фотографию сенатора Элия. Вер ничего не говорил, сохраняя показное спокойствие. Фото через пару минут принесли. Как раз в эту минуту дверь в приемной медика напротив распахнулась, и Элий в сопровождении вигила направился к входу в префектуру. Кур-ций ждал, хмуро разглядывая фото. Едва Элий вошел, он подошел и демонстративно приложил фото к голове сенатора. Элий был бледен и небрит, вместо сенаторской тоги — короткая синяя больничная распашонка. Но все равно не узнать его было невозможно.
— В самом деле похож, — нехотя признал Курций.
— Так ты по-прежнему мне не веришь? — насмешливо поинтересовался Вер.
— Я верю в то, что вы, ребята, вляпались в дерьмо. В этом Вер должен был согласиться с центурионом. Курций протянул Элию новенькую форму вигила.
— Придется надеть это, сиятельный. Разумеется, она не так почетна, как тога с пурпурной полосой. Но в округе нет ни одного сенатора, чтобы одолжить у них подходящую одежду. Я, правда, подумывал, не послать ли за сенаторской тогой в театр — у них наверняка должна найтись парочка. Но потом вспомнил, что актеры в этот час спят после вечернего представления и ночной попойки.
— В юности я два года служил вигилом, — отвечал Элий. — Для меня большая честь вновь надеть эту форму.
Курций удивленно приподнял бровь, но тут же спешно принялся листать странички своих записей:
— Итак, что мы имеем? Трое неизвестных схватили сенатора и принялись его пытать. Один из неизвестных оказался наемным убийцей по прозвищу Кир-фокусник. А второй оказался гением. Интересно, чьим?
— Моим, — не особенно охотно признался Элий.
— Как интересно! Разве гений не может узнать, что думает его подопечный?
— Против его воли — нет.
— Что же хотел узнать твой гений, сиятельный?
— Не знаю… Не помню… — Элий запнулся. — Я думал лишь об одном: я должен был не желать говорить… К тому же такая боль… — Элий судорожно втянул воздух и замолчал. На лбу его вновь заблестели капли пота.
Центурион хотел еще что-то спросить, но задумался, глядя на сенатора. Его светлые сумасшедшие глаза сузились, в них мелькнули странные искорки. Когда Курций вновь заговорил, тон его был почти доброжелателен:
— Извини, сиятельный, я перед тобою в долгу. И перед твоим другом тоже. После мерзкой ночи вы оба устали и вам нужен отдых.
Вер снисходительно фыркнул: наконец этот тип вспомнил об элементарной вежливости.
— Да, это было бы неплохо, — согласился Вер. — Поблизости найдется приличная таверна и пара свободных комнат?
Он сделал ударение на слове «пара», но центурион сделал вид, что не понял намека.
— Таверна ни к чему. Здесь недалеко есть прекрасная вилла писателя Макрина. Он обожает гостей из Вечного города. Услышав, что у него хочет погостить сенатор, он будет визжать от восторга. Клянусь Геркулесом, он вас измучит гостеприимством.
Дежурная машина с пурпурной полосой и надписью «НЕСПЯЩИЕ» поджидала центуриона во дворе возле фонтана. Мраморная Нереида с зеленой шерсткой мха на спине выливала воду из треснувшей мраморной раковины. Опять Нереида. Вер смотрел на нее, и в ту минуту показалось ему, что сейчас он вспомнит нечто… Нечто такое…
— Здесь повсюду Нереиды… — услышал он будто издалека голос Элия.
— Ага… Даже наша когорта во Втором Парфянском легионе называлась «Нереида», — сказал Курций.
«„Нереида“ завтра выступает, сынок», — донесся будто издалека низкий женский голос.
Вер вновь глянул на значок ветерана. Если бы его мать осталась жива, она бы тоже носила точно такой же значок. Или все же это была его приемная мать?
Вилла Макрина напоминала дворец — белое здание, украшенное портиком с колоннами, боковые одноэтажные флигели с открытой галереей, под сводами которой расположились статуи.
