свеклу. — Что ты себе позволяешь?
Яков Иванович, напротив, внешне был совершенно спокоен.
— Галя, — почти ласково сказал он, дождавшись кратковременной паузы в гневном монологе заместительницы. — Я получил возможность не прогибаться перед каждым дерьмом, и я ее с удовольствием использую.
— Какую возможность? Какую возможность?! — схватилась за голову Галина Юрьевна. — Яков, ты еще ничего не получил! Где они, твои акции, покажи мне их! Где мой пакет, который ты мне пообещал? Где? Я хочу подержать его в руках!
— Скоро подержишь…
— Яша, Яша, ты же знаешь Тимура и всю эту публику. Сегодня у них одно, завтра — другое. А ты так разговариваешь с Олегом Витальевичем! Ты сук рубишь, на котором сидишь.
— Успокойся, все будет хорошо.
— Ничего не будет! — истерически выкрикнула Загребельная, и ее мощный подбородок задрожал. — Ты вас убиваешь собственными руками, — сказала она срывающимся голосом. — Только-только начали налаживать с Булгаковым отношения после истории с этой американкой, только-только все стало входить в привычную колею — и вот… Я вчера так порадовалась, что ты поставил на место этого Крахмальникова, ну, думаю, наконец порядок наступит… Нет! Ему вздумалось погрызться с самым нашим надежным спонсором!
— Знаешь, что говорят англичане? Не клади все яйца в одну корзину. Ты.., как бы это помягче, Галя, ты провинциальна, что ли…
— Я?! Теперь я уже и провинциальна?!
— Да. Что ты зациклилась на этом Булгакове? Найдутся другие спонсоры. Мы еще не до конца Газпром раскрутили, израильские партнеры просят разрешения открыть спутниковый канал на нашей базе…
— Они просят? Это ты их просишь!
— И что? Они соглашаются.
— Яков, ты нас в гроб загонишь!
Она отвернулась к окну и всхлипнула. Гуровин глядел на ее круглые вздрагивающие плечи, и у него не было ни малейшего желания подойти и утешить свою верную подругу.
Галина Юрьевна утерла глаза, подкрасила помадой губы, поправила на груди блузку и повернулась к Якову Ивановичу. Вид у нее был трагический.
— Что ж, — произнесла она. — Я тебя предупредила. Случится беда, на мою поддержку не рассчитывай.
И гордо зашагала к двери.
— Вернись, — тихо сказал Гуровин. — Что ты тут понакалякала? А? Что это? — Он взмахнул листком со списком на сокращение.
Загребельная вернулась.
Яков Иванович жирно красным карандашом вычеркнул из “черного списка” вторую секретаршу, режиссера Игоря Червинского, занес было руку над фамилией редактора отдела рекламы и маркетинга Макаровой, но подумал и оставил как есть. Загребельная заглянула в список:
— Я категорически настаиваю на том, чтобы сократить одну единицу секретаря. И от Червинского проку никакого.
— Я же сказал — нет! — громыхнул Гуровин и стукнул ладонью по столу. — И закроем эту тему.
— В таком случае, — сказала Галина Юрьевна, гневно раздувая ноздри, — если здесь действует авторитарный стиль руководства, если с моим мнением не считаются, я пишу заявление об уходе. — Она выдержала паузу, ожидая реакции Гуровина.
— Как будет угодно, — сухо откликнулся Яков Иванович. — Люба! — позвал он, когда дверь за Загребельной с грохотом закрылась.
На пороге выросла хорошенькая секретарша.
— Булгаков здесь еще?
— Сейчас узнаю.
Она исчезла в приемной, связалась со студией, снова заглянула в кабинет:
— Нет. Только что ушел.
— Очень хорошо, — потер руки Гуровин. — Принеси-ка мне чаю…
Люба отправилась выполнять просьбу шефа. В приемную, как-то потерянно озираясь, вошел Крахмальников, взялся за телефонную трубку.
— Как у нас милиция? — спросил он.
— Милиция? 02, — ответила Люба. — А что случилось, Леонид Александрович?
— Там.., это… — Крахмальников неловко показал на дверь. — Убили.., э-э…
— Кого? — выронила чашку с горячим чаем Люба.
От этого звука Крахмальников словно очнулся. — Всех! Всех!!! — задыхаясь, прокричал он. Всех поубивали! Всех четверых!
Москва
За дверью по-прежнему было тихо.
Алик дунул на дуло пистолета. Братан оторвался наконец от Антона и на цыпочках приблизился к Тичеру. Некоторое время они стояли молча, прислушиваясь к тому, что творится снаружи. Потом бритоголовый тихонько потянул на себя дверную ручку.
Все дальнейшее Антон видел урывками.
Не успела отвориться дверь, как ребята в масках, лежащие на полу в коридоре, открыли такой шквальный огонь, что Алика и братана изрешетило, как сито.
Антон зажмурился, прощаясь с жизнью, потому что пули так и свистели по комнате, а когда открыл глаза, увидел родное лицо Захарова и завизжал от восторга. Прямо на него была направлена камера оператора Ивана Афанасьевича.
На полу хрипел Элегантный — Алексей Учитель.
Тима ошибся, Алик не собирался его обманывать. Он нашел Казанцева и организовал покушение на Булгакова.
Но теперь это было уже неважно. Тичера увезли, оставив только обведенный мелом контур его тела на полу.
— Да, блин, история, — почесал в затылке Альберт. — А мне нужно было этого самого Алика разыскать…
— Так ты что, не за мной приехал? — разочаровался Антон.
— Откуда я знал, что ты здесь? Счастливое совпадение. Кстати, чего он от тебя хотел?
— Потом скажу. — Балашов красноречиво покосился на спецназовца.
А можно мне позвонить? — встрепенулся Захаров.
— Звони, — пожал плечами человек в маске. Альберт набрал прямой номер Гуровина.
— Ну наконец-то, — донесся издалека сердитый голос руководителя канала. — Раньше нельзя было? Ты же обещал! Ну?! Нашел?
— Нашел, Яков Иванович, и уже потерял.
— То есть как?
— Так. Он умер.
— Не морочь голову, — разозлился Гуровин. — Не до шуток. Тут у нас такое произошло!
— Яков Иванович, он действительно умер. Вернее, его убили.
— Когда?
— Да вот только. Приеду — расскажу. Скоро буду. — И отключил телефон.
Иван Афанасьевич вздохнул.
