укатывало, выходить и перегонять ее.
Но на этот раз Саша не успел отъехать — из подъезда вышли двое и сели в “девятку”.
Казанцев поставил “ауди”, куда привык, и уже хотел выйти из машины, но почему-то оглянулся на удаляющуюся “девятку”. Почему, ну почему в тот момент ничто не заставило его запомнить номер машины? Было, конечно, темно, но номер-то он мог рассмотреть.
Дверь в квартиру оказалась открыта — не настежь, но и не заперта на замок. Впрочем, Сашу это не удивило — Джейн часто оставляла дверь открытой, даже когда уезжала на студию.
Его насторожил запах. Словно что-то сгорело на плите. Хотя и это случалось с Джейн. Готовить она не умела катастрофически.
— Ди! — позвал ее Саша. — Ты мне пожарила грибы или цыпленка? Скажи сейчас, а то я никогда не разберу, что за угли ем…
Джейн лежала посреди комнаты с простреленной головой…
Следователи долго его расспрашивали. Казанцев не мог говорить, его била дрожь. Он видел убийц. Он только не понимал, почему Джейн сама впустила их — следов взлома не было.
— Это друзья ее прежнего мужа, — только и сумел выдавить из себя Саша.
* * *
Мобильник запиликал в кармане. Черт! Он забыл позвонить Алине. И это точно была она.
— Да!
— Сашка! Что творится! Ты был?!
— Что творится?
— Не знаешь? В Питере поезд метро завалило сто или двести человек.
— Как?!
— Вот так. Ты где?
— В машине. На студию еду…
— Так ты был?
— Был.
— Ладно, потом поговорим…
Питер
У станции поднялся ажиотаж, вызванный появлением кортежа черных “Волг”. Раз “Волги”, — значит, приехал не Хозяин, позволявший себе шестую “ауди”, а его заместитель-патриот. Валера поспешил к полукругу журналистов, где Чак для него забронировал место. Но представителям прессы не повезло: Ломов лишь махнул рукой и прошел за работниками метрополитена внутрь. Журналистов вниз не пустили, и они продолжали терпеливо ждать под противным холодным питерским полудождем-полутуманом, согреваясь кто как мог.
Получасовое ожидание оказалось не напрасным. Василий Палыч изволили произнести несколько пустых слов о тяжелых временах, о росте числа техногенных катастроф, связанных с техническим прогрессом, о человеческом факторе и низкой дисциплине эксплуатационников, об утрачиваемых трудовых традициях славного питерского пролетариата. Обведя строгим взглядом объективы камер, вице-мэр посоветовал не спешить с выводами до результатов работы комиссии, уже созданной по распоряжению Хозяина.
— В подобных ситуациях принято начинать с соболезнования семьям, но вы заметили, что я не сделал этого, — сказал он под конец. — Рано, подчеркиваю, рано соболезновать! С пассажирами поезда, оказавшимися временно изолированными от внешнего мира, поддерживается связь, мы готовим площади для их приема после спасения, где будет обеспечено медицинское обслуживание и горячее питание. Не такие уж катастрофические последствия аварии для встречного поезда, оказавшегося в аналогичных условиях, позволяют нам надеяться на благополучный исход и для этого состава. Сейчас мобилизованы все силы на оказание помощи людям, попавшим в беду. А компетентные органы разберутся, кто и в чем виноват. И хочу на прощание пожурить наших местных журналистов: негоже, господа четвертая власть, узнавать о питерских событиях из Москвы. — Ломов несколько игриво погрозил пальцем.
И в этот момент к нему рванулась старуха с глазами боярыни Морозовой — мать Славки, калеки- метростроевца:
— Что ж ты брешешь нам, боров сытый! Какая там может быть связь, когда людей завалило? Ты же сам это метро чертово строил! Гнали как на пожар, а заполыхало только сейчас! Кто мне сына вернет?!
К ней тут же подбежали дюжие молодцы, один из них огромной ладонью зажал женщине рот, а двое других сомкнули перед ней свои могучие спины, так что ни одна из камер не смогла заснять, как ее тащат в сторону милицейского автобуса.
— Вот в чем проявляется напряженность ситуации, господа, — нашелся Ломов. — Я с пониманием отношусь к истерике этой несчастной женщины и даже с благодарностью. Она напомнила мне, что я не сказал об очень важной вещи. В стрессовой ситуации гражданам крайне необходима психологическая помощь. Мы организовали ее силами врачей районной поликлиники. Так что любой из вас без всякой предварительной записи может прийти и бесплатно получить консультацию или лечение у специалистов. И последнее. Честно признаюсь, что мне не советовали об этом говорить наши компетентные органы. Мне запретил, наконец, об этом упоминать наш уважаемый мэр, но я пойду на нарушение, чтоб исключить подобные безответственные выступления с обвинениями. Короче, есть мнение, товарищи, что в сегодняшнем ЧП прослеживается явный чеченский след.
— Господин вице-мэр, вы имеете в виду взрыв машины Бобошина или аварию в метро? — задал вопрос Никитин.
— Что касается пожара и взрыва в гараже господина Бобошина, то я не о нем. В этом должна еще разобраться милиция. Конечно же я имел в виду метро. Хотя и в первом случае не исключено участие криминальных структур из лиц кавказской национальности. Так что не вижу разницы.
— Разница есть, господин вице-мэр. За Бобошина на кавказцев обидятся лишь его братки, а за метро народ начнет их рвать.
— Не к лицу журналисту пользоваться подобным лексиконом, господин… — Ломов вгляделся в кубик на микрофоне, который держал Чак. — Господин “Дайвер”. Впрочем, я вижу по названию канала, что с русским языком вы не в лучших отношениях!
На полпути к машине Ломова перехватил угодливо улыбающийся Лева. Мужчины пожали друг другу руки и пару минут о чем-то беседовали, после чего вице-мэр уехал, распугивая толпу воем сирены и синей мигалкой.
— Ну что выяснил на правах старого знакомого? — ухватил Валерий за рукав пробегавшего мимо Ильина.
— Зря ты, старик, влез со своим вопросом. Василий Палыч — настоящий мужик. Про вас расспрашивал. Сказал, жалеет, что сорвался. Объяснил, что у него проблема с сыном — загулял парень, вместо того чтоб на юриста учиться.
— Зря, говоришь? Ну-ка нахмурься. А теперь повернись в профиль. Ну точно! Ты!
— Ты о чем, Валер?
— Фоторобот твоего лица кавказской национальности уже висит в милиции — мы заезжали туда, — не моргнув глазом загнул Никитин. — И брови те же, и глаза. А уж шнобель!..
— Вот видишь — шнобель! Какой же я кавказец?
— Так ментам все равно. Лишь бы черный да носатый был — схватят, вломят, потом уже разберутся. А на улице еще и пьяные блондины добавят. Вот почему я влез. Лева, — сказал на прощание Никитин.
— И чего ты высунулся? — проворчал Виктор, когда они сели в машину. — Теперь кислород нам перекроют.
— Ничего, ничего. Это я им немного дыхание сбил, как в боксе. Пусть чуть подергаются, — глядишь, и откроются слегка. Чую я, что эта авария неспроста. Старуха-то какая попалась! А насчет кислорода ты
