— Слушаюсь, сеньора, — сказала она. — Но когда вы предъявите ему обвинения, я окажусь на улице.
Дульсина усмехнулась:
— Когда я схвачу его за руку, у него не найдется времени даже на то, чтобы выгнать вас.
Странный разговор произошел между Рохелио и его бывшей невесткой.
Встретила его Роза прохладно и на вопрос, как она поживает, ответила так, что у Рохелио сразу же возник новый вопрос:
— Ты на меня сердишься?
— Нет, Рохелио, хоть ты и Линарес.
Рохелио начал рассказывать о том, что у него была беседа с братом о чувствах, которые он испытывает… Роза тут же перебила его:
— А что, у твоего брата и чувства имеются?
И Рохелио решил, что с таким человеком, как Роза Гарсиа, надо говорить прямо, без обходных маневров.
— Одно твое слово, Роза, и Рикардо не женится на Леонеле. Он будет несчастен с ней. Я пришел просить тебя о помощи. Мы должны помешать этой свадьбе!
Решительным тоном она остановила его:
— Прошу тебя прекратить это… Ну любила я твоего брата… Прошло! Прошло, как скарлатина у ребенка. — Она помолчала. И неожиданно добавила: — К тому же я невеста другого.
Рохелио остолбенел.
— Розита, невозможно, чтобы это произошло так стремительно!
— А почему? Клин клином!
Рохелио встал со стула, сел, снова встал.
— Значит, ты его и не любила. Она взглянула на него с упреком:
— Уж тебе ли не знать, как я его любила? Да только он одним махом убил мою любовь.
Что на это ответить, Рохелио не знал.
— А чья ты теперь невеста, могу я узнать? — спросил он печально.
— Догадайся сам, — хмуро ответила она.
— Небось этого журналиста, кажется, Эрнесто?.. На этот раз она промолчала.
Федерико только что не целовал телефонную трубку — такое удовольствие ему доставляло слышать этот голосок, то звонкий, когда она смеялась, то с хрипотцой, когда говорила ему, что бы она сейчас с ним сделала, если бы они в эту минуту были рядом.
С этой девушкой он познакомился у своего приятеля Архениса совсем недавно. Она так стремительно и щедро отдалась Федерико, что он потерял голову. Во всяком случае, ему так казалось. И он даже испытывал некоторую гордость оттого, что обнаружил в себе такую способность: терять голову.
Впрочем, очень может быть, что он принимал желаемое за действительное.
— Да, моя ласточка, да, завтра, я обязательно найду время, чтобы мы смогли увидеться, — говорил он. — Я скучаю по тебе, любовь моя. — Услышав шаги Дульсины, он резко сменил тон: — Да, коллега, к сожалению, я не могу больше с вами разговаривать, потому что пришла моя жена. До завтра…
Он взял за обе руки подошедшую к нему и присевшую около дивана на корточки Дульсину.
— Любовь моя, ты пришла не предупредив, но я так рад тебе!
— А вот и я, твоя жена! — с какой-то нехарактерной для нее несколько странной игривостью сказала Дульсина.
— Ты сегодня у меня останешься?
— Разумеется. С сегодняшнего вечера мы будем вместе дни и ночи.
Что-то встревожило его в этих словах.
— Ты какая-то… другая. Что-нибудь произошло? Она улыбнулась:
— Успокойся. Что могло произойти?
Он поцеловал ее. Она взяла его за руку.
— Конечно, у меня есть кое-какой повод для беспокойству.
— Могу я знать, какой?
Дульсина рассказала ему, что вчера с ней говорил Рикардо. Он опять утверждал, что Федерико украл у Линаресов все, что ему хотелось.
— Я надеюсь, ты заступилась за меня?
В вопросе лиценциата сквозила уверенность, что иначе и быть не могло. Дульсина подтвердила, что именно так и было. И опять что-то в ее тоне насторожило его.
— Ты… ты сомневаешься во мне?
— Я совершенно не способна на это? А разве у меня есть основания сомневаться?
— Конечно, нет. Потому-то мне и обидно слышать сомнение в твоем голосе.
Она поднялась.
— Нет, я не сомневаюсь. Если бы я сомневалась, это было бы ужасно для тебя. Окажись Рикардо прав и узнай я, что ты и в самом деле бесстыжий грабитель, я даже не знаю, на что бы я могла решиться.
Дульсина задумчиво смотрела на Федерико, словно и впрямь перебирала в уме возможные варианты расправы с ним.
Роза не ожидала увидеть Кандиду в постели. Конечно, это была больница, но ведь Кандида не была лежачей больной. Однако Кандида жаловалась на свое тяжелое состояние и слабость — следствие перенесенных ею страданий и неудач.
— Я не хочу видеть тебя в таком же положении, в котором я нахожусь теперь, и потому попросила прийти.
Она говорила с трудом. И Роза пересела к ней на кровать, чтобы Кандида не напрягала голос.
— Я хотела поговорить с тобой о тебе и Рикардо. Роза тут же поднялась, вернее, попыталась подняться, потому что Кандида хоть и слабой рукой, но удержала ее на месте.
— Ты должна помешать Рикардо жениться на Леонеле.
— Никому и ничему я мешать не буду, — возразила Роза.
— Разве ты больше не любишь моего брата? Роза помедлила с ответом не больше пары секунд.
— Нет, больше не люблю.
Тогда Кандида спросила, понимает ли Роза, что Рикардо женится на Леонеле не по любви, что любит-то он Розу.
— Да ну его, — сказала Роза просто. — Он для меня все равно что мертвец.
После ухода Розы Кандида дождалась матушку Мерседес и, схватив ее руки в свои, стала доказывать, что она во что бы то ни стало должна побывать на свадьбе своего брата
Рикардо Линареса, потому что ей необходимо увидеть лиценциата Федерико Роблеса.
— Если доктор меня не отпустит, умоляю вас, отпустите меня вы!
Она говорила с таким убеждением, что матушке Мерседес стоило большого труда сказать ей:
— Я бы со всей душой. Но я не могу нарушать предписаний врача.
Мерседес позвала медсестру и рапорядилась, чтобы она сделала Кандиде успокаивающий укол, потому что та чересчур возбуждена. Она обещала Кандиде скоро вернуться и ушла, оставив ее в слезах.
— Я должна, я должна там быть! — повторяла больная.
Наверно, это была их последняя беседа перед женитьбой Рикардо. Рохелио не скрыл от брата того, что сказала ему Роза: у нее появился жених.
— Как ты думаешь, кто это? — спросил Рикардо, стараясь оставаться спокойным.
— Скорее всего, тот журналист, — ответил Рохелио. Понимая, что теперь уже поздно, он больше ни в чем не убеждал брата. Сказал только о своей уверенности в том, что оба они, и Рикардо и Роза, ошибаются, выбирая себе спутников жизни. И должны будут раскаяться в своей ошибке.
— Если я и ошибаюсь в выборе спутницы, то виновата в этом одна только Роза.
— Нет, — решительно не согласился Рохелио. — Вина в этом на нас, Линаресах.
