не стоит помнить… все надо забывать немедленно… как только что-нибудь произойдет, надо это немедленно забыть, тогда будет хорошо… все хорошо…»
Что он может помнить? Разве что-то было в прошлом? И что такое прошлое? Тень, на которую приятно наступить. Он сказал об этом вслух. Язык заплетался.
— Вот и отлично, вот и хорошо, — приговаривала Летиция, стаскивая с него тогу. — Зачем ты надел пурпур?
В самом деле, зачем он надел тогу?
— Раз ты ничего не помнишь, значит, теперь ты любишь меня, — шептала Летиция. — Ведь ты хочешь меня? Так? И значит — любишь…
Да, да, он желает ее. А кто она такая? Откуда взялась? Пришла сама или он ее позвал? Может, она девчонка из Субуры и он должен заплатить ей перед уходом? Достаточно ли она искусна в любви, чтобы быть девчонкой из Субуры? Ну, страстности ей не занимать — она целует, жадно впиваясь в его губы, сплетает свой язык с его языком, она царапается и пребольно кусается. Она опрокидывается на ковер и извивается, как змея, она требует все новых и новых ласк как доказательств любви. Но она не особенно искушена для девчонки из Субуры. Она другая. Но откуда? Как попала сюда? Разве он ее любит? Ведь он любит Марцию. И зачем он так напился? Разве пьяный угар может заменить любовь?
«Может»! — стучала кровь в висках.
Его охватило исступление. Пьяный сатир поймал в лесу белотелую нимфу. Едва удовлетворив желание, он вновь приходил в возбуждение. Ласковый зверь, он покусывал кожу, теребил губами соски, ластился, и его ласки заставляли биться в судорогах хрупкое тело нимфы. Ее жалобный вздох выражал то ли наслаждение, то ли боль — не разобрать.
«…Трение известных органов и выбрасывание семени…»
День разгорался, и солнце вовсю светило в окна таблина. Элий и Летти спали на ковре пьяным сном без сновидений.
Он очнулся потому, что кто-то тряхнул его за плечо и сказал нараспев:
— Элий Цезарь…
Элий замычал, не открывая глаз, и поднес руку к голове. Прикосновение вызвало нестерпимую боль. О боги, никогда в жизни он так не надирался.
— Элий Цезарь, — вновь позвал кто-то. Голос был женский. Но не голос Легации. Значит, придется открыть глаза. А так не хочется.
Элий разлепил веки. Прямо над собой он увидел опрокинутое женское лицо. Немолодая женщина склонилась над ним и трясла за плечо. Элий попытался v встать, но не смог — комната опрокинулась, а пол накренился, Элий вновь повалился на ковер. В висок над правой бровью ввинтилась раскаленная игла.
— Я принесу кофе, — сказала женщина. — На кухне кто-нибудь есть?
— Кто-то есть, — Элий спешно прикрыл ладонью рот, сообразив, что от него должно нести перегаром.
Женщина ушла. Во всяком случае лицо ее исчезло Теперь Элий мог разглядеть потолок. На росписи Гек-тор прощался с Андромахой. На заднем фоне высились храмы Илиона, скульптуры и колонны сильно смахивали на римские. Элий подумал, что проигравший Гектор ему всегда нравился куда больше победителя Ахилла.
Элий вновь попытался подняться и опять не смог — в этот раз ему помешала голсх Летиции, что покоилась у него на плече. Летти мирно посапывала, и от нее изрядно несло вином. Отлично! Они спят на ковре в таблице, укрытые — кто бы мог подумать! — пурпурной тогой Цезаря. Хорошо хоть не нагие! Элий повернулся и глянул на хронометр. Стрелки часов указывали полдень! Ну и ну! Еще час назад он должен был начать прием своих клиентов. И что в таком случае делает проходимец Квинт? Надо полагать, тоже дрыхнет! Элий слегка тряхнул Летицию за плечо. Никакого эффекта. Он тряхнул сильнее. Она замычала и перекатилась на другой бок.
— Летти! Вставай! — проорал он ей в ухо. Она скорчила болезненную гримасу и вновь принялась поудобнее устраиваться у него на груди.
— Уходи скорее! — прошипел он. — Ко мне пришли клиенты.
