красной.
Бриджит торопливо вымыла руки и инструменты во втором сосуде, вытерла их о тряпку. Сначала разрезать кожу, отогнуть край, обнажить кость. Маленьким острым ножом она проделала это. Показалась кость. Кровь сочилась в трещины. Следует аккуратно удалить осколки. Но тогда откроется дыра в черепе, мозг совершенно обнажится. Нужно что-то придумать. Что же взять? Дерево? Нет. Кусок кожи размером с ладонь! Чистая кожа! Надо ее прокипятить. Прокипятить и держать в кипятке, пока она не потребуется.
Снова послышался приказ Халдора, и друзья Ранульфа бросились исполнять его.
Кровь потекла сильнее. Брызнула фонтаном.
— Свет! — приказала Бриджит. Халдор поднес лампу ближе. Лицо его стало белым как мел. — Вот отсюда хлещет кровь. — Она перетянула сосуд. Кровь остановилась. Девушка глубоко вздохнула и сунула окровавленные руки в воду. Никогда еще она не имела дела с такими серьезными ранами. Кровь потихоньку продолжала сочиться. Иглой и нитью она стянула кожу. Нить она потом выдернет, если, конечно, это «потом» будет. Теперь осколки кости удалены, кожа стянута, кровообращение восстановлено. Она села и стала смотреть на дело своих рук. Халдор держал лампу. Руки его сотрясала мелкая дрожь.
Бриджит сделала, что могла. Дыхание Ранульфа стало ровнее, или это ей кажется? Оставалось последнее:
— Дайте кожу! — Она оторвала полосы ткани от покрова, перевязала голову Ранульфа, подложив кожу.
Солнце уже зашло. В окна часовни смотрела ночь. «Великий Боже! Благослови мой труд!»
Колени ее подогнулись. Халдор поставил лампу и подхватил девушку.
Бриджит и Халдор сидели подле Ранульфа и смотрели. Огонек лампы метался, освещая мальчишеское лицо. Бриджит взглянула на Халдора. Да, если бы не густая борода и сломанный нос, это было бы то же самое лицо. Девушка вспомнила жестокость Ранульфа и содрогнулась. Но его отец не притрагивался к ней, ни когда ее приволокли на корабль, ни потом.
Она приподнялась и наклонилась к больному. Его дыхание участилось, а кожа покраснела. Жар! После врачевания это часто бывает. Она пощупала запястье и ощутила очень частые толчки.
До реки было недалеко. Но Халдор взглядом запретил ей идти туда. Девушка нашла сосуд с водой, оторвала полосу от одежды. Теперь можно было не заботиться о чистоте. Бриджит смочила лицо и кисти Ранульфа и снова села.
Хотя Халдору принесли постель, ни он, ни девушка не ложились в эту ночь. Бриджит прислонилась к стене, подтянула колени к подбородку и клевала носом. Сны ее были странными и жестокими. Бог-Отец, Конейль и Халдор в одном обличье.
Когда первые утренние лучи проникли в открытую дверь часовни, Ранульф шевельнул левой рукой. А когда солнце поднялось выше, он открыл глаза и попытался что-то сказать. Но язык не повиновался ему, и даже отец ничего не смог понять. Бриджит остановила Халдора, который хотел дать больному питье, и просто приложила смоченную тряпку к пересохшим губам.
Когда Ранульф смог что-то различать, он узнал девушку и беспокойно зашевелился, но затем увидел отца и затих.
— Ему нужно попить, — сказала Бриджит. — Приподними голову и плечи…
— Халдор повиновался, и Бриджит прижала бутыль к сухим губам Ранульфа.
Он был совершенно обессилен и не мог даже глотать. Девушка помогала ему, как ребенку.
Когда ее мать умерла, оставив маленького сына, Бриджит ухаживала за братом. Девушка улыбнулась. Этот человек бил и унижал ее, а теперь он слаб и беспомощен.
Она собрала тряпки и одежду, чтобы выстирать их, бросила взгляд на Халдора, прося разрешения.
— Мой сын жив, — сказал он. — Ты в безопасности. Я распоряжусь. — Руки его тряслись. Под покрасневшими, воспаленными глазами чернели круги.
3
Когда Халдор вышел на улицу, он увидел, что викинги уже расположились на постой: одни — в домах монахов, другие — в походных шатрах. Горели костры. Стояли часовые. Свободные от караула чистили одежду, оружие, играли в кости. Эгиль и Сигурд делили добычу. В часовню принесли вещи Халдора и расстелили постель на полу. Он решил остаться возле сына.
День был хороший. По небу скользили легкие белые облака. Солнечные лучи золотили их. Играли блики на реке. Ветерок шевелил листву деревьев. Слышались крики игроков, к небу поднимался дым костров.
Вскоре пришел Эгиль.
— Как дела? — осторожно спросил он. Халдор был его давним другом.
— Появилась надежда.
— Это чудо! Я видел рану и никак не ожидал…
— Я тоже. Но они знают больше, чем мы, эти западные люди. — Халдор старательно подбирал слова. — Их книги должны быть сохранены. И не трогать ирландку! Никто не должен прикасаться к ней против ее воли. Непокорный ответит передо мною. Передай это всем.
— Даже если Ранульф умрет?
Халдор кивнул:
— Я был неправ, угрожая ей смертью. Слишком напугался. Ранульф жестоко обошелся с ней, но она все равно сделала все, чтобы спасти его. Она сделала, что могла.
И тут же он вспомнил, какой она предстала перед ним впервые, когда Ранульф приволок ее на корабль, после того как с друзьями вдоволь позабавился с ней в лесу. Высокая, стройная, белокожая, медноволосая. Гордый разворот плеч, в глазах — краски и холод зимы. Но позже, в плаванье, этот холодный серый блеск немного смягчился, когда он заговорил на ее языке — спросил, кто она и откуда. Девушка гордо ответила, что она дочь вождя одного из селений вдали от побережья…
Эгиль пожал плечами.
— Как хочешь. Но лучше объяви сам, что она под твоей защитой. Что же нам делать дальше?
Слабость оставила Халдора. Он часто проводил бессонные ночи в море и теперь на миг забыл о своем горе, чтобы вернуться к обязанностям предводителя.
— Что ты сказал? — спросил он. — Вы не знаете, что делать?
— Мы сейчас закопаем монахов, пока они не начали разлагаться, но это не займет много времени. Люди томятся от безделья. Может, нам послать разведчиков поискать что-нибудь для наших богов? Ведь даже храбрейшие из воинов боятся привидений по ночам.
Слова Эгиля не удивили Халдора. Он признал их справедливость.
— Ты самый мудрый человек, какого я знаю, старина, — сказал он. — Я сам поведу разведчиков и буду руководить жертвоприношением.
Хотя он и не боится мертвых монахов, но все же… За Ранульфа и его исцеление… За дом… Ибо что же могло привести его сюда, кроме заботы о доме?
Халдор вернулся в часовню перед заходом солнца.
— Как он?
— Отдыхает, — ответила Бриджит.
Ранульф спокойно спал на алтаре перед изображением Белого Христа, распятого на кресте.
Девушка уложила его на широкую монашескую рясу, вторую свернула и положила ему под голову вместо подушки, а третьей укрыла его, как одеялом. Она и себе постлала монашеские рясы, подальше от его постели. Что будет она ощущать, лежа на одежде убитых соотечественников?
Но тут же радость наполнила его душу. Ранульф жив, Ранульф жив! И сразу он вспомнил о жертвах,