Курций оставил машину у ворот, и они двинулись к вилле пешком. Вдоль бассейна около сотни футов в длину стояли, тесня друг друга, мраморные нимфы и юные сатиры. Дорожку сплошь покрывала мозаика — спелые плоды и цветы были разбросаны в цветных квадратах, а на белом фоне попадалась то игривая рыжая кошка, то птичка, клюющая зерна. Мозаика была столь совершенна, что в рассеянном утреннем свете и птицы, и кошки казались живыми. Поначалу Вер опасался ступать на их изображения, особенно после того, как из-под ног его с пронзительным воплем выпрыгнула настоящая рыжая кошка — точная копия мозаичной. Ожившая кошка вспрыгнула на плечо обнаженного мраморного юноши и уставилась на незваных гостей бледно-зелеными светящимися глазами.
— Я слышал, что гении иногда обращаются в кошек, — сказал Вер.
— Могу тебя заверить, мой мало походил на домашнего котика, — отозвался Элий.
— Ну кто там еще ходит и болтает, мешая работать! — воскликнул раздраженный мужской голос.
Голос доносился из раскрытого окна. Неслышно ступая, гладиатор подошел и заглянул внутрь. За столом в плетеном кресле сидел человек. Перед ним стояла пишущая машинка, рядом лежала стопка чистой белоснежной бумаги. Массивный чернильный прибор с фигуркой Гермеса украшал письменный стол. Мраморные бюсты Сенеки и Овидия не оставляли сомнений в том, что перед ним сочинитель. Сочинитель был откровенно уродлив, маленького роста, с непомерно большой головой и выпуклым лбом. Под густыми бровями прятались темные суетливые глазки. В прежние времена он мог сделать карьеру мима, теперь же нашел занятие более изысканное.
— Мы помешали? — поинтересовался Курций, подходя.
Человечек подпрыгнул от неожиданности и на мгновение растерялся. Но тут же его толстые ярко- красные губы сложились в сладенькую улыбочку.
— Кого я вижу! Центурион Курций собственной персоной. И в сопровождении гостей! Да еще каких! Гладиатор Вер! Как я рад, что ты заглянул именно ко мне!
— Разве мы знакомы? — несколько опешив, спросил Вер.
— А как же! Любой римлянин знает тебя в лицо! Лучший исполнитель желаний! Твои портреты продаются в лавке книготорговца Вария всего за два сестерция, а скульптуры вышиной в ладонь — за четыре. Я держу одну твою статуэтку в ларарии, боголюбимый Вер, исполнитель желаний.
— А мою скульптуру ты не держишь в доме? — спросил Элий, подходя.
— Конечно, сиятельный! У меня есть твой мраморный бюст работы знаменитой Марции.
— Надо же, а я думал, что Марция изваяла меня всего лишь в единственном числе, — шепнул Элий на ухо своему другу.
— Этим доблестным мужам досталось в ночной переделке, — сказал Курций, прерывая восторженные ахи и охи хозяина роскошной виллы. — Им надо отдохнуть, пока я занимаюсь их делом. Завтра заеду за ними. А сейчас меня ждут. Надеюсь, гостям у тебя понравится.
И Курций направился к своей машине. Как показалось Веру, уходя, вигил бросил на него выразительный взгляд.
— Заходите, друзья, и будьте как дома! — воскликнул сочинитель. — Я работал и как раз писал третью главу новой книги. Да будет вам известно, что я всегда пишу по ночам, отрешившись от дневной суеты. Ночью я беседую с богами. Иногда они подсказывают мне кое-какие забавные мысли. Я только что закончил последнюю страницу и теперь полностью свободен и нахожусь в вашем распоряжении, дорогие гости. Кстати, да будет вам ведомо, что я сочиняю новый библион о Траяне Деции, отце Второго тысячелетия. Теперь, когда мы находимся на пороге Третьего, интерес к истории необыкновенно возрос. Издательства завалили меня заказами. Я был уверен, что они обратятся именно ко мне, потому что им больше не к кому обратиться! — На лице хозяина появилась слащавая улыбка. — Я так польщен. Боголюбимый сенатор явился в дом простого сочинителя! О, как я тронут! Тит Макрин, неужели ты удостоен такой чести? Так что же, сиятельный, ты стоишь подле окна? Пожалуй в дом со своим благородным