— Ну как же, помню… Двадцать семь штук, — сквозь сон пробормотала она. — Выдай каждому по тысяче сестерциев и отошли подальше. Чтоб не мешали, — она сладко, как ребенок, причмокнула губами.
Элия разбирали смех и злость. Никогда, кажется, он не попадал в столь дурацкое положение. С трудом поднялся — не на ноги, а всего лишь на четвереньки-и попытался отыскать свою тунику. Она нашлась под столом. Одевшись, он принялся придумывать план срочной эвакуации супруги. Добраться из таблица до спальни можно было в этом особняке только через атрий. А там уже собрались клиенты, и — судя по голосам — им давно надоело читать медные доски с перечислением заслуг рода Дециев и выдержками из старинных преданий, а также рассматривать восковые маски и бюсты бесчисленных императоров. Пройти через атрий в своей прозрачной тунике из виссона Летиция никак не могла. Впрочем, она вообще не могла никуда идти. Тут Элий вспомнил, что явился в таблин в халате, а тунику надевал уже здесь. Персидский халат — это выход. Халат нашелся висящим на бюсте Юлии Кумской работы Марции. Марция… Сердце кольнуло, но не так сильно, как прежде. Неужели он когда-нибудь привыкнет и не будет всякий раз вздрагивать от боли? Неужели этот миг наступит? Какое счастье! Он так и подумал: счастье. Счастье — это отсутствие боли, — считают стоики. Когда-то Элий не понимал этого, теперь понял и принял.
Элий подобрал валявшуюся на полу тогу и повесил ее на бюст Юлии Кумской вместо халата. Потом стал искать сандалии, вспомнил, что явился из ванной босиком. Несомненно, этот день будет исключительным днем в его жизни. После очередной неудачной попытки разбудить Летицию он закатал юную беспутную супругу в персидский халат, взвалил на плечо и вышел в атрий, придерживая теплую сопящую ношу одной рукой, а другой держась за стену — боялся, что без ортопедической обуви правая нога может подвернуться и он грохнется на пол вместе с Летти. В атрии дожидались шестеро. Хорошо хоть не двадцать семь.
— Будьте здоровы, — сказал он, ни на кого стараясь не смотреть, на мгновение оторвал руку от стены и тронул щеку.
Вспомнил, что брился после ванны, стало быть утром. Краем глаза заметил улыбку на губах немолодого долговязого человека в очках. Как его зовут? Марк Мессий, кажется… Принял имя патрона, и при этом то подлизывался, то дерзил… Кажется, у этого типа сгорел магазин, а страховки не было. Ну что тут поделаешь? Ничего. Восстановить магазин без денег так же трудно, как добраться с Летицией на плече до лестницы, ведущей на второй этаж к спальням. А вот и перила! Элий вцепился в них и принялся карабкаться наверх. Правой ноги он не чувствовал. Не по ступеням шел, а шагал по облакам.
— Он же пьян, — сказал кто-то внизу.
— Да, я пьян… я пил всю ночь напролет.. У кого есть еще вопросы? — дерзко отозвался Элий, останавливаясь на верхней площадке лестницы и глядя вниз, но никого не видя. Он вообще ничего не видел, кроме голубоватого тумана, что плавал внизу и не желал рассеиваться. Интересно, откуда в атрии туман? Да еще в полдень?
Он толкнул дверь в свою спальню и свалил Летицию на кровать. Комнату Летиции после нападения гениев выкрасили заново, и дверь туда была заперта, дабы запах краски не распространялся по дому.
Элий буквально слетел вниз и вернулся в таблин. Женщина, которая разбудила его, уже была здесь. На столе стоял поднос, и на нем чашка с дымящимся кофе. Элий выпил кофе залпом, обжигая язык и нёбо.
— Табачную палочку? — спросила женщина. Он помнил ее имя: Порция. Он должен был разбирать ее дело первым. Когда-то он сделал ей щедрый подарок, но лишь огорчил ее. Помогать надо тоже уметь. О том, как оказывать благодеяния, римляне написали множество трактатов. Но разве в трактате можно предвидеть все нелепые случайности, на которые жизнь никогда не скупится?
— Я не курю. — Элий вдавил кнопку звонка. Прислушался. Никто не собирался идти.
— Слуги спят, я не стала их будить. — Порция смотрела на Элия с улыбкой. — Помочь надеть тогу?
