Позволите?
— Задавайте, — хмуро согласился вице-мэр.
— Вы сейчас выйдете к этим людям на площади? Если да, то что вы им скажете?
— Ну что я могу им сказать? — Ломов начал тянуть время, соображая, как ухитриться сгладить впечатление от своего фиаско. — Попрошу прощения за то, что мы не уберегли их близких. Расскажу, как идут спасательные работы — а они идут днем и ночью! Призову надеяться и ждать. Никто не знает точно, что там, под землей, произошло. Никому не известно, кто погиб, сколько погибших. Нет у нас свидетелей — ни живых, ни мертвых. А пока не найдены тела, надо надеяться. Вот у меня сын Антон, шалопай этакий, — улыбнулся Ломов, желая на прощанье разрядить обстановку, — третий день где-то с друзьями шляется, но я не впадаю в панику. Придет — поговорим. Так и этим людям нужно настраиваться. Рано еще кого-то оплакивать.
— А что вы можете сказать по поводу гибели спасателей?
— Все, господа, спасибо за внимание…
— Почему не пригласили зарубежных специалистов? Приедет ли президент? — загалдели журналисты.
— ..Пресс-конференция закончена.
— Вы говорите — нет свидетелей? — поднял руку Никитин.
— Нет, нет свидетелей, — уже сходя с подиума, бросил Ломов.
— Вы ошибаетесь! Свидетели есть. Гам смолк в ту же секунду.
Валерий взмахом руки пригласил Дениса и Наташу из последнего ряда.
Они двигались по проходу в полной тишине и раздавали журналистам фотографии, которые сразу пошли по рукам. Последнюю пачку они молча положили перед Ломовым — он так и не сошел с подиума.
Вице-мэр взял снимки, стал перебирать и вдруг застыл над одним из них.
— Это… Это откуда? Это что? — залепетал он растерянно.
— Из тоннеля, — хрипло ответил Денис. Ломов посмотрел на него невидящими глазами.
— Антон, это мой Антон… Вы его видели? Это правда? Антон… — повторял вице-мэр, вглядываясь в жуткое изображение торчащего из стены вагона торса желтоволосого парня с проколотой бровью.
Денис опустил голову, словно был виноват перед этим человеком на трибуне.
Ломов наконец оторвал взгляд от фотографии и посмотрел в зал.
— Что я скажу людям? — произнес он. — Я знаю, что им сказать! Я скажу все!..
Москва
В приемную Гуровина в сопровождении двух охранников и секретаря вошел видный российский политик, лидер партии трудового народа “Муравей” Олег Булгаков.
— Здравствуйте, девушки, — поздоровался он с секретаршами и одарил их широкой улыбкой. На лицах его свиты не проступило никаких эмоций.
При всем обаянии Булгакова было в его лице что-то неприятное, отталкивающее. То ли холодные глаза за толстыми стеклами очков, то ли чересчур узкие и жесткие губы.
— А что, Яков Иванович очень занят? — поинтересовался он.
— У него Галина Юрьевна, — с готовностью откликнулась Люба. — Я доложу…
— Да уж, будьте так любезны, — попросил Булгаков, откровенно разглядывая стройные Любины ножки.
Девушка одернула юбку, отворила дверь в кабинет.
— Какого черта! — рявкнул оттуда раздраженный голос Загребельной.
— Из-з-звините. — От волнения Люба стала заикаться. — Т-там г-господин Булгаков приехал…
Галина Юрьевна вскочила со стула, поправляя прическу. Выражение ее лица сделалось сладеньким. К удивлению Любы, Гуровин остался сидеть.
— Олег Витальевич! — пропела Загребельная, выплывая в приемную. — Вы так неожиданно…
Булгаков галантно приложился к ее пухлой ручке.
Галина Юрьевна взяла его под локоток и подтолкнула к раскрытой двери кабинета. За Булгаковым прошествовал его секретарь с папочкой в руке. Охранники сели на стулья по обеим сторонам входа в приемную.
Булгаков сразу отметил, что Яков Иванович встретил его не так радушно, как обычно. Нет, руководитель “Дайвер-ТВ” был по-прежнему гостеприимен, мил и любезен, но в поведении его появилось нечто, что давало повод для размышлений. Например, он даже не встал из-за стола, чтобы поздороваться с Олегом, — просто протянул руку поверх своих бумаг. Булгакова неприятно поразил и тот факт, что Гуровин пригласил его сесть за приставной столик, а не расположился вместе с ним на мягком диване у окна. То есть, сделал вывод гость, Яков сегодня соблюдает дистанцию. Это о чем-то говорит.
— Не ожидал вас сегодня увидеть, — сказал Яков Иванович, доставая с полки бутылку коньяка.
— Странно, — пожал плечами Булгаков. — У меня сегодня прямой эфир. Встреча с Казанцевым. Брови Гуровина удивленно поднялись.
— Вот как? — Он взял со стола рабочий график, просмотрел его, близоруко щурясь. — Действительно. — Разлил коньяк.
Галина Юрьевна жеманно, двумя пальчиками, взялась за короткую хрустальную ножку:
— За встречу, — произнесла она. Гуровин лишь чуть пригубил из своего бокала, взглянул на секретаря политика:
— Вадим, угощайтесь.
— На работе не пью.
— Нуте-с, как ваши дела? — поинтересовался Яков Иванович у Булгакова.
— Какие могут быть дела, Яков Иванович, когда правительство жирует, а народ умирает от голода. Езжу, встречаюсь с избирателями… Теперь вот с вашей помощью изложу программу ” интервью. Кстати, нужно подготовить и разместить в эфире рекламный ролик.
— Естественно, — с готовностью отозвалась Галина Юрьевна.
А Яков Иванович сделал такое лицо, будто собирался вот-вот заплакать.
— Мы конечно же все для вас сделаем, — сказал он страдальческим голосом. — Только, к сожалению, Олег Витальевич, вынужден сообщить вам, что расценки на производство поднялись.
Загребельная чуть не выронила бокал с остатками коньяка. Она бросила на Гуровина выразительный взгляд, но Яков Иванович, увы, его не поймал.
'Вот оно в чем дело”, — подумал Булгаков, а вслух произнес:
— На сколько?
— На много, — грустно поведал Гуровин. — Вдвое.
— Что? — Булгаков такого не ожидал. — Даже для меня?
— Даже для вас, — подтвердил Яков Иванович. — К величайшему нашему сожалению, мы вынуждены отменить для вас льготные тарифы.
У Булгакова внутри все кипело, но внешне он оставался спокойным. Ай да Яшка, ай да старая лиса! Ему что, мало перепадает?
— Вам что, не хватает? — прямо спросил он. Яков Иванович даже покраснел от обиды:
— Как вы можете так говорить, Олег Витальевич! Я ведь не о своем животе, о канале пекусь!
— А разве я мало сделал для студии? — сузил глаза Булгаков. — Разве не я отстегивал перед каждым праздником премии для сотрудников — по вашим, Яков Иванович, слезным просьбам? Разве не я помог приобрести часть аппаратуры по смешным ценам? А бензин за копейки?
— Вы, — преданно заглядывая Булгакову в рот, выдохнула Загребельная.
— Вы, Олег Витальевич, — вынужден был согласиться Гуровин. — Мы вам благодарны. Но ведь, если мне память не изменяет, мы тоже в долгу не остались?
— Прекратим этот разговор, он мне неприятен, — отрезал Булгаков. — Сколько я должен за
