Коффин добрался до переднего шлюза и нажал «дверной звонок». Наружная створка открылась, и он проскользнул внутрь.
Первый офицер Карамшан встретил его и помог снять скафандр. Другой дежурный офицер нашел какой-то предлог, чтобы не присутствовать на церемонии встречи, потому что однообразие в космосе действовало так же угнетающе, как расстояние и космический холод.
— Ах, сэр. Что привело вас к нам?
Коффин напустил на себя строгость. Стараясь скрыть смущение, он сказал нарочито грубым тоном:
— Мне необходимо видеть мисс Дилени.
— Конечно… Но зачем вам было приходить самому? Я имею в виду телесвязь…
— Мне нужно встретиться с ней лично! — рявкнул Коффин.
— Что? — невольно вырвалось у офицера.
Он попятился назад, ожидая взбучки.
Коффин не обращал на него внимания.
— Положение критическое, — сухо сказал он. — Пожалуйста, вызовите ее по интеркому и подготовьте условия для конфиденциальной беседы.
— Почему… почему… да, сэр. Я сейчас. Подождите, пожалуйста, здесь… я имею в виду… да, сэр! — Карамшан бросился вдоль по коридору.
Коффин мрачно улыбнулся. Он мог понять смущение этого человека.
Установленные им же самим правила, касающиеся женщин, были подобны стали, но сейчас он же сам нарушал их.
Вся беда в том, подумал он, что никто не знает, нужны ли эти правила.
До сих пор в космических полетах участвовало довольно мало женщин, да и то они летали только в пределах Солнечной системы на отдельных кораблях.
Поэтому случая для межзвездного романа еще не представлялось. Тем не менее, казалось само собой разумеющимся, что мужчину, несущего годовую вахту, нельзя было просить, чтобы он не проявлял излишней нежности к спящим колонисткам (или наоборот!). И разве не был процесс приведения в чувство произвольно перемешанных мужчин и женщин потенциально еще более опасным?
Коффин, обдумав все это еще перед полетом, пришел к выводу, что наилучшим выходом из этого положения будет гаремоподобное разделение.
Мужей и жен должны были разбудить в разное время.
Для обычного мужчины мучение — сознавать, что всего лишь в каких-то нескольких метрах от него лежит женщина. Ужасно видеть ее, закрытую накидкой, во время телеконференций (или, может быть, именно маски усугубляли страдания, подталкивая воображение? Кто знал?). Лучше взломать опечатанные двери жилых помещений и холодильных секций, которые скрывали ее. Члены команды, которые несли вахту на женских кораблях, предпочитали возвращаться на свои собственные корабли, чтобы поесть и отдохнуть.
Сейчас, в ожидании Терезы, Коффин подумал сам о себе:
«Благодари Господа, что он надоумил тебя сделать так, и надейся, что Сатана немногого добьется, когда все будут разбужены на Растуме.»
Коффин напряг мышцы. «Никакие правила не помогли бы, если бы в нас врезался большой метеорит, — напомнил он сам себе. — А происшедшее еще более опасно, чем даже такое столкновение. Так что плевать, кто что подумает.»
Вернулся Карамшан и, отдав ему честь, сказал, задыхаясь:
— Мисс Дилени встретится с вами, капитан. Сюда, пожалуйста.
— Благодарю.
Коффин последовал за ним к главному отделению корабля. Ключи от его двери имели только женщины. Но сейчас дверь была открыта настежь.
Коффин так поспешно ворвался в нее, что получился перелет, он ударился о дальнюю стенку и отскочил от нее, как пробка.
Тереза расхохоталась. Она закрыла дверь и заперла ее на ключ.
— Это чтобы не вводить их в искушение, — сказала она. — Несчастные праведники! Прошу, адмирал.
Он повернулся, почти боясь этого момента. Ее высокую фигуру скрывал мешковатый комбинезон, но накидки на ней уже не было.
На его взгляд женщину нельзя было назвать красавицей: курносый нос, квадратный подбородок, да к тому же возраст, в котором незамужняя женщина уже считается старой девой. Но ему нравилась ее улыбка.
— Я… — он не знал, как начать.
— Идемте за мной.
Она провела его по короткому коридору, выложенному плитками с искусственной гравитацией.
— Я предупредила остальных женщин, чтобы они не появлялись. Так что можете не бояться.
Они остановились перед дверьми небольшой спальни, отделенной перегородкой.
В полет разрешалось брать очень мало личных вещей, но Терезе удалось сделать свою комнату уютной с помощью рисунков, приколотого к стене портрета Шекспира, нескольких томов Энкера и микропроигрывателя. На дисках Коффин прочел имена Баха, Бетховена и Ричарда Штрауса — музыкантов, чьи творения можно было слушать бесконечно.
Тереза взялась руками за пиллерс и, кивнув, внезапно посерьезнела.
— Так что за дело у вас ко мне, адмирал?
Опершись на локти, Коффин сцепил руки замком и, укрыв за ними нижнюю половину лица, неподвижно уставился на свои пальцы. Они непроизвольно сжимались и разжимались.
— Я сам хотел бы знать ответ на этот вопрос, — глухо сказал он, с трудом выталкивая из себя фразы. — Я никогда прежде не сталкивался с подобной проблемой. Если бы дело касалось только мужчин, мне кажется, я смог бы справиться с ней. Но сейчас речь идет еще о женщинах и детях.
— И поэтому вы хотите знать точку зрения женщины. Оказывается, вы мудрее, чем я думала. Но почему вы обратились именно ко мне?
Коффин заставил себя смотреть ей прямо в глаза.
— Вы кажетесь мне самой здравомыслящей женщиной из тех, кто сейчас бодрствует.
— Неужели? — Тереза рассмеялась. — Комплимент очень лестный, но почему бы вам не произнести его своим парадным твердым голосом и в придачу не посмотреть на меня своим свирепым взглядом? Чувствуйте себя непринужденно, адмирал.
Тереза по-петушиному вздернула голову и, повернув ее слегка набок, начала рассматривать Коффина.
— У меня к вам тоже есть вопрос. Некоторые из женщин не понимают, в чем заключается спорный вопрос. Я пыталась им объяснить, но ведь я была на Земле всего лишь офицером флота и никогда не отличалась математическими способностями, поэтому, боюсь, я здорово напутала. Вы не могли бы рассказать об этом подоходчивее?
— Вы имеете в виду вопрос разновременности?
— Некоторые из них называют это «вопросом о невозможности возвращения»
— Чепуха! Это всего лишь… Ну, давайте рассмотрим это с такой стороны: удаляясь от Солнца, мы ускорялись при силе тяжести, равной единице. Хотя у нас была возможность набрать большее ускорение, мы боялись это сделать, потому что огромное количество оборудования на борту кораблей было слишком хрупким. Например, холодильные саркофаги могли расплющиться и погубить лежащих внутри людей, если бы мы увеличили ускорение хотя бы в полтора раза.
Хорошо. Чтобы достичь максимальной скорости, нам потребовалось около трех месяцев. За это время мы едва покрыли полтора световых месяца расстояния. Теперь нам предстоит лететь с такой скоростью почти сорок лет.
(Я имею в виду космическое время. Согласно парадоксу временной относительности, на кораблях
