Анохина, собрали, сбили в кучу и повели по пыльной дороге на железнодорожную станцию в Ржаксу. Обошли стороной большое волостное село Степановку. И правильно сделали. За селом увидели скачущих наперерез им прямо по полю двух всадников. Подскакали они, осадили коней. Егор узнал бойцов своего эскадрона, из тех, что брали мужиков в соседнем селе. Они должны были впереди гнать арестованных крестьян. Один из подскакавших, взволнованный, отозвал Анохина в сторону. Конь бойца приплясывал на месте испуганно, нетерпеливо, ощерившись из-за натянутых поводьев, громко грыз удила, ронял зеленоватую пену в пыльную траву.
— Банда! — прошептал, выдохнул боец белыми губами, продолжая сдерживать коня. — Мужиков отбили… Наших — кого постреляли, кого в плен… Неожиданно… Окружили… Ахнули…
— Сколько их? — хмуро перебил Егор, поглядывая на толпу мужиков, которые следили за ними, видно, старались понять, о чем речь идет. Некоторые приободрились, подняли головы.
— Сто пятьдесят… не меньше…
— Пешие?
— Есть и конные… но немного…
Егор подумал: если налететь неожиданно, будет паника — отбить своих можно. А что с мужиками делать? Оставить здесь? Но тут же мелькнуло: а если последние полэскадрона потеряет? Но без боя потерять половину…
— Эскадро-он! — заорал Анохин, вытягиваясь в седле. — К бою! — И крикнул в толпу мужиков. — Ждите нас здесь! Вернемся скоро! — Он был уверен, что крестьяне разбегутся. Правда, стояли они на полевой дороге. Степь. Справа ровное темно-серое поле с редкими стрелами озимых. Слева жнивье. Но в полверсте — овраг.
Анохин поскакал по дороге в сторону видневшихся за бугром соломенных крыш села. Скакал рысью, не оглядывался, слышал позади стук копыт. Когда вырысил на бугор и увидел село в низине, выхватил шашку, ударил коня. Он перешел в намет, вскачь, распластался над дорогой. Чтоб взбодрить себя, взвинтить, заорал во всю глотку: «Ура-а-а!» Услышал позади такой же крик, приободрился. На улице села заметались люди, прячась в избы, в катухи, в кусты. Выстрелы хлопали редко, испуганно. Влетели в широкую улицу, крича, поднимая пыль. Куры с истошными воплями взлетали из-под копыт, разбегались в стороны. Пронеслись по улице на площадь возле волостного правления, никого не тронув и, кажется, ни одного бойца не потеряв. Вдали, в конце улицы, клубилась пыль за удирающими всадниками. На площади у коновязи — лошадей сорок. Налет был неожиданный для крестьян: попрятались, бросив коней. Были тут и кони красноармейцев. Егор увидел старика, торопливо семенящего к избе, и поскакал к нему. Дед далеко вперед выбрасывал бадик, опирался на него, суетливо семенил, но ноги не слушались. Он увидел, что к нему скачет всадник с оголенной шашкой, понял, что не уйти со своими больными ногами, остановился и выставил вперед бадик, словно надеялся им защититься. Егор осадил коня, крикнул:
— Где арестованные красноармейцы?!
Дед опустил чуточку свой дрожащий бадик, указал на здание волостного правления и пискнул тонко:
— Вон тамона!
Егор оглянулся — бойцы открывали широкие ворота дома рядом с волостным правлением, выводили красноармейцев. Поскакал к ним. Арестованных было человек тридцать. «Половину выкосили!» — ахнул Анохин. Позже он узнает, что еще одиннадцать бойцов отбились, ускакали в Березовку.
— По коням! Быстро! — крикнул Анохин, указывая на лошадей у коновязи.
Подождал минутку, глядя, как, торопясь, отвязывают, подпруживают, взнуздывают коней красноармейцы, и поскакал назад. Выехал на пригорок, удивился — что-то вроде огорчения почувствовал: мужики были на месте. Только человек шесть, видно, самых отчаянных, бежали по жнивью к оврагу. И то двое из них, те, что отбежали недалеко, увидев эскадрон, повернули назад, а остальные четверо стреканули в овраг. До чего же послушные, до чего же терпеливые!
Но не успел эскадрон подскакать к мужикам, как позади на пригорке появились всадники. Человек сто — не меньше! Остановились, стояли, чего-то ждали. Потом показались пешие с винтовками, с вилами. Многовато.
— Уходим в Каменку! — приказал Егор.
Атаковать их, как и предполагал он, повстанцы не решились.
Каменка была занята восставшими, заняты и прилегающие к ней деревни. Где оврагами, где напрямик по полям — только к вечеру вывел Анохин эскадрон в Сампур, к железной дороге. Здесь узнал, что поднялись крестьяне не только на юге Тамбовского уезда, но и в Кирсановском и Борисоглебском уездах.
В Сампуре на рассвете, помнится, разбудила его стрельба, треск пулеметов, крики. Поспешно оделся, выбежал и сразу попал в паническую суету. Кричали, что Сампур окружают повстанцы. Выстрелы приближались. Кое-как собрал эскадрон и вместе с беспорядочно бегущими пехотными частями карательного батальона стал отступать вдоль железнодорожной линии по направлению к Тамбову. Возле станции Бокино соединился с передовыми частями сводного отряда, выступившего из Тамбова во главе с самим председателем губисполкома. К полудню председатель прибыл в Бокино. Узнал, что Анохин посылал конный разъезд в разведку, вызвал Егора.
Все революционеры были молодыми, горячими, поэтому, помнится, Анохин поразился, увидев в избе на лавке у окна в окружении молодых людей, поскрипывающих кожаными куртками, пожилого человека с узкой бородой, обиженно поблескивающего глазами. Слушал он доклад недоверчиво и все время казался каким-то обиженным, сердящимся на всех за то, что его оторвали от дел, не смогли справиться с мужиками без него, и теперь он вынужден мотаться по полям, ночевать черт-те где среди вшей и клопов. Переспросил насмешливо, когда Егор сказал о приблизительной численности мятежников.
— Аж три тысячи?
— Сам не видел, но разведчики говорят — не меньше. Командуют Богуславский и Матюхин.
— У страха глаза с ведро, — усмехнулся председатель и при Анохине распорядился выслать разведку, чтобы уточнить местонахождение войск мятежников и их численность.
Анохин не знал — подтвердила ли разведка данные его разъезда, но утром сводный отряд выступил и быстрым маршем двинулся навстречу повстанцам. Шли по направлению к Сампуру, чуть восточней. Километров через пятнадцать, неподалеку от села Хитрово, неожиданно были атакованы в лоб большим конным отрядом повстанцев. Едва задержали, отбили атаку, как с обоих флангов поднялись засевшие в оврагах крестьяне. Бежали молча с вилами, топорами, косами. Отбитые конники вновь сгруппировались и пошли в атаку. Осталась от того боя полная бестолковщина, сумятица, резня. Стоит в памяти, как он вертится с конем, отбивается шашкой от седого мужика с редкой бороденкой, который деловито ширяет в него вилами. Лицо у мужика серьезное, словно он выравнивает завершенный стог. Егор
